Страница 8 из 11
Как глоточек солнца в сумрачно-пепельный день.
Покупка так поднимала настроение, унося в неведомые дали, и настолько поднимала меня в своих собственных глазах, что денег мне было совершенно не жалко. Никогда.
Да я могла на одной овсянке неделю просидеть, лишь бы получить это ни с чем не сравнимое удовольствие.
Тем более, что в больнице всегда можно было перекусить да хоть той же творожной запеканки. Не говоря уже о щах и паровых котлетах с пюре.
Я всегда после таких походов готовила себе ванну с огромной шапкой пены, а потом, вся разнеженная и разрумяненная, любовалась чудесными вещицами и с удовольствием надевала, ощущая себя королевной, не меньше.
От предвкушения у меня чуть голова не закружилась. Я развернулась, и пошла направо, к торговому.
Два часа пролетели незаметно. Девочки-продавщицы, уже давно меня знали и радостно улыбались, как только видели.
Еще бы!
Ведь я была одной из их самых любимых клиенток. Дневной план сделать помогала, ага.
Так что время за примерками одного за другим воздушного чуда пролетело незаметно.
И в итоге я стала владелицей даже не одного, а целых двух чудесных комплектов. Один – с кружевами цвета топленого молока, с трусиками-шортиками и лифчиком-нулевкой, с поролоновыми вставочками.
А другой… Вот другой для повседневной носки не годился совершенно. Он был почти прозрачный, полностью кружевной, цвета созревшей вишни. Как раз подходящий для определенного рода встреч.
Хотя о каких встречах я говорю…
Последняя была уже год назад как, и оставила о себе не совсем приятный осадок. Так, встретились-разбежались наутро. Даже вспоминать не хочется.
Да уж лучше совсем ничего, совсем не встречаться, чем так.
Вспомнить, и то нечего.
Я вздохнула, глядя на невесомое чудо, которое тем не менее прельщало взор и будто вопияло – купи!
Ну, меня долго уговаривать не надо. Купила.
Правда, теперь дней десять буду сидеть на больничной еде. Да мне не привыкать, ага.
Однако день сегодня явно был не мой. Вы, конечно, догадались, почему.
Ну конечно! Запиликал мобильный. Одно радовало – звонок был не из больницы.
Хотя радость эта была та еще. Звонила Танька.
Не хотела я брать трубку. Может, сплю на законных основаниях, и все тут, после дежурства.
Однако дурацкая ответственность, доставшаяся от родной матери, заставила нажать на “прием”.
Нехотя я ответила:
– Ты чего, Тань?
– Ой, Зойка! – затараторила она, – у нас тут такое творится! Такое!
– Представь, мужик тот, ну, которого скорая привезла. Без сознания был, потом стал метаться, и помер.
Меня как громом поразило. Я, как только вошла в торговый центр, и думать про него забыла. Как такое возможно?! Ведь это же мой, мой глюк заснул там, на больничной койке, как младенец.
Именно как младенец. А вовсе не вечным сном.
– К-как помер? – помертвевшими губами прошептала я. – Он просто заснул, я же помню.
– Ну, не знаю, как, Зоя. А только после твоего вмешательства он больше не проснулся, – сказала Танька язвительно.
Я остановилась. Вся радостная энергия, до сих пор бурлившая во всем теле, вдруг замерла, будто к чему-то прислушиваясь. Руки у меня опустились, и пакетик с чудесным нижним бельем выскользнул из них, упав на вымытую до блеска светло-коричневую плитку.
Клариэль.
–– Этого еще не хватало, – подумал я, открыв глаза.
Мне было холодно. Так холодно, как никогда в жизни. Все тело заледенело, и напоминало упавшее с большой высоты бревно, которое унесло в бурным потоком холодного горного ручья в замерзающее озеро. В озеро, в котором оно и осталось, вмерзнув в лед. Единственное, что я мог сделать – это открыть глаза. Даже это, простейшее движение, которое не требовало напряжения, далось с невероятным трудом.
