Страница 4 из 12
– Мадмуазель, прошу-с прощения, ничего подобного я не имел в виду, просто меня, как джентльмена высоких нравов выводит из себя ваша манерность, любовь к спорам, жеманные жесты и обычная дамская склонность слишком много говорить о всяких пустяках!
Людмила не выдержала, разжала ручку и со слезами в огромных изумрудных глазах отправилась к маме, Зое Витальевне, которая сидела с другими пожилыми дамами и вдовами на изящном мягком диванчике.
– Ах, драгоценная маменька, вы говорили, что я отнеслась предвзято к своему жениху! Как бы не так! Он просто до нельзя заносчивый эгоистичный и чёрствый, я еле выдерживаю его присутствие! Ах, милая маменька, я так надеялась хоть на кой-то интерес с его стороны, но он видит только себя, мне же сейчас продемонстрировал, что жениться только из-за одолжения дяде! Это что-то возмутительное! – начала тихо жаловаться Людмила.
– Ну, подожди, доченька, радость моя, не кручинься, отказать всегда успеем, дай ему ещё шанс… – шёпотом, ласково и с библейской кротостью на смуглом лице и во взгляде карих глаз…
… И тут дирижёр оркестра неожиданно громко произнёс:
– Следующий танец – полька! Ангоже мадам!
Все знатные гости тут же впали в замешательство и были сконфужены по той причине, что этот танец только входил в моду и никто не умел его танцевать, однако честно признать это было бы настоящим стыдом в высшем свете, поэтому все с лёгким испугом стали изображать. Что хотят пропустить этот танец по причине усталости. Все женщины и девушки сразу же заняли мягкие тахты, обмахиваясь веерами, старательно разыгрывая усталость или недомогания от духоты, кавалеры скорее пошли угощаться или играть в карточные игры.
Людмила, конечно, догадалась об истинной причине замешательства. Надо сказать, что, хотя сама Людмила была православной христианкой, как и её родители, жила в России с детства, привыкла к русскому быту и нравам, но у неё в родословной были польские князья. Она изредка просто гостила в Польше у дальних родственников и хорошо знала обычаи не только русских, но и поляков, в том числе она блестяще танцевала польку.
Людмила вышла вперёд вся блистая белизной своего платья с жемчугом и серебряным лавровым венком в белокурой прическе и эксцентрично изрекла:
– Уважаемые дамы и господа, а что это все так резко устали? Может, просто боимся признаться в незнании такого танца?
Какой-то бывалый усатый гусар выкрикнул:
– Мадмуазель, прошу-с прощения за бестактность, но вы как будто умеете польку танцевать!
– Да-с, умею! – воскликнула кокетливо княжна Людмила – Показать вам красоту польки?
Все гости бала оживились, зашумели, стали перешёптываться, аплодировать азартно Людмиле с возгласами:
– Ваша светлость, просим, просим-с, станцуйте!
– А сколько танцевать? – азартно уточнила Людмила.
Народ, явно входящий в кураж, крикнул:
– Полчаса!
Джентльмены дрожащими от восторга руками достали свои карманные часы и дали команду начать…
… Что тут пошло!!! Людмилу будто подменили! От нежной кокетливой игривой девчушки не осталось и следа! Чем сильней нарастали и громкость, и темп, и ритм музыки за полчаса, тем более резкими, эмоциональными, сложными, быстрыми, грациозными, гибкими были движения Людмилы. Будто не просто польку танцевала она, а экспрессивно рассказывала какую-то историю о любви, дружбе, предательстве, радости и боли…
… деревянная жёсткая подошва её обуви так и стучала во время очередного па этой повести, словно это так учащённо стучало её сердце…
… И все гости не могли оторвать восхищённых взоров от танцевального рассказа-исповеди Людмилы, по залу стоял звук восторженного придыхания в такт стуку обуви экспансивной танцовщицы. Никто не смел проронить и слова.
