Революция

Поначалу Верн испытывал острый дискомфорт от факта, что дядя в курсе всех подробностей его личной жизни, но выбора не оставалось – сам понимал, что иногда блуждает по лабиринту не в состоянии посмотреть на ситуацию со стороны. Рей с его резким характером не был, конечно, способен выслушивать пространные речи о нелёгкой доле не имеющего права на обычную жизнь юного императора, просто считывал мысли и эмоции с молчаливого согласия Верна, а потом кратко и по делу, даже жёстко резюмировал. Иногда помогало.

Это не походило на отношения отца и сына, скорее наставника и ученика, но всё равно разрывало круг, постепенно замыкающийся вокруг Верна. Его отец умер во время родов, а биологического отца, императора Ардина, убили при содействии Дома Хираам, когда Верну было двенадцать циклов. Тогда же к власти пришёл младший единокровный брат императора Орен Оберн. Орейн – на к-рутский манер. Или просто Рей, который, несмотря на все противоречивые поступки, показал себя правителем с твёрдой рукой, Верн искренне верил, что победа над Духами – заслуга именно дяди.

Рей считал своей обязанностью воспитывать наследника престола, правда, делал это в своей манере, хотя Верн не обижался на него и всегда находил обоснование тем или иным действиям, даже если они причиняли боль. Он готов был подчиняться и поступать так, как говорил дядя, поскольку прекрасно понимал, что тот смыслит в государственных делах гораздо больше; но Рей же, наоборот, старался ослабить своё влияние, предоставляя Верну выбор. Непростая ситуация для обоих.

Верн пытался скорее уснуть, чтобы не думать о завтрашнем дне – в преддверии выборов Дома основателей Империи инициировали совет, пригласив туда императора и действующего премьер-министра. Выборы были первыми очередными с момента его восхождения на трон – сразу после инаугурации предыдущий премьер-министр Тиал Илре добровольно сложил с себя полномочия и передал их недавнему регенту – Рею. Сам же вернулся на место министра образования и, судя по резко посвежевшему внешнему виду, был очень рад такой рокировке.

Сейчас каждый Дом основателей Империи выдвигал свою кандидатуру, хотя все, включая население, осознавали, что шансов, равных Орену Оберну, ни у кого из них нет. Большинство керийцев не задумываясь проголосует за члена императорской семьи в силу его происхождения.

Страх перед главами Домов у Верна отсутствовал, да и в принципе давать слабину перед всеми, кроме Обернов, было неприемлемо. Смерти своего биологического отца, его братьев и старших сыновей он не видел, но память о пережитом ужасе остро колола сердце до сих пор. Наравне с несколькими сутками плена, когда мятежники удерживали его вместе с Исаном и Эриеном взаперти и не могли договориться, что делать с наследником-подростком и его кузенами, в кошмарах приходила и другая картина – массовая казнь Дома Хираам на дворцовой площади.

Жалеть предателей в голову не приходило даже Верну, хотя каждый раз, когда он видел Дагона Хираам – сверстника и нынешнего главу Дома, в душе боролись противоположные эмоции. Оба лишились родных в юном возрасте, но у Верна был дядя, до сих пор помогавший во всех делах, а вот Дагон в такие непростые для Империи времена стал лидером своей опальной семьи без старших и опытных родственников.

Статный и уверенный Дагон не вёл себя вызывающе – наоборот, всегда с чувством собственного достоинства. Ни разу не отвёл взгляда, когда Верн на него смотрел, а вот при виде Рея в глазах Дагона вспыхивала ненависть. Верн его понимал, палачей собственной семьи, если б они остались в живых, он бы тоже ненавидел.

– Нарек, вы скорректировали план поездки на Наёми? – спросил утром Верн у появившегося в резиденции ассистента.

– Конечно, – кивнул тот и запустил на своём планшете передачу данных. – Господин Рэеллин, министр образования хотел бы встретиться с вами до отъезда.

– Хорошо, тогда сразу после совета с главами Домов, – произнёс Верн, изучая перечень мест, которые нужно было посетить на третьей головной планете Империи. – Нарек, передвиньте, пожалуйста, встречу с министром финансов на день.

