В тусклом стекле

– Что это? Кто… где твой хозяин? – бессвязно восклицал Монтегю. – Что, что там… Ради бога, что случилось?

– Боже милосердный, все кончено, – проговорил слуга, кивая в сторону комнаты хозяина. – Он мертв, сэр, ручаюсь, что он умер.

Не дожидаясь дальнейших объяснений, Монтегю поспешил к комнате Бартона. Слуга следовал за ним по пятам. Монтегю повернул ручку, и дверь отворилась. Тут же, издав протяжный потусторонний крик, внезапно сорвалась с дальнего конца кровати зловещая птица, за которой охотился слуга. Она едва не задела в дверном проеме генерала и его спутника, по дороге загасила свечу в руках Монтегю и, пробив слуховое окно, растворилась в окружающей тьме.

– Вот она где, господи помилуй, – шепнул слуга, прервав напряженное молчание.

– Черт бы побрал эту птицу, – пробормотал Монтегю, не сумевший скрыть свой испуг при внезапном появлении совы.

– Свеча не на месте, – заметил слуга после еще одной паузы, указывая на горящую свечу. – Смотрите, ее кто-то поставил рядом с кроватью.

– Отдерни-ка полог, приятель, нечего попусту стоять и глазеть. – Голос генерала звучал тихо, но сурово.

Слуга замешкался в нерешительности.

– Тогда подержи, – сказал Монтегю, торопливо сунув ему в руку подсвечник, приблизился к кровати и сам откинул полог. Свет упал на бесформенную фигуру, полусидевшую в изголовье. Несчастный откинулся назад, стараясь, казалось, вжаться в стенную панель; руки его все еще цеплялись за одеяло.

– Бартон, Бартон, Бартон! – Голос генерала прерывался от волнения, к которому примешивался благоговейный трепет. Генерал взял свечу и поднес ее к лицу Бартона, застывшему и побелевшему. Челюсть Бартона отвисла, открытые глаза незряче вперились в пространство.

– Боже всемогущий, он мертв! – вырвалось у генерала при виде этого страшного зрелища.

Минуту-другую оба стояли молча.

– И уже похолодел, – шепнул Монтегю, потрогав руку мертвеца.

– Смотрите, смотрите, сэр, – содрогаясь, прервал слуга вновь наступившее молчание, – чтоб мне провалиться, что-то лежало здесь, у него в ногах! Вот здесь, сэр, здесь.

Он указывал на глубокую вмятину в постели – по-видимому, след от какого-то тяжелого предмета.

Монтегю безмолвствовал.

– Пойдемте отсюда, сэр, ради бога, пойдемте, – прошептал слуга, схватив генерала за рукав и испуганно осматриваясь. – Ему уже ничем не поможешь. Пойдемте, бога ради!

Тут же послышались шаги: к комнате приближалось несколько человек. Монтегю поспешно приказал слуге остановить их, а сам попытался высвободить из мертвой хватки покойника одеяло и по возможности придать жуткой фигуре лежачее положение. Затем он, тщательно задернув полог, вышел навстречу домашним.

Вряд ли имеет смысл прослеживать дальнейшую судьбу второстепенных персонажей моего повествования; достаточно сказать, что ключа к разгадке таинственных событий сыскать так и не удалось. Ныне, когда утекло уже немало воды после завершающего эпизода этой странной и необъяснимой истории, трудно надеяться, что время прольет на нее новый свет. Пока не наступит день, когда на земле не останется более ничего сокровенного, она пребудет под покровом неизвестности.

В прошлой жизни капитана Бартона обнаружилось лишь одно происшествие, которое молва связала с муками, пережитыми им в его последние дни. Он и сам, судя по всему, рассматривал случившееся с ним как кару за некий совершенный в свое время тяжкий грех. Об упомянутом событии стало известно, когда со дня смерти Бартона прошло уже несколько лет. При этом родственникам Бартона пришлось пережить немало неприятных минут, а на его собственное доброе имя была брошена тень.

Оказалось, что лет за шесть до возвращения в Дублин капитан Бартон, будучи в Плимуте, вступил в незаконную связь с дочерью одного из членов своей команды. Отец сурово – более того, жестоко – покарал несчастное дитя за слабость. Рассказывали, что девушка умерла от горя. Догадываясь, что Бартон был соучастником ее греха, отец стал вести себя по отношению к нему подчеркнуто дерзко. Возмущенный этим, а главное, безжалостным обхождением с несчастной девушкой, Бартон неоднократно пускал в ход те непомерно жестокие меры поддержания дисциплины, какие дозволяются военно-морским уставом. Когда судно стояло в неаполитанском порту, моряку удалось бежать, но вскоре, как рассказывали, он умер в городском госпитале от ран, полученных во время очередной кровавой экзекуции.

