Смайлик на асфальте

– Ой, действительно, у тебя же сегодня вечером представление на Дворцовой, – всполошилась Ирина.

– На Дворцовую вечером точно не стоит, – поддержал Артём.

Ольга вновь покачала головой.

– Если не хотите слушать советы, зачем было приходить?

Артём поднялся и подошел к окну. Он чувствовал досаду – не удалось ему убедить Ольгу, что положение серьезно. А в том, что оно серьезно, он не сомневался.

2

Звонок мобильного не разбудил его, Брагин не спал, просто лежал с открытыми глазами, думая, чем бы занять сегодняшний день. Уже больше месяца на пенсии, а привычка просыпаться в одно и то же время никуда не делась. Солнечный свет от неплотно сходящихся портьер прочертил на паркете косую линию. Каждое утро весь последний месяц он наблюдал за этим солнечным зайчиком и теперь безошибочно мог назвать время. Сейчас было начало восьмого. Он протянул руку и нащупал на тумбочке вибрирующий аппарат.

– Слушаю.

– Подъем, Сергеич, – голос участкового в трубке прерывался шумом просыпающегося мегаполиса. – Ты просил позвонить, если что случится. Вот, случилось.

– Когда?

– Похоже, ночью. Давай быстрее, может, успеешь до приезда следователя.

– А кто у нас следователь?

Участковый назвал фамилию.

– Кравченко? Не знаю такого.

– Из молодых, да ранних. Эффективно-дефективных. Пришел сразу после твоей отставки.

Брагин поморщился – не любил, когда ему напоминали об отставке. Сейчас он уже жалел, что пошел на принцип. Уступил бы, как ему советовали, – может, и работал бы до сих пор в Следкоме. И сегодняшнее дело было бы его, и не этого эффективного. Но нет, уперся как осёл: «Если закроете дело, уволюсь». Глупо, по-мальчишески вышло, совсем несолидно для подполковника за пятьдесят. Дело тогда закрыли, а ему сказали: «Незаменимых нет. Сам виноват». Потом, при закрытых дверях, кулуарно, начальство сетовало: «Вот зачем ты так, Сергеич? Зачем на принцип? Ты же нам не оставил другого выхода. Дело резонансное, результат нужен был быстро. Что тебе мешало закрыть его, а потом потихоньку расследовать, если уж душа требовала? Оказался бы прав, привел бы убедительные доказательства, вернули бы дело на доследование, какие проблемы?»

Да, много он совершал глупостей, и эта была из самых-самых. Только он и тогда был уверен в своей правоте, и потом, когда нашли второй труп, – аккурат на следующий день после его увольнения. Он тогда вновь попытался поговорить с начальством – убедить объединить дела, да только его вежливо выпроводили: «Ушел на пенсию? Вот и отдыхай, без тебя разберемся». А теперь, получается, уже третье убийство… Так что же он сидит?

Брагин засуетился. Тапочек как всегда не было… К черту тапочки! Босыми ногами он зашлепал по паркету. Наскоро умылся, пригладил редеющие на макушке волосы. Кофе?.. Нет времени. Брюки и свежая рубашка, приготовленные с вечера по заведенной издавна привычке висели на створке шкафа – так быстрее. Он завертелся в поисках пиджака. И только когда обнаружил его на вешалке в шкафу, сообразил, что уже месяц не одевал его. Это когда каждый день ходишь на службу в Следственный комитет, без пиджака никак, а когда в ближайшую «Пятерочку», да просто прогуляться – то и обычная рубашка сойдет. Без галстука. Он схватил со стола телефон и ключи от старенькой «шевроле», и, ругая себя за медлительность, бросился к двери.

И все-таки он опоздал…

Александровский сад выглядел по-утреннему безлюдным, лишь возле одной скамейки собралась целая делегация. Светлые рубашки полицейских были заметны издалека. Рядом с ними опирался на метлу дворник в ярко-оранжевой жилетке до колен. Один из полицейских, постарше, заметив Брагина, кивнул, а затем извиняющее развел руками, качнув подбородком в сторону стоящего поодаль молодого человека в сером костюме, бодро наговаривающего отчет на диктофон: дескать, я предупреждал, чтобы поторопился.

– Здорово, Васильич. Где? – запыхавшись, спросил Брагин, подходя к пожилому участковому.

– Ты про что? Знак на фонтане, а труп на скамейке, – хмыкнул участковый.