… Евгений стоял рядом с Николя, и молодого человека тоже, словно подменили. Молодой граф дубов нервно теребил пенсне, взгляд его больших, тёмных, как сочные вишни, вежд светился восторгом, светлое, покрытое веснушками лицо Евгения покрылось приятным розовеньким стыдливым румянцем, он с немым экстазом любовался танцем Людмилы, пытаясь разгадать: «Ну, что за историю она сейчас танцует? Эсмеральда? Нет. Может, какая-то польская легенда? Или история любви, известная в литературе? Ромео и Джульетта? Тристан и Изольда? Нет…». Он совсем забыл, что несколько минут назад терпеть не мог молодую княжну, а её жеманство здорово нервировало его…
… Тут из зала раздался ликующий голос того самого бравого усатого гусара:
– Всё! Полчаса истекли! Браво, браво, мадмуазель Варшавская!!!
Гости разразились оглушительными аплодисментами и одобрительными криками:
– Белисимо, мадмуазель Людмила!!!
– Великолепно!!! Брависсимо, вам, сударыня Варшавская!!!
И вдруг тот самый бравый гусар- усач воскликнул:
– Мадмуазель, прошу-с прощения, а можете ещё немного продлить всем удовольствие от такого танца?
…А юная хрупкая нежная Людмила стояла посреди шикарного мраморного бального зала и чувствовала жуткую, просто нестерпимую боль стоп, которые из-за деревянной грубой подошвы стёрлись до крови за полчаса польки. Людмиле казалось, что горячая кровь текла так сильно, что уже перепачкала чулочки и обувь…
Она сделала глубокий вдох, собралась с силами и, не подав вида, весело и мило кокетливо спросила:
– А в обуви или без неё можно-с?
– Да можно и без обуви, сударыня!
– Тогда – громко объявила Людмила с блеском в больших травянистых глазах – Ещё полчаса засекайте!
Гости ахнули и восторженно, почти благоговейно, затихли, Людмила же скинула туфельки, и тут кто-то из кавалеров с джентльменскими часами объявил, что засёк время…
… И всё, снова вместе с быстрой яркой экспрессивной музыкой Людмила начала свой странный танец польку, в бешенном ритме которого она грациозно, в такт музыке, резко, эмоционально, быстро, ловко, во всей силе юношеской экспансивности, рассказывала свою странную танцевальную повесть, будто Кармен…
От восторга все сидели тихо, чуть дыша, как мышата, красивый танец вызвал у русской знати экстаз…
…Только Евгений сейчас помимо бурного восторга испытывал и холодящий ужас от такого танца: он один заметил и кровь на чулочках от стоп и до щиколоток, что и обувь, Людмилы, что стояла в сторонке была окровавлена. Наконец, сама героиня дня оставляла на полу по ходу танца своими окровавленными чулочками следы изящных ножек…
У него в голове так и вертелась мысль: «Как она так может? Ей же ужасно больно! Сколько же в ней силы, если она танцует сквозь боль?!! Зачем? Боже Правый, ничего не понимаю, что со мной происходит, и зачем она так поступила, но лучше отвернусь, потому что не могу видеть, как она преодолевает такую тяжёлую боль!».
… А Людмила продолжала свой прекрасный танец, пока джентльмены не тали восхищённо выкрикивать:
– Всё! Полчаса прошло!!! Брависсимо, мадмуазель!!! Мы все в восторге, ваша светлость!!!
… А Людмила на несколько секунд задержалась, окончила танец прямо напротив Евгения, подошла к нему почти в плотную и смерила молодого человека азартным бойким вызывающим взглядом тигрицы или зрелой страстной дамы своих огромных изумрудных очей…
… Девушка с гневом хотела таким взглядом спросить у Евгения: «Ну, вот теперь у тебя появилась ко мне хоть капля уважения?».
…Постояв так с минуту, Людмила без слов развернулась, тяжело покряхтывая, взяла свою обувь и, опираясь на матушку, отправилась в карету под всеобщие аплодисменты и восторженные крики:
– Брависсимо, мадмуазель Людмила!!! Вы-с превзошли всех!!!
– Браво, браво, ваша светлость, княжна Варшавская!!! Великолепно, сударыня!!!
… Евгений же стоял совсем потерянный, вытирая тоненьким батистовым платочком пот с бледного, украшенного веснушками лица, нервно поправляя пенсне.
– Николя, ты это видел?! – с восхищением в больших глазах-вишенках прошептал Евгений.
– Ну, да,… горячая, темпераментная особа эта княжна, мне понравилась… – протянул вальяжно в ответ Николя, поправляя модную прическу с бакенбардами.