Страница 13 из 29
Начиная с юности и в течение всей жизни Горький постоянно повторял, что не «пишет», а только «учится писать». Себя писатель с молодых лет называл человеком, который «в мир пришёл, чтобы не соглашаться»
С детства Алексей был пироманом, чрезвычайно любил смотреть, как завораживающе горит огонь.
В 1884 году Алексей Пешков приехал в Казань и попытался поступить в Казанский университет, но потерпел неудачу. В тот год уставом университета было резко сокращено число мест для выходцев из беднейших слоёв, к тому же у Пешкова не было аттестата о среднем образовании. Работал на пристанях, где начал посещать сходки революционно настроенной молодёжи. Познакомился с марксистской литературой и пропагандистской работой. В 1885—1886 годах работал в крендельном заведении и булочной В. Семёнова. В 1887 году работал в булочной народника Андрея Степановича Деренкова (1858—1953), доходы которой направлялись на нелегальные кружки самообразования и прочую финансовую подпитку движения народников в Казани. В этом же году потерял бабушку и дедушку: А. И. Каширина скончалась 16 февраля, В. В. Каширин – 1 мая.
По мнению психиатра, профессора И. Б. Галанта, который в середине 1920-х годов изучал личность писателя и психопатологическую подоплёку его произведений и его жизни, в юности Алексей Пешков был психически неуравновешенным человеком и сильно страдал по этой причине; о выявленном им постфактум «целом букете» психических заболеваний профессор Галант сообщил в письме самому Горькому. У молодого Пешкова усматривался, в частности, суицидальный комплекс, склонность к самоубийству как к средству кардинального решения житейских проблем
С октября 1889 года Пешков работал письмоводителем у адвоката А. И. Ланина. В этом же месяце впервые был арестован и заключён в нижегородскую тюрьму – это было «эхо» разгрома студенческого движения в Казани; историю первого ареста описал в очерке «Время Короленко».
29 апреля 1891 года Пешков отправился из Нижнего Новгорода странствовать «по Руси». Побывал в Поволжье, на Дону, на Украине (в Николаеве попал в больницу), в Крыму и на Кавказе, большую часть пути прошёл пешком, иногда ехал на подводах, на тормозных площадках железнодорожных грузовых вагонов. В ноябре пришёл в Тифлис. Устроился рабочим в железнодорожную мастерскую. Летом 1892 года в Кутаисской губернии в Абхазии работал на строительстве шоссе Сухум – Новороссийск, после чего ненадолго завербовался на бакинские нефтепромыслы – этот труд писатель потом называл самым тяжёлым из всех, что выпали на его долю. Предлагал рабочим записывать в тетради и блокноты факты произвола и угнетения со стороны администрации на предприятиях, поскольку верил, что зафиксированное в письменном источнике обладает силой свидетельства и подтачивает социальную несправедливость. Тифлисские знакомые отмечали могучую фигуру Пешкова, его нарочито грубоватые манеры, движения и жесты. В тифлисский период Пешков написал целые тетради высокопарных стихов в подражание Байрону, наизусть читал соседям по подвалу «Каина» и «Манфреда». Впоследствии на основе своих стихотворных набросков создал поэму «Девушка и смерть», впервые опубликованную в 1918 году. Напротив, устные рассказы Пешкова, по воспоминаниям слушателей, отличались житейской достоверностью, ироничным стилем и яркостью деталей.
К 1892 году Пешков уже имел опыт работы грузчиком, столяром, красильщиком, хлебопёком, бурлаком, строителем, сторожем, репортёром и др.
В 1898 году издательством С. Дороватовского и А. Чарушникова выпущены первые два тома сочинений Горького. В те годы тираж первой книги молодого автора редко превышал 1000 экз. А. Богданович советовал выпустить первые два тома «Очерков и рассказов» М. Горького по 1200 экз. Издатели «рискнули» и выпустили больше. Первый том 1-го издания «Очерков и рассказов» вышел тиражом 3000 экз., второй том – 3500. Оба тома были быстро распроданы. Через два месяца после выхода книги писатель, чьё имя было уже на слуху, был снова арестован в Нижнем, этапирован и заключён в Метехский замок Тифлиса за прежние революционные дела.
