Уснувший в приливе

Один из солдат Буллера выбежал из тьмы коридора и, прервав наш спор, нервно произнес, что потерял старика Новака из виду. Было странно наблюдать, как занервничали ассистенты Виктора, впрочем, мы все в тот момент испытали страх за уважаемого члена команды. Тот самый солдат, которого звали Мозес, рассказал, что увидел, как профессор Новак двинулся дальше по тоннелю, свернув за ближайший угол. Проследовав за ним, парень уткнулся носом в кромешную тьму, скрывающую сеть разветвленных тоннелей, ни в одном из которых не было ни намека на свет фонаря Виктора. Мозес протянул Буллеру дневник профессора, пояснив, что нашел его на том самом месте, где последний раз видел ученого. Специально или нет, но лейтенант сразу открыл его, вероятно, посчитав записи ценными, однако один из ассистентов Новака со скоростью Барри Аллена вырвал дневник из рук Буллера. Он пояснил, что это собственность уважаемого ученого, и в его поисках она никак не поможет.

Всей группой мы направились глубже вслед за Новаком, хором выкрикивая его имя. Темные сырые тоннели расходились в стороны и вновь сплетались в одно целое, то разделяя нас, то сводя вместе. Несколько солдат по очереди отделились от группы, чтобы обследовать соседние помещения, но спустя время вернулись ни с чем. Мы продолжали звать профессора, но делали это вполголоса, словно боясь разбудить некую опасную сущность, таящуюся во тьме.

В какой-то момент навстречу нам выбежал один из парней Буллера и, запыхавшись, произнес, что нашел Новака. Он провел нас в следующее большое помещение, наполненное, в отличие от других комнат, всевозможным пыльным хламом. В свете наших фонарей стояла темная фигура профессора Новака. Он был в порядке, но казался потерянным. Убедившись, что наш коллега не пострадал, мы принялись рассматривать огромную комнату, казавшуюся чем-то вроде госпиталя или лаборатории. Она была заставлена операционными столами подобно тем, что можно встретить в моргах. На небольших подставках рядом лежали знакомые мне по университету ножи для мягких тканей, пилы с деревянными рукоятками, проржавевшие пинцеты и прочий пугающий инвентарь. Все это покоилось под толстым слоем пыли, образовавшей плотное непроницаемое покрывало.

На ветхих письменных столах были разбросаны отсыревшие старые книги и отдельные листы. Прочитать что-то было практически невозможно. Я поднял одну из книг, стряхнул с нее пыль рукавом и обнаружил на коричневой кожаной обложке те же символы, что мы ранее нашли на книгах в палатке в лагере «Вергилия-1». Создавалось впечатление, будто бы я находился в бункере, оставленном после себя нацистами, что казалось полным безумием, ведь получалось, что ему было более ста лет. Все сомнения развеялись, когда, подняв луч фонаря и осветив им стену, я увидел отчетливый символ Третьего рейха.

Много лет назад, когда я только начал изучать медицинские дисциплины в университете, среди моих однокурсников были популярны разные конспирологические теории. Один из них как раз и рассказывал, что у нацистов в годы Последней мировой войны была база в Антарктиде, на которой проводились секретные эксперименты. Я же никогда не был склонен к размышлению над подобными вещами, так как не находил в них ничего занимательного. Я всегда размышлял так: предположим, что нацисты построили базу во льдах. Что полезного давала мне эта информация? Как я мог применить ее в своей работе? В конце концов, само наличие базы никак не влияло на наш мир, и соответственно, ничего интересного не было в этой теории. И вот спустя десятилетие я своими ногами стоял на бетонном полу давно забытого нацистского бункера в Антарктиде.

В какой-то момент Аарон, издав истошный вой, буквально отпрыгнул от одного из операционных столов, после чего мы все направились к нему. Сопротивляясь страху, я медленно навел луч фонаря на стол. То, что мы увидели, заставило нас замереть от ужаса. На мгновение мы все перестали дышать, а удары сердца в пульсирующей крови сдавили виски.