Брагин оглянулся. На гранитной чаше фонтана чья-то варварская рука оставила смайлик необычной формы. И этот смайлик нагло ухмылялся прямо в лицо мертвой девушке на скамейке. Старинное платье с пышной юбкой и открытыми плечами. Руки в длинных шелковых перчатках сложены на коленях. Голова с громоздким белым париком, украшенным стразами, склонена вниз. Поза спокойная, словно барышня времен императрицы Екатерины в перерыве между мазуркой и кадрилью уселась на скамейку передохнуть и неожиданно задремала.

– Почему она так странно одета? – спросил Брагин.

– Вечером на Дворцовой представление было. Устраивают в угоду иностранцам, всё белые ночи отмечают, никак не наотмечаются, – проворчал участковый.

– Когда обнаружили труп?

– Да вот когда я тебе звонил, примерно тогда и обнаружили. Смотри сам: дворник вышел на работу в семь, а она тут – сидит, ручки сложила. Он меня сразу и набрал. Я сначала хотел молодого отправить – участковый кивнул на своего напарника, – но потом решил сам посмотреть. Минут через десять уже был у фонтана, сразу тебя и набрал. Позвать дворника?

– Потом.

Брагин окинул сидящую на скамейке фигурку жадным взглядом, натянул перчатки и, внимательно глядя под ноги, направился к девушке. Аккуратно прикоснулся к ее плечу. Была у него такая фишка – начиная расследование, непременно дотронуться до покойника. Вроде как поздороваться.

– Почему здесь посторонние? Немедленно покиньте площадку! – раздался за спиной окрик.

С лицом, не предвещавшим ничего хорошего, к Брагину направлялся молодой и «эффективный» следователь.

– Какой же это посторонний, товарищ капитан, – вступился за старого знакомого полицейский. – Это же Викентий Сергеевич, подполковник, он в Следкоме еще тогда работал, когда…

Участковый проглотил конец фразы, не договорив, – не стоило конфликтовать с тем, кто здесь главный.

Красивое лицо следователя исказила гримаса недовольства.

– Если вы не в состоянии обеспечить порядок, я буду вынужден доложить о препятствии следствию, – отчеканил он.

– Сергеич, ты… пожалуйста, – в голосе участкового слышались просительные нотки.

Брагин с неохотой отошел в сторону.

Увидеть удалось немного. Поза расслабленная, девушка как будто заснула. Рядом на скамейке шприц. На открытых частях тела – шее, руках, груди – никаких следов насилия, значит, она не сопротивлялась. Выражение лица спокойное, даже сквозь толстый слой грима это было заметно. Получается, она сама спокойно пришла сюда с Дворцовой, сделала себе укол, отложила шприц и отдала Богу душу. Самоубийство, намеренное или случайное. Именно такая картина возникала перед глазами. И именно таким хотел представить дело убийца. Да, убийца, потому что пришла она сюда, к фонтану, не одна. Ее привел убийца. Брагин был уверен в этом, потому что преступник оставил знак.

Значит, он привел ее сюда. Усадил на скамейку и… Да, что «и»? Кстати, когда они пришли? Наверняка, когда представление закончилось. А когда представление закончилось, около фонтана наверняка еще были люди. Лето, отличная погода, зачем расходиться? Вон, банки пивные на газоне, обертки, фантики. И никто не заметил, что девушка мертва? Хотя могли и не заметить. Хоть и лето, но белые ночи позади, все-таки уже темновато. А, может, они сидели рядышком на скамейке до тех пор, пока сад не опустел? Зачем же она с ним столько времени сидела? Или это был ее знакомый? Или втерся в доверие так, что она ничего не заподозрила? Пока что одни вопросы без ответов.

Брагин отошел к томившемуся бездельем дворнику. Тот щурил на солнце и без того узкие глаза, с тоской поглядывая на мусор на газонах.

– Это надолго, – сказал Брагин, протягивая мужчине початую пачку сигарет.

От сигарет дворник отказался, и Брагин убрал пачку в карман. Врачи давно намекали, что пора завязывать. «Сердце у вас одно, второе не вырастет», – говорили ему. Врачам подполковник доверял и старался слушаться. Курил лишь в таких вот случаях, как сегодня, когда нужно было расположить к себе свидетеля. А это вроде и не курение, а профессиональная необходимость.