Страница 5 из 18
Сзади смеялись. Я обернулась. Старик в пижаме снял с меня клюку и, задрав ее над моей головой, заговорил на китайском. Выглядел он в точности как мастер кунг-фу из голливудского кино: длинная седая борода, волосы, собранные в пучок на затылке, и взыскательный взор сенсея из-под густых белых бровей. Зрители вокруг кивали и посмеивались, как в театре.
Я поняла, почему они смеялись, простояв у светофора с четверть часа и наблюдая смертоносные тачки. Свежий иностранец на шанхайском перекрестке похож на зверя, выпущенного из зоопарка в дикую природу. Его доверчивость граничит с самоубийством: он думает, что если на светофоре зеленый, то можно идти! Избалованный человек.
Шаг влево, шаг вправо от основных «артерий» – и здешние дороги наполнялись не машинами, а тачками, велосипедами и мопедами, которым никакой светофор не писан. Трехколесная велотачка была образом жизни. Здесь на нее цепляли все – корзины, картонки, бутылки, баулы, детей, гирлянды, дома, города и вселенные…
Повинуясь неведомым законам, струйки пешеходов обтекали меня, не обращая внимания на светофор, под стать тачкам. Они просто знали, когда можно. А я продолжала стоять и озираться. В какой-то момент взгляд зацепился за знакомую фигуру в пижаме. Мастер кунг-фу копался клюкой в мусоре, выуживая из него пластиковые бутылки. Я еще не успела снять местные деньги, но подошла и протянула ему сдачу, которую дал мне таксист. Старик оторвался от мусора, свирепо посмотрел на деньги и резко замахнулся клюкой, выкрикивая проклятия на китайском. Я побежала так быстро, что сама не заметила, как перешла дорогу назло велотачкам.
Я забыла, зачем вышла.
Меня накрыло острое сновидческое чувство «все только что слепили за углом» – когда не знаешь, чего ждать и что увидишь в следующий момент. Огибаешь угол – а там срочно достраивается мир! Соорудили реку, свадьбу на мосту, небоскреб или, например, узкий дворик и женщину, снимающую белье с веревки бамбуковой палкой. В спешке сновидческие архитекторы все лепят как попало: на одном фасаде соседствуют старый деревянный балкон с резными фениксами, мозаика с серпом и молотом, амулет от злых духов, будда, мухоловки и ковер с изображением котят, играющих с бабочкой среди роз.
Кажется, этот город – и есть та самая «случайная встреча зонтика и швейной машинки на операционном столе». У меня же – «запланированная встреча банкомата и супермаркета». Я направилась к первому попавшемуся полицейскому. Полиция же должна говорить на английском? Но полицейский не только не говорил, но и смерил меня таким мрачным взглядом, что будь у него клюка, не знаю, что и было бы…
Скоро я поняла, что в Шанхае все исчисляется улицами: улица лаков для ногтей, улица париков, улица фаст-фудов с осьминогами… и целая улица арт-материалов! Я привезла любимые кисти и краски, но громоздкую акварельную бумагу тащить не стала. Акварельной бумаги я не нашла ни в одной из лавок, зато рисовой было на любой вкус и цвет – в рулонах, альбомах, свитках, веерах и раскладных книжицах для каллиграфии… Это был рай каллиграфа, сад неземных наслаждений, где росли кисти всех возможных форм и размеров: огромные ведьминские метлы свисали с потолков, а тончайшие кисточки толщиной с волосок на ножке кузнечика продавались пучками, как зелень на рынке. Драгоценные ларцы с тушью, шкатулки с красным воском, ажурные резные печати из яшмы, склянки с растворимыми кристаллами… Человеческой жизни не хватит, чтобы перепробовать столько удивительных сокровищ. Как жаль, что я не успела снять деньги… И как хорошо, что у меня не было с собой денег!
И все же я не могла уйти с пустыми руками. Меня вдруг охватила паника компульсивного покупателя: если я уйду сейчас вот так, несолоно хлебавши, то драгоценности обратятся в черепки, пещеры сокровищ растают несбыточным миражом, и я больше никогда не найду заветного Эльдорадо. У меня все еще оставалась сдача с такси, и я должна была купить хоть что-нибудь.
В любом случае, мне был нужен скетчбук. Без него никак. Я с каменным лицом прошагала мимо стеллажа с шикарными раскладными книжками для каллиграфии в тканевых, вышитых драконами переплетах – и выбрала простой скетчбук в твердой обложке.
