Страница 9 из 13
Я вышел из дома, меня трясло. Ноги подкосились, и я сполз по стене на землю рядом с телами воинов.
– Что с тобой, Бальдр? – поглядел на меня Кетиль. – Да ты ранен!
Я взглянул на свой живот. Рубашка была пропитана кровью. Я задрал её и увидел, что швы на боку разошлись – из меня сочится кровь и гной.
***
Я видел сон, а может, передо мной восстало воспоминание. Мы плыли от конунга Харальда на трёх ладьях. Две из них принадлежали моему брату конунгу Хёрду, а третья мне. И я вёз своему брату невесту – Маргрет, с которой тот никогда не виделся.
Маргрет мне понравилась. Она была умной, бойкой, откровенной – настоящая дочь конунга. У неё были глаза утреннего неба и кожа гладкая, как поверхность ледникового озера. Волосы светлые, почти пепельные. Таких девиц я прежде не видел.
В свою очередь, Маргрет не встречала таких, как я. Мы жили на далёком острове и всё ещё сохраняли веру в древних богов. Мы считались людьми другого мира, но и Харальду, и нам был выгоден союз, который сохранил бы единство наших народов, имевших общие корни.
Когда мы сидели на пиру у Харальда, я видел, что глаза у Маргрет полны печали. И спросил:
– Почему ты грустишь, невеста? Разве ты не желаешь отправиться в мою страну и стать жёной моему брату? Не бойся, – сказал я. – Конунг Хёрд мудрый и справедливый. Он очень добрый и никогда не обидит тебя. Ты сияешь, как солнце, и я счастлив, что у брата будет такая жена!
Маргрет поглядела мне в глаза и ответила:
– Ты так любишь брата и радуешься его счастью, что я завидую той, кто владеет твоим сердцем. Есть у тебя жена?
– Нет, – ответил я. – Походы, плавания – я почти не бываю дома. Будь у меня жена, она давно ушла бы к другому. А я этого не вынесу – потому не беру жены.
– Если бы я была твоей женой, то скорее умерла бы от тоски, чем поглядела на другого.
Лицо Маргрет вспыхнуло. Она отвернулась и закусила язык от излишней откровенности.
– Пей, невеста, – мрачно сказал я и поднял кубок. – И не грусти.
Маргрет выпила со мной, и больше мы не заговаривали. Её слова не выходили у меня из головы ни в тот вечер, ни за всё последующее время, пока мы готовились к отплытию. Я тосковал вдали от неё, и самым счастливым для меня стал день, когда мы взошли на мою ладью.
Я приказал устроить для Маргрет закрытый полог, чтобы за время плавания девушка не смущалась в окружении стольких мужчин. И она просидела там полдня, а потом вдруг выскочила и бросилась к борту, спасаясь от немилого брака.
Я испугался и кинулся за ней. Я схватил Маргрет, увидел её смущённое лицо и понял, что никогда не забуду её глаз. Cердце сжалось, но я рассмеялся. Она тоже улыбнулась и прижалась ко мне.
– Скажи, Маргрет, – произнёс я, обняв её, – ты правда могла бы хранить верность мне одному? Навсегда?
– Я желаю этого всем сердцем, Бальдр! – кивнула она, со жгучей тоской поглядев мне в глаза.
– Я не повезу тебя к Хёрду, если ты этого не хочешь, – прошептал я. – Я повезу тебя к себе. Ты будешь моей женой!
***
Боль в боку привела меня в сознание. Надо мной колыхалась тень, пахнущая мёдом и сыром.
– Йорунн? – простонал я.
– Теперь ты меня вспомнил – это радостно, – улыбнулась старуха. – Не двигайся, я промываю рану. Ты очень плох, Бальдр. Три дня пролежал в беспамятстве.
В голосе Йорунн прозвучала тревога.
– Три дня? А твари не приходили больше? – спросил я.
– Люди говорят, что после той ночи даже огни в лесу перестали мерцать.
– Хорошо, – выдохнул я.
Я склонил голову набок и уставился в тёмный угол.
– Когда я приехала и увидела тебя, истёкшего кровью, – мне стало так страшно… – прошептала Йорунн.
– Не тебе одной… – сглотнул я.
Она дотронулась до моего лба, потом пощупала сердцебиение на шее и покачала головой.
– Я испугалась, что приехала слишком поздно. Но, слава Бессмертной матери, успела заняться тобой.
Я чувствовал жар, исходивший от моего тела. Даже веки и ресницы горели. На языке было сухо и скребло.
