Страница 23 из 76
Ей богу, умей я силой мысли ускорять самолет, так бы и сделал, лишь бы поскорее сойти с трапа и попытаться снова дозвониться отцу.
Выключаю авиарежим на телефоне, как только шасси касаются земли, и мобильник сразу вибрирует. Отец.
— Да, — ору в трубку. — Что с Софией?
— Ее сбила машина, — глухо бормочет он.
Сердце совершает молниеносный кульбит, в висках начинает стучать. Сразу вспоминаю аварию матери, машину скорой помощи, а затем и больницу, и лишь усилием воли мне удается выдавить из себя вопрос, который никак не хочет срываться с губ:
— Она… жива?
— Жива, но без сознания.
Он называет адрес, и я не мешкая еду туда. Отец встречает на входе и провожает к палате, кивая медсестре на посту, чтобы пропустили.
В коридоре неестественная тишина — оно и понятно, почти полночь. Нас тут, само собой, быть не должно, видимо, отец хорошо проспонсировал больницу.
— Что случилось? — интересуюсь, пока мы быстрым шагом идем к нужной палате.
— Она с друзьями играла с мячом на игровой площадке, как обычно по вторникам. Тот выкатился за пределы площадки, ну и, — морщится отец, — бросилась за ним, а мимо как раз проезжала машина. София вылетела на проезжую часть так внезапно, что водитель не успел затормозить.
— Травмы серьезные?
— Сотрясение средней тяжести, сломана рука.
Моя бедная, бедная сестренка! За что ей все это? Не прошло и года со дня смерти матери, и снова очередное потрясение.
— Ты сам как? — вдруг вопрошает отец.
— Нормально, — коротко бросаю я. То, что я приехал к сестре, ни разу не значит, что готов общаться с ним.
Мы подходим к палате, и я вижу сквозь открытые жалюзи загипсованную руку.
— Она звала тебя.
И я больше не мешкаю, открываю дверь и захожу. Беру стул, ставлю его у кровати сестренки и присаживаюсь. Накрываю ладонью ее маленькую руку и разглядываю милые сердцу черты лица. У меня ощущение, что вместо того, чтобы расти, она стала меньше. И лицо бледное, словно обескровленное.
Я бы много отдал, чтобы забрать ее боль. Жаль, не в силах.
— Моя София, — произношу еле слышно и легонько сжимаю ее руку.
Веки сестренки еле заметно дергаются, и я отчетливо различаю, как она слабо лепечет:
— Мамочка…
С силой сжимаю челюсть. Хотел бы я, София, чтобы это была твоя мама, но это всего лишь я. Да, она перестала спрашивать о матери каждый день, но ее реакция сейчас четко говорит о том, что для нее эта тема все так же непереносима.
В кармане вибрирует мобильный, достаю его и вижу сообщение о том, что мне пыталась позвонить Алиса.
Э нет, сейчас ты последняя, с кем я стал бы разговаривать. Это твоя вина, что сестра лежит тут и зовет маму, которая больше никогда не придет. Это из-за твоей жажды наживы мать не поцелует дочь на ночь, не почитает сказку. Все из-за тебя!
Вспоминаю ее растерянное и обиженное лицо. Плохо тебе, милая? Вот и хорошо. Уж явно не хуже, чем Софии сейчас.
Всю ночь я так и сижу около сестры и просыпаюсь от ее слабого голоска:
— Назар?
Блин, так и уснул, положив голову и руки на ее кровать.
Часы на стене показывают шесть утра.
София тянет губы в улыбке и морщится:
— Привет. А ты давно тут? Я есть хочу…
Есть? Это я сейчас, это я мигом! Хочет есть — это же хорошо? Значит, идет на поправку, так?
Вскакиваю с места и тут же мысленно хлопаю себя ладонью по лбу: где я возьму еду в шесть утра и что вообще ей можно? Как бы не навредить.
Выхожу в коридор и натыкаюсь на сидящего на скамейке рядом с палатой отца. Выходит, и он провел тут ночь, так и уснул, прислонившись к стене. Решаю его не трогать, но он просыпается сам, когда я закрываю за собой дверь, вскакивает на ноги, будто и не дремал вовсе.
— Как она? — слышу в его голосе беспокойные нотки.
— Есть попросила.
— Есть? — Отец тянет губы в улыбке точно так же, как и сестра. Все-таки они очень похожи. — Это хорошо. Подожди тут, вдруг Софии что-то понадобится, я схожу к медсестре.