– Но она поставлена на следующий день после вашего возвращения, господин Рэеллин, – непонимающе нахмурился ассистент и тут же стушевался – перечить императору, пусть даже он на пятнадцать циклов младше, считалось грубейшим нарушением.

– Просто измените дату, – холодно ответил Верн, понимая, что он в своём праве и не должен ничего объяснять.

– Хорошо, господин Рэеллин, – склонил голову Нарек и последовал за императором к выходу.

В столичном округе всегда передвигались на аэрокарах, хотя Верн и морщился от одной только мысли, что за пролетающим кортежем императора следят горожане. Он вообще крайне болезненно относился к вниманию и радовался, что один из предшественников издал закон о запрете распространения изображений членов императорской семьи. Если бы его не существовало, Верн упорно настаивал бы на создании чего-то подобного.

Рей – единственный из Семьи, чью внешность керийцы прекрасно знали, намеренно устроил утечку информации перед войной с Духами, его знаковое выступление на Дне объединения Империи до сих пор находилось в общем доступе. Регент тогда прервал торжественную речь и сообщил о начале войны, его слова: «Только объединившись, мы сможем победить» – вошли не только в керийскую историю, аварцы тоже долгое время использовали голозапись в поддержку религии триединства. Сейчас, в связи с последними событиями, у них, видимо, появились новые лозунги. Верну братская раса – аварцы тоже были созданы рэнделами – казалась чересчур радикальной по взглядам и по поведению. У каждой касты были свои особенности, но ни одну он не смог бы назвать заслуживающей главенствующего положения, в обществе слишком остро ощущался диссонанс.

В здании правительства было, по обыкновению, людно, чиновники всех мастей коротко приветствовали императора и возвращались к своим делам, Рей вызывал у них куда большее почтение. Верн никогда не переживал по этому поводу, сейчас он думал о предстоящей поездке на Наёми, и внутри собирался спутанный из предвкушения и волнения комок. Завидев высокую фигуру Рея в чёрном укороченном плаще у дверей зала совещаний, он попытался выкинуть лишние мысли из головы – телепат мог увидеть образы, а это означало, что все планы сорвутся.

– Я буду молчать, ведёшь ты, – дождавшись Верна, еле слышно сказал Рей и жестом пригласил его в зал.

Первые лица Домов Атедис, Оберн и Хираам моментально смолкли и переключили внимание на вошедших императора и премьер-министра, занявших свои места в центре зала. Верн задержался взглядом на Дагоне Хираам – единственном представителе Дома на сегодняшнем совете. Лицо ещё одного участника показалось смутно знакомым – точно не представитель аристократии, скорее всего, видел его где-то в здании правительства.

– Господин Рэеллин, господин Оберн, – слово взял Сиван Атедис, – мы пригласили вас, чтобы сообщить о снятии наших кандидатов на пост премьер-министра.

Верн наклонил голову вперёд, давая понять, что ждёт пояснений, боковым зрением заметив каменную неподвижность Рея – кажется, он уже был в курсе.

– Дома, – Дагон продолжил вместо Сивана, его голос в начале речи казался слегка хриплым от волнения, – выдвигают единую кандидатуру.

– Ракни Имади, – Морел Оберн жестом указал на того самого чиновника, имя которого Верн силился вспомнить – кериец зрелого возраста встал, почтительно поклонившись Верну. – Больше двадцати циклов государственной службы, почти всё время – в министерстве экономики. Господин Имади не состоит в родстве ни с одним…

– У меня тоже есть что сообщить совету Домов, – бесцеремонно перебил Рей, сейчас на него смотрела почти дюжина взволнованных глаз – ожидали от непредсказуемого премьер-министра подвоха. – Я не буду участвовать в выборах.

В зале на несколько секунд воцарилась мёртвая тишина; будь Верн обычным керийцем, он бы уже начал расспрашивать дядю о причинах такого решения, выглядя при этом растерянным и неприятно удивлённым. Но Верн был Рэеллином, которого готовили к трону, потому наблюдал за возбуждённым смятением представителей аристократии с непроницаемым лицом. Только на Ракни Имади задержался взглядом – с ним придётся работать бок о бок ближайшие два цикла: вдвое старше Верна, в прищуре голубых глаз чувствовалась уверенность в собственных силах.