Страница 5 из 8
Ярослав в расстёгнутой рубашке сидит на краю кровати и гладит ноги Весты. Силы выкуренной мной отравы явно не хватает, чтобы сохранить высочайший уровень эйфории и благодушия.
— Яр, что ты делаешь?
— У неё ноги крутит, наверное погода меняется. Надо растереть.
Я смотрю на Весту. Она блаженно улыбается. Безумие какое-то. Вот же сука. А вот грудь у неё однозначно лучше, чем у меня.
— Ярик, поехали домой. Вставай, я такси вызову.
— Поехали, — отвечает он, но вместо того, чтобы подняться, падает на спину и закрывает глаза.
Я забираюсь на кровать и, стоя на коленях, трясу его:
— Ну ты чего! Вставай, нам пора.
— Да, — мечтательно говорит он, — сейчас поедем. Только водички попью.
Я безрезультатно стараюсь его поднять, а потом обессилено опускаюсь на постель рядом с ним. Я чувствую, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Тяжёлая, но приятная тяжесть обездвиживает меня, и я смыкаю веки. Ещё некоторое время я пытаюсь сопротивляться, но вскоре сдаюсь и уношусь в клубы фиолетового тумана.
Я просыпаюсь, просто открыв глаза. Какое-то время лежу не двигаясь, приглядываясь к незнакомой полутьме. Потом чуть приподнимаю голову, пытаясь понять, где я, и что со мной произошло. Серая предутренняя мгла рисует окружающее холодным и непривлекательным. Я лежу на краю кровати накрывшись одеялом. Посередине я вижу Яра, спящего в обнимку с Ирой. Они практически голые. Зрелище приводит меня в ступор. Я сажусь, обняв себя за колени и не отрываясь смотрю на это в течение пары минут. Тупо, без тени понимания. Какого хера здесь творится? В голове звенит, будто это и не голова вовсе, а колокол. Очень хочется пить. Во рту сухо, губы склеены.
Постепенно память возвращается, в подробностях прорисовывая детали прошедшей ночи. Я даже зажимаю рот рукой, чтобы… не знаю, чтобы что… Трудно сказать, сколько проходит времени, когда я понимаю, что хочу убраться как можно скорее, тем более что уже почти рассвело. Больше всего мне хочется избежать утренней встречи с хозяйкой дома. Вернее, больше всего мне хочется, чтобы всего этого никогда не было и это осталось лишь сном, но такое вряд ли можно устроить…
Я тихонько толкаю Яра в плечо. Уходит чуть ли не полминуты, прежде чем его глаза наконец открываются. Он немного ошарашенно смотрит на меня — да, видок, наверное, тот ещё — потом замечает на себе руку, ну и всё остальное тоже. Я подношу палец к губам, чтобы он не вздумал сейчас что-нибудь говорить, и выскальзываю из постели.
Он аккуратно отодвигается от Весты и ему удаётся не разбудить её. Я сосредоточенно проверяю свою одежду и выхожу в гостиную. Кажется, всё моё — на мне. Кошмар. Кто бы меня сейчас увидел… Следом за мной появляется Яр.
— Носок не смог найти, — шепчет он. Я не отвечаю и иду в прихожую, обуваюсь и кутаюсь в тонкий плащ. Подходит Ярослав в одном носке и тоже начинает обуваться. Я отворачиваюсь и смотрю тупо в стену. «Тупо» — это, судя по всему, девиз сегодняшнего утра.
Мы выходим из квартиры, спускаемся на лифте и стоим, ожидая такси. За всё это время мы не произносим ни слова. Я заморожено гляжу в пустоту прямо перед собой, ни на чём не фокусируясь. Собственно, я и чувствую себя замороженной, как биологическая оболочка с куском льда в груди. И внутри холодно, и снаружи тоже. Ёжась и кутаясь в тонкую одежду, мы ждём такси, а знобкий ветер треплет наши сбившиеся волосы и колет мелкими капельками дождя.
Краем глаза я замечаю короткие, беспокойные взгляды, бросаемые на меня Яром. В детстве, порою, в ожидании назревающей взбучки, я также исподтишка поглядывала на холодно беспристрастную и подчёркнуто вежливую маму. Да вот только как я могу устроить ему взбучку, если сама его туда затащила.
Ярослав отходит в сторону и через минуту возвращается, протягивая мне картонный стаканчик с кофе.
— Спасибо, — говорю я, выдавливая улыбку и стараясь выглядеть хоть немножечко естественно.
Я беру кофе и быстро отворачиваюсь, чтобы он не заметил моих увлажнившихся глаз. Молча мы доезжаем до дома и также молча поднимаемся в лифте.