Связаны эти события с дальнейшей судьбой капитана Бартона или нет, сказать не берусь. Однако весьма вероятно, что сам Бартон такую связь усматривал. Но чем бы ни объяснялось таинственное преследование, которому он подвергся, в одном сомневаться не приходится: что за силы здесь замешаны, никому не дано узнать вплоть до Судного дня.

Постскриптум издателя

Приведенный выше текст является ipsissima verba[4] рассказа добрейшего старого священника, за подписью которого он и поступил доктору Хесселиусу. Порой он скован, порой многословен, однако, как мне показалось, будет лучше, если я сохраню за собой право уверить читателя в том, что, отдавая в печать манускрипт столь поразительного содержания, издатель не изменил в нем ни единого слова. [Опубликованные бумаги доктора Хесселиуса].

Судья Харботтл

Пролог

Отчет о данном случае доктор Хесселиус сопроводил единственной надписью: «Сообщение Хармана» – и простой ссылкой на свой выдающийся труд – эссе «О внутреннем восприятии и условиях его раскрытия».

Ссылка указывает на том I, раздел 317, примечание Za. В этом примечании говорится: «О поразительной истории достопочтенного судьи Харботтла повествуют два источника: сообщение, полученное мной от миссис Триммер из Танбридж-Уэллса, датируемое июнем 1805 года, и значительно более поздний рассказ Энтони Хармана, эсквайра. Я решительно предпочитаю первый: прежде всего, он подробнее, взвешеннее и, как мне кажется, выдает бóльшую осведомленность; кроме того, в него вставлены письма доктора Хедстоуна – ценнейший материал, помогающий лучше разобраться в природе данного случая. Из всех известных мне примеров открытия внутреннего восприятия лишь очень немногие задокументированы столь же надежно. К тому же данный случай сопровождался феноменом, который встречается настолько часто, что можно говорить о нем как о законе, определяющем подобные странные явления; то есть мы убеждаемся в очередной раз, что подобное вторжение мира духовного в мир обычный бывает, я бы сказал, заразительным. Едва воздействие духовного мира коснулось одного пациента, как возникшая энергия начала распространяться во все стороны, в разной степени влияя на прочих. Раскрылось внутреннее зрение у ребенка, и то же произошло с матерью, миссис Пайнвек, а у судомойки прорезался еще и внутренний слух. Последующие явления объясняются законом, который описан в томе II, разделы с 17-го по 49-й. Возникает связующий центр, который соединяет – или иногда воссоединяет – нескольких субъектов; насколько долго он может существовать, указано, как мы видим, в разделе 37. Максимум составляет несколько дней, минимум – какие-то секунды. Действие этого закона наглядно проявляется в некоторых случаях помешательства, падучей, каталепсии, а также одержимости – необычных и мучительных, однако не влекущих за собой потерю дееспособности».

Сообщение миссис Триммер из Танбридж-Уэллса, которое доктор Хесселиус считает лучшим из двух источников, описывающих случай судьи Харботтла, я не смог найти в его бумагах. В письменном столе обнаружилась, правда, записка, согласно которой письмо миссис Триммер было отдано на время доктору Ф. Хейну. К этому высокоученому джентльмену я, соответственно, и обратился, и получил ответ, содержавший многократные уверения в том, что корреспондент встревожен и огорчен возможной пропажей столь «ценного манускрипта», а также давнюю записку доктора Хесселиуса, которая полностью снимала ответственность с его коллеги, поскольку бумаги были благополучно возвращены владельцу. Таким образом, мне остается удовольствоваться для данного сборника только рассказом мистера Хармана. У покойного доктора Хесселиуса в том же примечании, которое я ранее цитировал, сказано: «Что касается фактов, не имеющих отношения к медицине, версия мистера Хармана в точности соответствует версии миссис Триммер». Сугубо научная сторона данного случая едва ли будет интересна рядовому читателю, и не исключаю, что, даже имея под рукой оба рассказа, я отдал бы предпочтение варианту мистера Хармана, который и приведен полностью на нижеследующих страницах.

4

Дословным повторением (лат.).