Он уходит, а я занимаю его место и достаю телефон, кручу его в руках и размышляю, как быть. Придется что-то насочинять Алисе, ведь еще как минимум на день, а то и больше, останусь тут.
Может, что-нибудь написать? Открываю мессенджер и сразу вижу ее селфи, которое она прислала мне вчера.
Пока пытаюсь оформить мысли в слова, словно из ниоткуда возникает отец.
Твою ж налево! Мигом выключаю экран и прячу телефон. Отец потирает подбородок и изгибает бровь:
— У тебя появилась девушка? Познакомишь?
Я с облегчением выдыхаю. Выходит, он не успел ее разглядеть.
Жаль только, нельзя познакомить знакомых.
— Обязательно, — коротко бросаю я, даю понять, что эта тема закрыта: — Когда-нибудь потом.
— Назар, — прищуривается отец, — тебе не кажется, что пора прекратить эту непонятную игру в молчанку?
Упрямо поджимаю губы.
— В конце концов, не ты один ее потерял, — в сердцах восклицает он. — Мне тоже тяжело!
Это он о матери, разумеется. Ага, тяжело ему. Так тяжело, что спустил все на тормозах. Нет уж, в постель ложились оба, отвечать должны тоже оба.
А то странно выходит: отец наказывает себя сам, все больше превращаясь в тень, в то время как Алиса живет себе, горя не знает, считая, что может продолжать в том же духе. Хрен-то она угадала!
— Давай не здесь, — киваю я на палату Софии.
Отец оборачивается и, как и я, видит, что она не спит и смотрит на нас, надув губы.
Чувствую укол вины и злость на родителя — нашел где меня отчитывать, еще не хватало расстраивать сестру нашими ссорами.
В итоге мы тщательно притворяемся, что все в порядке, когда вместе входим в палату.
Слава богу, отцу приходится уехать по работе, и я развлекаю сестренку один. Как в старые добрые времена, Жар стоит на страже покоя принцессы Софии. Жаром она называет меня лет с трех: Назар оказался для сестры-торопыжки слишком длинным, в итоге она сократила имя до Зар, а «З» не смогла произносить в силу возраста. Так и стал Жаром. Рыцарь Жар, лошадка Жар, пират Жар — кем я только ни успел побывать…
Нужно почаще летать к ней, не хочу оставлять надолго, вижу, как она скучает по мне. Не меньше, чем я по ней.
Как только разорваться между настоящей и вымышленной жизнью?
Ладно, главное, это все ненадолго, скоро я вернусь и смогу приезжать к Софии хоть каждый день.
Вечером меня сменяет отец, и я ненадолго еду к себе домой, а потом снова в больницу.
Проходит двое суток, прежде чем стучу в дверь квартиры Алисы, как и в день несостоявшегося свидания-сюрприза.
Понятия не имею, дома ли она: звонки сбрасывает, на сообщения не отвечает. Губы дует, ишь ты. Потом и вовсе отключает телефон, а то отследил бы, ведь практически сразу поставил ей программу-следилку.
Впрочем, где еще ей быть? Ее перемещения не отличаются большим разнообразием, я знаю ее привычные маршруты чуть ли не наизусть.
Дверь открывает совсем не она, а Марина.
— Здравствуйте. Алиса дома?
Марина поджимает губы и мерит меня недовольным взглядом. Неужто эта ябеда нажаловалась на меня тетке? Что за детский сад?
— Нет, не дома, — бурчит она. Однако в следующий миг мрачнеет и добавляет: — Ты ее сегодня не видел?
Качаю головой и со скорбным видом каюсь:
— У нас случилось некоторое недопонимание.
— Я так и поняла, — вздыхает Марина. Она замолкает, думая что-то свое, а потом словно решается, вскидывает голову: — Назар, она сказала, что пойдет в парк, но ее слишком долго нет, и телефон выключен.
Ну, время еще не позднее, всего к десяти близится. Алиса взрослая девочка.
Видимо, сомнения отображаются на моем лице, потому что Марина склоняет голову набок:
— Она никогда не задерживается, не предупреждая. Тут что-то не так.
— Я проверю. В каком она парке? У нее есть какие-то любимые места?
Ну а что, отличная идея. Найду ее там, весь из себя переживающий, дальше дело в шляпе: слово за слово, и вот мы снова примирившиеся голубки. Профит.