Ранее мне неоднократно приходилось видеть трупы. Несколько лет назад в рамках гуманитарной миссии в Индонезии я участвовал в устранении последствий страшного наводнения, унесшего не одну тысячу жизней. На разборе завалов, который длился более недели, требовались все свободные руки, но с каждым днем живых мы находили все меньше. Тела, которые мы извлекали из гор мусора, смешанного с илом, уже мало напоминали человеческие. Иногда части тела вместе сдерживала только одежда, по которой местные власти пытались проводить опознание. С каждой такой командировкой я чувствовал, что становлюсь все более хладнокровным при виде ужасающих картин. Но то иссохшее мумифицированное тело, что я увидел на пыльном столе в бетонном нацистском бункере, пугало совсем не своим состоянием. Законсервированная когда-то база стала идеальной средой для того, чтобы препятствовать разложению плоти. Видимо, обрушение стальной двери у входа в бункер произошло относительно недавно, что позволило долгое время сохранять внутри сухой и холодный климат. На первый взгляд, передо мной лежал человек, чьи кости были обтянуты тонкой полупрозрачной кожей. Но что-то в чертах его лица вызывало чувство неконтролируемой тревоги. Форма черепа была совершенно обычной, соответствующей взрослому человеку, но отверстия для глазных яблок были непропорционально маленькие. Гораздо страннее выглядела та часть черепа, где должен был находиться рот. Под симметричными отверстиями запавшего носа виднелась сплошная кость, так что верхняя и нижняя челюсти казались единым целым. Не было ни намека на проведение каких-либо хирургических процедур, которые смогли бы срастить кости, как и не было видно ни зубов, ни хрящей.

Осмотрев тело подробнее, Аарон заметил, что нет ни намека на первичные половые признаки этого человека. По мумифицированным останкам было очень сложно делать выводы, но казалось, будто бы между ног отсутствовало все напрочь, хотя проступающие сквозь прозрачную кожу кости выглядели полностью сформировавшимися. Возможно, вскрытие могло бы пролить свет на истинные причины таких увечий. Страшно было представить, какие мучения выпали на долю этого человека перед смертью и какие еще ужасающие опыты могли проводиться в этом месте. Стоит ли говорить, что в тот момент больше всего на свете мы хотели скорее выбраться из забытого богом бункера.

Рассматривая пугающие останки в бледном свете фонаря, я впервые увидел на лице лейтенанта ноты растерянности. Открывшаяся картина смогла выбить из колеи даже его, пробив все то решительное спокойствие, которое он показывал до сих пор. Буллер, к всеобщему удивлению, оказался простым человеком, способным испытывать эмоции, хоть и был надрессирован никому их не показывать. Казалось, что вид изуродованного тела напомнил ему о чем-то, что тот изо всех сил старался оставить в прошлом. Но это были лишь мои догадки.

Лейтенант в мгновение зажег фаер и, крепко сжимая его в руке перед собой, осмотрел все помещение. В этот момент стало понятно, что мы, словно посреди шахматной доски, были окружены десятками подобных столов, на некоторых из которых лежали похожие ветхие тела. Освещенное красным светом фаера, это место теперь напоминало один из кругов ада. От неожиданности кто-то из солдат даже оступился и рухнул на лежащее на ближайшем столе тело, в то же мгновение оказавшись среди облака тяжелой пыли.

Лейтенант приказал аккуратно собрать самые уцелевшие дневники, лежащие на столах между телами, чтобы изучить их в лагере. Его движения стали более резкими и нервными, и было понятно, что наконец он и сам готов был покинуть это место, вдоволь надышавшись трупной пыли. В тот момент никто из нас не оспаривал его решение, так как мы все странным образом будто бы встали на одну сторону против невидимого врага. Оставалось только собрать все, что могло бы пролить свет на чудовищные эксперименты, которые проводились в этом месте. И пока мы перебирали ветхие отсыревшие бумаги, солдаты Буллера по его просьбе пытались вскрыть стальную дверь на противоположной стороне от коридора, из которого мы пришли.