Юленька

По своему обыкновению, Юлий не знал, чего хотел больше, – замять эту историю или все-таки докопаться до правды. Мысли о блокноте не отпускали. Стоило только вспомнить эти рисунки, Юлий чуть ли не заливался краской. Было в этом что-то запретное, извращенное, но и опасное, конечно, тоже. Стоило, наверное, заявить о своей находке куда-то, но, когда однажды он представил себе, как идет в милицию и там рассказывает про мужика с его портретами, это желание тут же отпало. Меньше всего хотелось выглядеть посмешищем еще и в глазах людей закона.

Все эти нервные мысли изрядно портили Юлию жизнь. Он плохо спал, стал раздражительнее, много курил и все больше злился. В этот период Дима стал объектом почти что его ненависти – впервые кто-то занимал мысли Юлия, где раньше был только он сам.

Однако Дима больше ему не попадался, и это злило еще больше. «Скрывается, потому что стыдно», – самодовольно улыбался Юлий, сам понимая, что это определение точно не подходит Диме. Чего-чего, а стыда тот явно не испытывал – даже в тот момент, когда понял, что его грязный секретик раскрыли. Если бы Юлия застукали за чем-то подобным, он бы удавился, а Диме, похоже, было совершенно нормально выглядеть в чужих глазах каким-то извращенцем. Будто за ним стояла такая сила, какую неспособны пробить никакие сплетни и мнения других людей. Юлий так не умел.

Они не виделись недели три, пока не случилась очередная большая пьянка в общаге. Стоял ноябрь месяц – праздничные дни, и уставшие от учебы студенты решили устроить пир. Кажется, у кого-то был день рождения, но Юлий даже тогда не был уверен, у кого. Все просто собрались на общей кухне – алкоголя было много, как и народу. Юлий, к тому моменту уже прочно влившийся в студенченскую общину, тоже пришел.

Сидящего в углу Диму он заметил сразу и даже постарался уследить за лицом, чтобы не выдать ни своего удивления, ни волнения, которое стыдной волной тут же разлилось по телу. Это было так мерзко – дрожать как трепетная девица при виде какого-то мужика, что Юлий сразу решил: пусть Дима только скажет ему что-то – сразу отгребет. Это его, Юлия, территория, так что бояться ему было нечего.

Однако за весь вечер Дима не сделал ничего, за что к нему можно было бы прицепиться. Травил через стол своими темными глазами, бросая тяжелые, но короткие взгляды, так что даже поймать на них его было нельзя.

Сам же Юлий красовался: громко смеялся, умничал, то и дело шутил, пытаясь буквально объять всех присутствующих своим обаянием. Под залихватские крики соседей и однокурсников зачитал Саваша на отличном немецком, выпил пару рюмок водки на брудершафт… Но в очередной раз бросив взгляд туда, где сидел Дима, Юлий обнаружил его место пустым.

Тут же накатило разочарование. Юлий помрачнел, понимая, что весь его разухабистый спектакль не произвел на единственного важного для него зрителя никакого впечатления. Думать о том, зачем было вообще производить какое-то впечатление на Диму и не лучше бы радоваться отсутствию у того интереса к своей персоне, он не стал. Вечеринка тут же показалась глупой, окружающие – недостойными его внимания, а собственное поведение – ребячеством. Юлий быстро свернул разговор с одним незнакомых ему ранее, который сам же начал, и осторожно пробрался к выходу. Возникло острое желание оказаться где-то вне всей этой шумной тусовки, глотнуть свежего воздуха, может, послушать другую музыку – что-то тихое и лиричное.

Он выскользнул в коридор никем не замеченный и выдохнул.

Нужно было определиться, чего он хотел: то ли наведаться к Диме и что-то ему предъявить, то ли закрыться у себя в комнате, то ли нырнуть в унылую питерскую ноябрьщину, чтобы проветриться. Последний вариант обещал выдуть из головы все глупости, поэтому Юлий направился на улицу.

Огонек зажигалки гас все время, пришлось завернуть за угол, чтобы прикурить, а там – семь шагов до злополучной двери. Юлий не смог себя остановить, чтобы не оставить на ней грязный отпечаток подошвы.

Морось сыпала на лицо, от холода стало сводить пальцы, а все тело – мелко дрожать, когда Дима наконец открыл дверь.

– Все красуешься, муркель? – с откровенным смешком поинтересовался он.