На обложке было выбито золотыми буквами – «The Book of Momery», made in China. Нечто про материнство, память и мормонов, сделанное в Китае. Подходит. Что-то заставило меня вытащить с полки соседний скетчбук. Этот назывался «My Love It’s Offthe». Про любовь, с которой что-то не так, видимо. Я вытащила еще несколько. Они были в обложках разных цветов и отличались по объему. Например, «A Tooth From» был существенно тоньше «Dwarf Bravery», а «Liquid Male Scholar» уступал «Dainty Protagonist» по качеству бумаги. Самый большой скетчбук уместно назывался «How Depressing», а самый маленький – «Become Door #56».
Я отнесла на кассу мормонскую книгу материнской памяти и блокнот с загадочным посылом «Стань дверью № 56». Продавец в майке оторвался от телевизора, где шло кино про войну с японцами, равнодушно взял блокноты, положил их на весы и ткнул в цифру на дисплее. Скетчбуки на развес? Серьезно? Стоили они тоже как картошка на рынке, так что мне даже хватило сдачи из такси.
Едва вырвавшись из тенет улицы арт-материалов, я обнаружила, что она переходит в улицу книжных магазинов. Я уставилась на витрину с книгами по каллиграфии глазами голодного призрака и буквально оттащила себя за волосы, как Мюнхгаузен, в сторону ближайших небоскребов. Мне был нужен банкомат! Ходить по такой улице без денег было китайской пыткой. Прежде чем уйти, я нашла ее в брошюре, которую мне дал вежливый метрдотель со сложным лицом.
Улица Фучжоу (бывшая улица борделей, уточнялось в книжице) была меккой арт-материалов и книг по искусству. Как была улицей вожделения, так ею и осталась. Так. Банкомат. И супермаркет. Я ничего не ела со вчерашнего дня, и теперь «затруднялась терпеть в животе своем дупло», как выразился Пу Сунлин в своих рассказах о необычайном, которые я читала в самолете, пытаясь настроиться на местную волну. Тщетные усилия. К необычайному я оказалась не готова.
Если с банкоматом проблем не возникло, то с едой все оказалось гораздо сложнее. Я провела бессмысленный час в супермаркете, полном невообразимой и неопознаваемой еды. Глаз видит, зуб неймет. Совершенно непонятно, что можно съесть. По упаковкам невозможно определить – это молочное или рыбное, жидкое или толчёное, капустное или ананасное? С потолка свисали копченые ктулху и бедра динозавров, а прилавки ломились от пестрых сладостей, похожих то ли на бижутерию, то ли на пластилиновую еду для инопланетян.
Наконец в одном углу я набрела на стеклянный шкаф, запертый на ключик, как в ювелирном магазине. Внутри торжественно, как часы Картье, подсвечивались несколько упаковок тостерного сыра и нарезанный хлеб. Ясно, почему вежливый метрдотель так изменился в лице, когда я спросила про «хлеб-сыр, ничего особенного…» Это вовсе не «простая еда», а роскошь для иностранцев. На эти деньги можно купить целую тачку скетчбуков на развес.
Выйдя из супермаркета, я залипла у стойки уличных торговцев кракенами. Один ловко нанизывал еще живых бэби-осьминогов на палки, а второй поджаривал их, пока те не замирали в ломанных, растопыренных позах, – и бойко раздавал по два колючих шашлыка на руки довольным покупателям в очереди. Люди ели кракенов прямо у стойки или на ходу. Девушки с лисьими ушами и солнечными зонтами делали с ними селфи.
У соседнего выхода из шоппинг-молла было пафосное уличное кафе, где готовили капучино по депрессивной цене, если считать в скетчбуках. Я все равно его купила и села за столик. Кажется, я оказалась в том пешеходном квартале, куда так стремилась толпа у гостиницы. Громкоговорители со всех сторон не затыкались. Я была в гуще магазинов, ресторанов и забегаловок на любой вкус – от трехколесных велотачек уличных торговцев фаст-фудами до пафосных заведений с нарядными красными фонариками и упитанными буддами у входа. И среди всего этого изобилия не было ничего, что я могла бы не задумываясь съесть или хотя бы опознать. Кроме осьминогов. И хотя «дупло в животе» уже затмевало глаза, мозг держал оборону против осьминогов насмерть.