Миша

Леонид Волчек

Миша

Миша

      Старенький «горбатый» запорожец фырчал, урчал, «постреливал» дырявым глушителем, периодически трясся, словно готовился впасть в затяжной эпилептический припадок, но ехал. Миша, студент последнего курса Политеха, упрямо вёл доставшийся от дедушки драндулет по улицам Минска, зная, что машина не подведёт. Владельцы иномарок, обгоняя Мишу, поворачивали головы, улыбаясь при этом либо с сожалением, либо с насмешкой. Впрочем, не все. На улице Олега Кошевого, уже при подъезде к Партизанскому проспекту, владелец новенького «скромного обаяния буржуазии» Рэнджровера «спорт», встретившись с Мишей взглядом, поднял вверх большой палец.

На Партизанском проспекте, несмотря на конец рабочего дня, машин было мало. Это несказанно удивило Мишу и обрадовало одновременно. Он без проблем влил свой запорожец в поток машин, стремившихся покинуть пределы душного и паркого после дождя города. Мотор, не нервируемый сменой скоростей и перегазовкой, благодарно урчал, старательно держа скорость. Поворот на Осиповичи Михаил пропустил, свернув на следующей развилке. Осиповичи миновал по объездной, и свернул на дорогу, ведущую к посёлку с говорящим названием Глуша. Шоссе оказалось неровным, извилистым и тряским. Запорожец снова начал «постреливать» глушителем, но его водитель не обращал на это внимания. Он придумал для себя ритуал прощания со старой жизнью и не мог думать ни о чём другом. Прошлая жизнь довлела над ним, казалась чем-то лишним, этаким рудиментом, который мешал, словно высохшая конечность, словно доброкачественная опухоль, сужающая сектор зрения, словно молочный зуб, который ещё крепко сидел, но под ним уже начал расти новый, полноценный. Ему, обновлённому человеку, старая жизнь мешала, не давала ни о чём думать, выводила из душевного равновесия. Чтобы восстановить это равновесие и был придуман необычный ритуал.

Не доезжая деревни Корытное, Миша свернул к Проще. В Проще ему приходилось бывать раньше. Из чистого любопытства. Когда-то, очень давно, ему рассказали историю слепого старца, который с двумя поводырями-монахами остановился в лесу у родника. Перед тем, как улечься спать у костра на заботливо расстеленную монахами постилку, старец омыл в ручье, протекавшем неподалёку, лицо и на утро волшебным образом прозрел. Узнав о произошедшем чуде, люди тут же окрестили источник святым и построили возле него церквушку.

На самом деле, в Проще не было никакого родника или ручья, а значит, чудом ставшего зрячим старца так же не существовало. Был обыкновенный колодец, появившийся одновременно с церковью. Омыть в нём лицо старец никак не мог, ведь для этого ему пришлось бы переместиться не только в будущее, но и на пятиметровую глубину холодной и сырой ямы. Миша знал, что на самом деле церковь была построена на месте героической гибели группы красноармейцев. Церковь и религия не имеют ничего общего с чудесами. Зато у них много общего с мифами, сказками и обыкновенным враньём.

Доехав до лесной развилки, Миша остановился. Словно перед богатырём из былинных сказаний, перед ним лежали три дороги. Дорогу налево трудно было назвать дорогой. Это была лесная просека, по которой трактора вывозили спиленные в глубине леса деревья. Дорога направо, вела в Прощу и Мишу она не интересовала. Юноша выжал сцепление, включил первую скорость и, медленно отпустив сцепление, тронулся в путь. Запорожец, буксуя на рыхлом песке, пополз по разъезженной лесовозами дороге, ведущей прямо.

Через пару сотен метров Миша свернул в лес, пустив запорожец в широкий просвет меж двух толстых сосен. На сухом мху, запорожец не буксовал. Он медленно катился по шуршащему ковру сухой хвои, ведомый уверенной рукой своего хозяина лавировал меж деревьев и хрустел упавшими сухими сосновыми ветками, приминая кустарники, да редкие молодые деревца.