– Тебе же нравится! – с вызовом брякнул Юлий, сам не понимая, зачем снова нарывается. – Или что?

Он глубоко затянулся и выпустил струю дыма прямо в лицо Димы.

– Нахрена ты приперся сегодня? – спросил он раздраженно. – И без того тухлый вечерок был.

«Какого хрена я вообще тут делаю?» – отчаянные звоночки буквально орали в его голове, но Юлий всегда был слегка ку-ку – и в хорошем, и в плохом смысле.

– Ну ты отлично изображал веселье, – тихо и будто бы угрожающе отозвался Дима. – Вот только пиздец тебе, и ты это знаешь.

В следующую секунду он резко шагнул вперед, выбил из пальцев Юлия сигарету и, вздернув его за ворот рубашки, затащил внутрь.

Дверь за ними закрылась: Юлий не ожидал, что после сумрака улицы здесь внутри окажется так темно. Повинуясь железной хватке, он слепо шагал вперед и мог лишь дезориентированно махать руками, когда ноги заплетались.

Внутри у Юлия разливалось какое-то мрачное удовлетворение. Будто целью его жизни было доказать, что Дима – неуправляемый псих – и вот наконец доказательство получено. Отчего-то мыслей о самосохранении в этот момент у него не возникло, хотя сама ситуация была, конечно, опасной.

– И что теперь? – нахально отозвался он, когда Дима затолкал его в свою комнату.

– Это ты сам решай, – хмыкнул тот. – Со мной все понятно, я ж дрочила и пидор. Или просто сожрать тебя хочу, – он усмехнулся так, что стало понятно – точно, хочет. – Хрен знает, что ты там еще нафантазировал.

Дима стащил с себя ботинки и только сейчас Юлий с ясностью осознал, что одет тот совсем не так, как он привык видеть. Рабочую робу сменила широкая толстовка с капюшоном и джинсы. Без привычного облачения Дима скинул разом лет пять, став больше похож на обычного человека, чем на монстра из университетской каморки.

Юлий выдохнул, вдруг решив для себя, что ничего страшного не случится. От чего возникла такая, не соответствующая никакой объективной реальности мысль, он не знал, но сразу стало легче.

Он легко прошелся по комнате и уселся на кровать.

– А на самом деле? – он кивнул Диме. – На съедение я не согласен. Есть что-то еще в меню?

– Вкусный хер, – Дима похлопал себя по ширинке.

Юлий сразу подумал – тот нарочно так сделал и сказал: похабно и грубо, чтобы смутить его, и, хоть каждый парень неоднократно слышал такие шутки, это все равно подействовало.

– Ты перепутал, это моя реплика, – не остался он в долгу. – Обычно сосут у меня.

Это было полнейшее вранье. Опыта ни в ту, ни в другую сторону у Юлия не было, но признаваться в таком он не собирался даже под страхом смерти.

Но сейчас страха тоже не было. Вероятно, из-за алкоголя или упрямства ему хотелось докрутить ситуацию до максимума, посмотреть, как далеко могут завести их с Димой взаимные провокации. Впервые в жизни он мог только догадываться об этом.

– Правда? – может, Дима и не поверил ему, но подыграл. – И как это было?

Он сел рядом, неожиданно осторожно чуть сдвинув ногу Юлия в сторону – тот по своей обыкновенной привычке всегда пытался занять как можно больше свободного пространства. Это прикосновение смутило куда больше нарочито пошлых слов, и Юлий немного растерял свою самоуверенность, прежде чем пустился сочинять.

– Всего не упомнишь, – лениво протянул он, откидываясь на кровать, – когда круто, а когда и не очень, сам знаешь, это особе мастерство. Однажды…

Юлий врал вдохновенно. Чего-чего, а болтать на любую тему он любил и умел. Вряд ли кто-то другой усомнился бы в его рассказе, но Дима был не «кто-то другой». В какой-то момент Юлий наконец осознал, что лежит на кровати у предположительного манька и рассуждает о минете. И тут же запнулся и покраснел.

Он завозился, чувствуя себя неуютно под чужим взглядом – пытливым, тяжелым, выжидающим.

– И что было дальше? – поторопил его Дима, вдруг прилаживая ладонь ему на колено – твердо так, без малейших колебаний, чуть сжал и провел снизу вверх, будто поглаживая. Хотя больше это напоминало захват, а не ласку.