– Дай попить, – хрипло проговорил я.
Йорунн протянула мне кружку и придержала голову.
– Ты очень плох, – повторила она. – То, что я подняла тебя из мёртвых, не обошлось без последствий. В крови воспаление, и у тебя началась горячка. Я даю тебе средство, чтобы сбить жар. Но надолго ли этого хватит? Ох, Бальдр, почему ты не отправился к Хёрду, он ведь ждёт тебя.
– Почему не отправился к Хёрду?! – прошипел я. – А то ты не знаешь?! Он унизил меня, убил! Забрал Маргрет. Он забрал у меня всё!
Я захлёбывался яростью, горло осипло – я закашлялся.
– Успокойся, не кричи на меня, – проговорила Йорунн, придержав меня за грудь. – Мне знакомо, что ты чувствуешь.
Стараясь отдышаться и унять гнев, я осмотрелся по сторонам. Я находился в своих покоях, освещённых тусклым светом масляной лампы. Шкуры в проходе были раздвинуты, я видел зал – он был пуст. Стояла непривычная тишина.
– Где все? – прохрипел я слабым голосом.
– В земле, Бальдр, – холодно ответила Йорунн.
Перед глазами мелькнуло видение окровавленных тел, которых я застал в доме после нападения тварей. Грудь закололо от бессилия.
Йорунн сомкнула губы, уголки её рта укоризненно выгнулись вниз.
– Хель пирует в своём чертоге, – прошептал я. – Ты считаешь, я виноват, что не спас их?
– Приподнимись, пропущу перевязь под спиной, – сказала Йорунн. На вопрос не ответила.
– Мы все умрём – борись или не борись – исход один, – сказал я. – Что бы мы не делали, нас ждут безмолвие, холод и тьма.
Старуха вздохнула и вновь промолчала. Она укрыла меня шкурой до самых плеч, я заметил на её сарафане броши из белого металла, так похожего на металл амулета Маргрет.
– Откуда у тебя это?
– Это? – покрутила она брошь. – Это ты подарил мне Бальдр. Незадолго до… гибели.
Йорунн провела шершавой ладонью по моей щеке, а потом попыталась встать на ноги. С первого раза у неё не получилось: старушечьи мышцы были слишком слабыми. Я вспомнил, что сказали мне Олав и Торир: Йорунн была молодой женщиной и отдала непрожитые годы за то, чтобы оживить меня. Я взял её за руку.
– Неужели тебе не хотелось пожить подольше? – прошептал я. – Знаешь, там в Хельхейме нет ничего хорошего – только холод и одиночество!
– Ты верно говоришь, что все мы умрём, Бальдр. Но вопрос в том: как? – многозначительно произнесла Йорунн.
Она нависла надо мной и поглядела в глаза.
– Я сделала это, чтобы обрести в душе огонь, который грел бы меня и освещал мне путь во мраке.
– Ты хотела дать шанс людям спастись от чудовищ?
– Я хотела дать шанс тебе, Бальдр! Чтобы ты мог искупить свой грех и обрести огонь, который согревал бы тебя на бескрайних просторах Хельхейма, когда ты вновь вернёшься туда.
– Но, если я не искуплю своего греха, твоя жертва будет бессмысленной…
– Я любила тебя, Бальдр, – прошептала Йорунн. Шёпот её был похож на девичий, знакомый мне. – Ты был добрым и щедрым. Когда меня за колдовство изгнали из Хедвига, ты подарил мне усадьбу на Песчаном берегу. Так что моя жертва не может быть бессмысленной. Это моя благодарность тебе.
Глаза Йорунн увлажнились. Мои тоже. До этого момента я чувствовал себя одиноким, всеми преданным, но Йорунн дала мне понять, что я был не одинок.
– Останься со мной в Хедвиге, – сказал я. – И скажи людям Рёйрика, что я прошу их тоже остаться.
– Я останусь с тобой, – кивнула Йорунн. – Но с воинами говорить должен ты сам.
***
Рана не заживала. Йорунн промывала её каждый день и поила меня снадобьями – это помогало бороться с воспалением и жаром. Но я должен был принимать зелья Йорунн на завтрак и на ужин, от чего вкус моей пищи стал ещё более отвратительным. Чувствовать я стал себя вполне хорошо. Хорошо для драуга.
Опираясь на палку, чтобы меньше бередить рану, я вышел на двор.
– Ты похож на Рёйрика, – заметил Кетиль, сидевший на скамье у крыльца.