Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 6



НАТАЛЬЯ НИКОЛЬСКАЯ

НЕ ХОДИТЕ, ДЕВКИ, В ЛЕС…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

(ОЛЬГА)

Все-таки, что ни говори, а лето – самое замечательное время года. Сегодня я в очередной раз смогла в этом убедиться.

Я приехала в Зоналку к своей подруге Наташе погостить. И, уже идя по тропинке к ее дому, чувствовала, что душа моя прямо поет от радости. Кругом зеленели деревья, трава, птицы просто заливались веселым щебетаньем, легкий ветерок шевелил мои распущенные волосы, и так было хорошо, что хотелось запеть.

Когда я увидела Наташу, идущую мне навстречу, мне захотелось кинуться к ней на шею от счастья.

Не в силах удержаться, я с радостным визгом подлетела к ней и повисла на Наташиной шее.

– Осторожно, – смеясь, прикрикнула она на меня. – Сломаешь!

– Наташка! – закричала я с веселой улыбкой. – До чего же я рада тебя видеть! Как все-таки здорово жить на свете, правда?

– Да… – согласилась Наталья, но как-то неуверенно.

Я не придала значения ее интонации, подумав, что Наташа просто стесняется моего такого бурного проявления чувств. Но, как потом выяснилось, зря я была столь беспечна. Ой, потом, кстати, такое выяснилось… Но не буду забегать вперед, лучше я обо всем расскажу по порядку.

Так вот, пошли мы с Наташей по тропинке домой, я ей рассказывала о своих делах, о том, как чувствуют себя дети, как в очередной раз мы расстались с мужем, чем занимается моя родная сестра Полина…

– Слушай, – перебила вдруг меня Наташа. – Я так и не могу понять: ты ведь говорила, что вы с Полиной близнецы?

– Да, близнецы, – подтвердила я.

– Но судя по тому, как ты ее описываешь, создается впечатление, что вы абсолютно разные!

– Абсолютно разные! – снова подтвердила я. И даже тряхнула головой в подтверждение.

– Но как же тогда? – продолжала недоумевать Наташа.

– А вот так! – загадочно улыбнулась я, не став ничего объяснять.

– Ну какая она все-таки, твоя Полина, какая? – не отставала Наташа.

– О-о-о! – снова улыбнулась я. – Полина у меня просто прелесть! Не буду даже говорить ничего. Вот познакомишься с Полиной, бог даст, сама поймешь. Полину – ее узнать нужно.

Когда мы подошли к дому, нас встретила Наташина мама, Светлана Дмитриевна. Я давно знала ее и очень любила. Дело в том, что с Наташей мы вместе учились в университете на биологическом факультете на отделении психологии. Потом у Наташи появились какие-то проблемы со здоровьем, она часто жаловалась на плохое самочувствие, мне несколько раз приходилось писать за нее курсовые работы, потому что ей тяжело было этим заниматься, да и времени не было, и ездить далеко – живет все-таки в Зоналке, – и в конце концов Наташа все-таки рассталась с университетом после второго курса.

Правда, хорошие отношения мы с ней сохранили, продолжая периодически встречаться. Она давно уже звала меня к себе погостить, я много раз собиралась и вот, наконец, выбрала время.

– Оленька! – улыбаясь и целуя меня в обе щеки, поприветствовала Светлана Дмитриевна. – Рада тебя видеть. Чудесно выглядишь! Видно, все хорошо у тебя?

– Хорошо, – ответила я машинально, не став даже углубляться в анализ того, действительно ли у меня все хорошо, так себе или же совсем хреново. Сейчас не время выливать на людей свои проблемы. Вот чуть-чуть пообвыкнусь – тогда и можно будет и поделиться, и поплакаться даже.

В это время из конуры, стоящей в глубине двора, появилась черная лохматая физиономия.

– Рекс! – всплеснула я руками и кинулась навстречу своему любимцу.

Рекс – крупная немецкая овчарка – был мне знаком еще с университетской поры. Когда я приезжала к Наташке, привозя ей лекции, он всегда встречал меня, радостным лаем, виляя при этом хвостом. Рекс вообще был очень добр к тем, кого знал. Но если во двор, не дай бог, проникал кто-то чужой, Рекс мог и клыки обнажить.

Собак я обожаю, в отличие, скажем, от моей сестры Полины – вот вам, кстати, первое наше различие. А всего их – не пересчитать.