Неожиданно я встретил взгляд других глаз – серых, усталых, которые смотрели на меня через непонятные приспособления, с удивлением и жалостью.
Жалостью…
Вот жалость я не переносил совершенно. Это чувство было мне до сель не ведомо. Правда, я, как прямой потомок древних эльфов, испытывал нечто подобное к тем несчастным, кровь которых была разбавлена слишком. У них практически полностью отсутствовала родовая память, и всему, буквально всему таким новорожденным приходилось учиться.
Мне же, как прямому потомку, если не все, то многое давалось легко. Я будто вспоминал, и необходимый навык приходил сам собой. Безусловно, не сразу. Безусловно, требовались тренировки и отточки. Но это же совсем другое дело!
Вот и сейчас я зажмурился, потом попытался расслабить мышцы тела, которые ощущались им как полностью атрофированные. Однако я не привык сдаваться, и медленно погрузился в такую глубину сознания, не их и вовсе не существовало.
В волшебное, единое Нечто, которое одновременно являлось Всем. Ум мой блуждал в неведомых глубинах, получая необходимые знания. И наконец я почувствовал, что что-то начинает меняться.
Меня стал бить озноб.
Умные клеточки тела использовали древнюю магию рода, дабы вернуть носителю подвижность и помочь прийти в себя.
Поручение, с которым я отправился в этот совершенно ординарный, полностью не магический мир, должно быть выполнено.
И выполнено, похоже, любой ценой.
Наконец меня затрясло с такой силой, и бросило в жар настолько, что я почувствовал, что сознание меня выбрасывает на совершенно другой уровень.
На этом уровне в бой со сверхсознанием вступало все темное, что еще сохранилось в подсознании.
Грубо говоря, у меня начался бред.
Бред это плохо. Особенно плохо в таком вот мире. Потому что тело, исцеляя себя, использовало почти все ресурсы, собственные.
А вот здешние магические потоки, если они и имелись, то были чрезвычайно слабы.
Поэтому в результате мог наступить полный коллапс, и тело, которому бы в нормальном случае хватило пары-тройки часов для приведения себя в норму, здесь могло не прийти и вовсе.
Меня так трясло и мотало, что я не сразу заметил, как вокруг что-то изменилось. Будто потеплело, и появилось ровное, неяркое сияние, к которому меня потянуло со страшной силой.
Однако последствия неудачного перехода давали себя знать, и единственное, что я смог сделать, это открыться сиянию, которое могло принадлежать только потомку древнего рода, которых и на Талии осталось немного.
Открыться максимально, и получить так необходимую сейчас помощь и поддержку, глубоко зашитую в генную структуру матрицы. Говорят, в таких случаях энергетические каналы сливаются воедино, всего на какой-то миг.
Но мига этого достаточно, чтобы получить необходимую энергию для восстановления.
Однако я не почувствовал никакой ответной реакции. Никакой. Это было странно. Это было невероятно.
И тут я понял. Понял со всей определенностью, что все это не более, чем мой бред.
Бред, в который я погрузился куда глубже, чем мне казалось.
Конечно.
Ничем другим, чем бредом, это и быть не могло.
Откуда здесь, в этом заштатном мире, такой мощный отголосок древней магии?
И вот тут до меня дошло.
Как откуда?!
Неужели я нашел ее, ту, за которой и был отправлен во искупление моей прежней оплошности?
От осознания такой возможности регенерация, которая едва теплилась, исчерпав чуть не до предела возможности тела, замерла, будто натолкнувшись на преграду.
Я почувствовал, как защитный механизм, не позволяющий телу исчерпать свой ресурс до конца, включился.
А когда он включается, то сознание покидает тело, и все его функции замирают.
Последней моей мыслью, даже не мыслью, а чувством, был страх.
Да, страх.
Ведь в этом мире, отсталом с точки зрения знания о теле и его возможностях, такие состояния считались необратимыми.
О да. Я хорошо подготовился к путешествию сюда.
И, чувствуя, что сознание уплывает, как утопающий за соломинку ухватился за неистовую мольбу, жаркую просьбу:
–– Основатели, помогите!