— Сделать что-нибудь перекусить? — спрашивает Яр, стараясь говорить обыденно, будто ничего не происходит.
— Да, — фальшиво улыбаюсь я, — и побольше, очень есть хочется. Я только сначала в душ, мне скоро на работу.
— Блин, когда вы уже по субботам перестанете работать, — старается он превратить всё в обычную повседневную болтовню.
Я снова нелепо и неестественно улыбаюсь, и снова ловлю его пытливый и чуть обеспокоенный взгляд, пытающийся распознать, что там у меня внутри. Я скидываю туфли и медленно иду в ванную.
— Лис, — несётся мне вслед тревожный голос Ярослава.
Я останавливаюсь и через плечо оборачиваюсь к нему.
— Лис, — говорит он, — ты как вообще? Всё нормально?
5. Голоса в голове и у Малахова
Нормально? А что во всём этом может быть нормального? То, что ты чуть не трахнул чужую бабу у меня на глазах? Или то, что планировал вылизать у неё между ног и заставить меня сделать то же самое? А может то, что меня одной тебе недостаточно? Я отгоняю видения прошлой ночи и делаю воду ещё горячее.
Мне нравится, что струи воды обжигают кожу. Я представляю, как моя пропитавшаяся мерзостями шкура пузырится от кипятка и слезает толстыми слоями, освобождая чистую и новую меня — розовую куклу-пупса с невинными, широко распахнутыми глазами… Символическое очищение и новое рождение — вот, что это такое.
***
На работу мне ещё не скоро, но я одеваюсь и сбегаю из своей квартиры… Вообще-то это квартира Ярослава, и он мне пока ещё не муж, и всё оказывается так зыбко и шатко, что может разрушиться в любую минуту. Я иду пешком, не глядя по сторонам и ничего не видя перед собой. Просто бреду по переулкам и улицам, глядя в пустоту.
С другой стороны, мы уже не первый год вместе и острота чувств могла притупиться. Постоянные дела, заботы, суета и обыденность не лучшим образом влияют на семейные пары. Разве не должна я делать всё, чтобы избавиться от рутины в наших отношениях? Я и сама не против того, чтобы разнообразить секс. Но не так же, правда?
Я не замечаю, как оказываюсь у школы. В пустом коридоре я вижу маленькую девочку, стоящую у окна. Она всхлипывает и трёт кулачками глаза. При виде её у меня сжимается сердце. Я подхожу к ней и присаживаюсь на корточки.
— Милая, — мягко говорю я, опуская руку ей на плечико, — что случилось? Почему ты расстроена?
Она оборачивается ко мне, но вместо того, чтобы успокоиться, начинает всхлипывать чаще и чаще, выпячивает нижнюю губу и принимается горько плакать. От этакого горя у меня самой наворачиваются слёзы и я нежно прижимаю её к себе и глажу по белокурой головке:
— Ну всё-всё, ну ладно, не плачь, солнышко, не плачь. Расскажи мне, что у тебя стряслось. Мы всё с тобой исправим, ладно? Тебя как зовут?
— Л-е-е-е-н-а, — сквозь слёзы тянет она.
— Леночка, вот и умница.
— М-а-а-а-м-а…
— Ты не знаешь, где твоя мама?
Она несколько раз коротко кивает. Поднимаясь, я беру её за руку и в этот момент открывается дверь классной комнаты и оттуда выбегает взволнованная молодая женщина.
— Доченька, ты что? Я же сказала, что поговорю с Марьей Андреевной. Ты что, меня потеряла?
Леночка бежит к маме, обнимает за ноги и утыкается лицом в юбку. Я улыбаюсь и едва сдерживаю слёзы.
— Ну вот видишь, всё хорошо, — говорю я и иду в свой класс.
Но на теме урока я не могу сосредоточиться и заставляю учеников писать сочинение, а сама безучастно смотрю на распускающиеся за окном листья, на проезжающие машины и бегущих куда-то людей. Даже сегодня, в субботу они спешат и не замечают ничего вокруг.
— Алиса Вадимовна, — доносится до меня голос исторички, — зайдите, пожалуйста, в учительскую, Там Наталья Степановна хочет сообщение сделать.
Я выхожу из транса и замечаю, что уже перемена и, что пора идти домой, но, спасибо Наталье Степановне, можно ещё ненадолго задержаться. В учительской завуч говорит что-то об изменениях в расписании, но я оказываюсь не в состоянии сосредоточиться на её словах и пребываю в мире отрывочно мелькающих картинок ночных событий.