…
То, что произошло в России в начале 20 века нельзя понять без образа Максима Горького. Он прожил долгую жизнь, он видел и то, как зарождалась революция, и то, к какому ужасу она пришла. И к первому и ко второму он имеет самое непосредственное отношение.
С детства Алексей был пироманом, чрезвычайно любил смотреть, как завораживающе горит огонь.
От этого огня едва не сгорел весь мир. Кстати один из трех признаков будущего маньяка.
Горький родился в семье, которая по меркам того времени относилась к среднему классу, даже наверное к высшему его слою. Он не был родом из курной избы или из рабочей слободки. То есть с материальным у семьи было все в порядке. Но он с детства познал трагедию – от болезни умер отец, причем заразился он от него, от маленького Алексея. В семье был отчим, которого он чуть не зарезал за жестокость к матери.
Типичный путь трудного подростка того времени – прибился к уличной шайке, поворовывал помаленьку. Ходил в тряпье. Понятно, что отчим его одевать не стал бы.
В нем было видимо в избытке то, что имеет очень меткое название – окаянство. Не русская черта, но в России оно проявляется специфически – в виде бунта. Россия – это не только страна великих композиторов, художников, писателей, ученых. Это еще и страна великих бунтовщиков. Тема русского бунта, восстания против порядка – проходит через века. Для Горького это был сначала бунт против Бога. Для Сталина – тоже, он в семинарии сказал – Бога нет, нам всё врут. Горький изрезал святцы. Он не готов был подчиняться.
Вдобавок, он видимо обладал повышенной эмпатией. Мог чувствовать чужую боль. Так в революционное движение пришли многие. Дочь генерала Шура Коллонтай стала революционеркой, когда посетила рабочую казарму и увидела тамошних детей. Но у Алексея Пешкова путь был другим. Он никогда не был профессиональным революционером – хотя для революции сделал, может быть не меньше чем Ленин и Сталин. Он стал писателем и начал писать о том, что творится внизу. Печатным словом сшивать две России – Россию петербургских дворцов и Россию рабочих окраин. При этом он стал говорить литературным языком о мало кому знакомом. Страдания крестьян для верхов вряд ли были новостью, тем более что крепостное право отменили. Горький начал писать о русском городе. О его низах. О нищете, о страданиях, о всей мерзости.
При этом Горький писал не только о том, что видел – но и о том, что испытал, он ведь и сам с детства водился с босяками, погружался на самое дно. Он не был в полном смысле этого слова писателем – он был скорее социальным журналистом, в стране, где была цензура. Но в том, то все и дело, что русские цензоры тут сильно просчитались. Они выискивали прямую крамолу на власть, на Государя. Но Горький не писал прямой крамолы, он просто показывал жизнь, как она есть. Не давал отвернуться и не видеть того что происходит. И это была самая страшная крамола.
Кстати в тот момент – зарождается первородный грех нашего печатного слова. В условиях цензуры и ограничений на издание газет и журналов – политическую и социальную журналистику частично подменяет собой художественная литература на социальные темы. В художественной литературе нет запрета на выдумку, писатель не обязан быть точным, правдивым. Таким образом, у нас журналистика частично подменяется писательством, а человек пишущий – становится политически пристрастным борцом. У него уже нет внутреннего запрета на неправду, гиперболу, если эта неправда «ради благого дела». Так умирает, едва родившись, журналистика и рождается пропаганда, так интеллигенция получает моральную санкцию на ложь. Потом эту санкцию просто перехватит государство, не спросив разрешения. Право возвышенно лгать с полным осознанием своей правоты – это типично русское, и к каким бедам оно приведет?!
Но Горький ведь писал не только о нищете и страданиях, он писал и о другом. Есть такая его пьеса – Мещане, которую блистательно разобрал Семен Экшут. Суть простая – старшина малярного цеха Бессеменов и двое его детей, получивших образование. Сын – уже почти революционер, выгнали из университета за беспорядки. И дочь – земская учительница, тоже настроенная антиправительственно…