Рекс подбежал ко мне, я присела на колени, и он ткнулся в них своей умной мордой.



– А что я тебе привезла, – ласково говорила я, гладя Рекса одной рукой, а другой вытряхивая из сумки большой пакет корма «pedigree».

– Давай я уберу, – Наташка выдернула у меня пакет. – Нечего его баловать, не заслужил.

Я растерянно смотрела на нее и не знала, как реагировать.

Рекс обиженно взглянул на меня.

– Ничего, – шепнула я ему на ухо. – Мы с тобой не пропадем!

Рекс благодарно лизнул меня в щеку.

– Давайте пить чай, – пригласила нас Светлана Дмитриевна. – Все вместе, на веранде.

– Нет, мама, мы пойдем в мою комнату, – заявила вдруг Наташа. – Мне нужно поговорить с Ольгой об очень важном деле!

Светлана Дмитриевна, чуть прищурившись, внимательно посмотрела на дочь.

– Хорошо, идите, – сказала она. – Только, Ната, Оля ведь с дороги, она, наверное, устала. Может быть, отложить этот разговор на потом?

– Нет, – решительно ответила Наташа, беря меня под руку и увлекая за собой. – Мне необходимо прямо сейчас!

Светлана Дмитриевна слегка вздохнула и пожала плечами.

– Мы еще посидим с вами, Светлана Дмитриевна, – прокричала я, оборачиваясь через плечо, и Наташа утащила меня к себе.

Наташина комната находилась на втором этаже, в мансарде. Она могла бы быть очень уютной, если бы не какая-то мрачность и запах лекарств.

– Наташ, почему у тебя так темно? – удивленно спросила я. – И шторы все задернуты? Ведь на улице чудная погода! Посмотри! – я дернула занавеску, и в комнату сразу же хлынули потоки солнечного света.

– Ах, меня так раздражает яркий свет! – зажмурившись, простонала Наташа. – Я не могу, у меня глаза начинают болеть, потом голова кружиться…

– Ой, извини, – смущенно ответила я, быстро возвращая занавеску в исходное положение. – Я не знала…

– Мне вообще нельзя волноваться! – Наташа вдруг разнервничалась. – Ну почему, почему все стараются сделать, чтобы мне было плохо?!

Она почти кричала каким-то истеричным голосом, и я уже не рада была, что дернула эту проклятую занавеску.

Заметив на тумбочке флакончик с валерьянкой, я быстро накапала Наташе в чашечку несколько капель, разбавила водой из бокала и сказала ласково:

– На, выпей и успокойся.

Наташа, поморщившись, выпила валерьянку и села на кровать. Я подсела к ней и обняла за плечи.

– Ну что за ерунду ты говоришь, – мягко продолжала я. – Кто хочет сделать тебе плохо? Наоборот, тебя все любят, заботятся…

– Да уж, заботятся! – с ненавистью проговорила вдруг Наташа. – Кто это заботится, мать, что ли? Да она только о себе заботится! Только о своей жизни личной думает! Вон, выскочила замуж на старости лет!

– Как на старости лет? – удивилась я. – Она же еще молодая!

– Какая она молодая – сорок с лишним! – презрительно махнула рукой Наташа. – Старость не за горами, а она туда же!

Тут надо сказать, что назвать Светлану Дмитриевну старой или даже пожилой было верхом несправедливости. Я не знаю, сколько ей было лет – думаю, что лет сорок семь точно было, если мне двадцать девять, а с Наташкой мы ровесницы, и пусть даже мать родила ее в восемнадцать… Да, раньше я никогда не задумывалась над возрастом Светланы Дмитриевны. Она всегда выглядела замечательно: стройная, светловолосая, улыбчивая, приветливая, она просто излучала какой-то внутренний свет.

Я знала, что ее муж, Наташкин отец, трагически погиб много лет назад. Светлана Дмитриевна воспитывала Наташку одна, хотя поклонников у нее всегда была масса, и среди них наверняка нашлось бы несколько с серьезными намерениями. Но она почему-то их отклоняла. И теперь, если эта чудесная женщина наконец-то встретила свое счастье, то за нее можно только порадоваться. Почему же Наташка говорит с такой злостью?

– А разве Светлана Дмитриевна вышла замуж? – осторожно спросила я. – Я об этом не знала…