Вот и искомая полянка. Миша остановил запорожец под дубом, накрывшем своей широкой и густой кроной добрую половину поляны, вылез из машины и осмотрелся. С того момента, как много лет назад его семья устроила здесь спонтанный пикник после посещения прощинской церквушки, поляна значительно изменилась. Часть её заросла кипреем. Эти заросли напрочь уничтожили состояние уюта, сохранившееся в Мишиной душе после давнего отдыха в этом чудесном месте. Изменения в облике поляны Мишу не огорчили. Сложно ожидать от бесконечно меняющейся природы только приятных сюрпризов. Земля, несущаяся по спирали вокруг центра Галактики в составе Солнечной системы со скоростью двести шестнадцать километров в секунду, не может не меняться, ведь даже сама Вселенная непрерывно меняется на всём пути её следования.

Миша достал из машины лопату, топорик, и направился к краю поляны, туда, где шелковистая трава-мурава ещё сопротивлялась нашествию кипрея. Разметив рулеткой и колышками участок размером три метра на два, юноша аккуратно срезал с него дёрн. Пласты дёрна он относил в сторону, шагов за пять, где складывал в ровную стопку. Покончив с дёрном, Миша достал из салона машины рулон полиэтиленовой плёнки, лежавший на заднем сиденье, и быстро раскатал его на траве вдоль краёв освобождённого от дёрна грунта. Зачем-то поплевал на ладони, взял лопату и начал копать.

Работа шла споро. Миша совершенно не ощущал усталости, хотя на глубине около полуметра, пришлось немного помахать топориком, обрубая корни деревьев. На глубине двух метров Миша остановился. Яма получилась с идеальными прямыми углами и с такими же идеально ровными, отвесными стенами. Удовлетворённо осмотрев результаты своего труда, Миша поднял лопату над головой обеими руками, присел слегка и вспорхнул на край ямы легко, словно птица, не прилагая никаких усилий, будто был невесом сам, или вокруг него образовалась невесомость.

Грунт, вынутый им из ямы, был насыпан с трёх сторон углубления, делая яму визуально ещё глубже. Миша прошёл к запорожцу, достал оттуда куртку фасона «пилот» из рыжей свиной кожи, подбитую натуральным мехом, а также свои нехитрые пожитки. Пожитки он рассовал по карманам.

Август был жарким, как никогда и очень сухим. Миша быстро взопрел в меховой куртке, но обратный путь в Минск предстояло преодолеть весьма необычным способом, поэтому Миша подстраховал себя тёплой одеждой. Когда документы, защитная строительная маска для глаз, телефон, ключи и перочинный нож очутились в глубоких карманах, Миша завёл запорожец, подъехал к самому краю ямы, оставив между машиной и ямой расстояние в полтора метра. Опустив стёкла на дверках с обеих сторон, Миша заглушил двигатель и вылез из дедушкиного драндулета. Открыв моторный отсек и багажник, Миша упёрся руками в переднюю стойку и с силой толкнул запорожец. Автомобиль задребезжал опущенными стёклами и, прокатившись полтора метра, влетел в приготовленную для него могилу. Когда грохот железа стих, мимо Мишиного уха пролетел толстый шмель. Миша провёл шмеля взглядом до края поляны и ещё пару секунд отслеживал его полёт между деревьев. Как только насекомое скрылось из виду, Миша снова взял в руки лопату.

Вскоре яма, где упокоился старенький дедушкин запорожец, была засыпана, а дёрн бережно уложен на прежнее место. Вздохнув облегчённо, Миша бережно свернул целлофан в трубку. Трубку аккуратно прислонил к стволу дуба рядом с лопатой, улыбнувшись мысли, внезапно пришедшей в голову: «Как же будет озадачен человек, обнаруживший лопату и рулон целлофана посреди леса».

Отряхнув куртку и джинсы, словно желая вместе с крупинками песка и пыли стряхнуть с себя прошлое, Миша вышел на середину поляны. В его душе клокотала буря чувств и эмоций и, если бы в этот момент Мишу спросили о том, что он чувствует, он, не задумываясь, ответил бы, что ощущает себя человеком, готовящимся спрыгнуть с моста в ледяную воду горной реки.

Безоблачное, выцветшее от жары небо над головой, а вокруг такая тишина, словно лес вымер. Но нет, не вымер. Где-то далеко возмущённо застрекотала сорока, а затем из леса снова вылетел шмель, проваливаясь в жарком воздухе в воздушные ямы подобно самолёту, и направился к зарослям отцветающего кипрея, в надежде поживится последним нектаром. Тонкая паутина, испускаемая созревшими стручками, поблёскивала в лучах солнца, ожидая ветра, чтобы унести прикреплённые к ней семена прочь.