Страница 5 из 15
— Говорю, как есть без всяких экивоков, — серьёзно смотрю на директора, — Вся моя надежда на удачную демонстрацию в Каннах. Это будет мой проездной билет на самый верх нашего кинематографа. Но и это ещё не всё. Мы объективно отстаём технически и нам может не хватить нужного оборудования для некоторых съёмок. Поэтому я хочу привлечь к производству фильма иностранные кинокомпании и актёров. Если получится, как я задумал, то картину будут смотреть в Европе. А это уже валютная выручка. Об этом я тоже хотел поговорить.
Бритиков долго смотрел на меня, будто перед ним сидит неразумное дитё, но наконец обречённо вздохнул и произнёс.
— Рассказывай.
Вкратце описал ему схему, по которой хотел предложить сотрудничество иностранцам. Заодно закинул удочку насчёт одной идеи, которая появилась у меня с поступлением первой партии западного оборудования. Вы думаете, мне позволили делать монтаж первых двух документальных фильмов о Рюриковичах на этой самой технике. Нет! Как оказалось, желающих уже более чем достаточно, а ты молодой давай корячься на старом оборудовании, чуть ли не довоенного производства. Сказать, что я был взбешён, значит, просто не видеть меня в тот момент. При помощи опытного Зельцера мне удалось погасить эмоции и не наделать непоправимых ошибок. Но зарубку я себе сделал.
— Я хочу организовать собственное творческое объединение на базе Горького. Мы будем снимать документальные, образовательные, детские и полнометражные взрослые фильмы. Руководителя можете подобрать сами. Главное — чтобы это был хороший хозяйственник и не лез в творческий процесс. И я никому не собираюсь отдавать оборудование, которое было закуплено на заработанные мной деньги. Акмурзин сейчас как манну небесную ждёт новую камеру. Но есть у меня подозрение, что на неё нацелились заслуженные и уважаемые. Так вот, этому не бывать. Камера куплена итальянским атташе по культуре, как подарок. Вернее, если мерить по-буржуйски, то это перспективное вложение. Если её не получит изначальный адресат, то я пойду жаловаться. И не в народный контроль, а в итальянское посольство. Далее информация просочится в европейскую прессу и пойдёт потеха.
Бритиков, слушая меня всё сильнее хмурился и смурнел.
— Лёша, так ведь это форменное предательство. Неужели ты этого не понимаешь?
— Нет. Это такая форма борьбы с завуалированным воровством. Камеру мы никому не отдадим и аппарат для звукозаписи тоже. Ведь никто не просит каких-то особых преференций. Просто оборудование, закупленное на заработанные моими фильмами деньги, должно не идти по рукам, а попасть к тому, благодаря кому оно появится в Союзе. Считаю, что это справедливо. Я сейчас создаю коллектив единомышленников, который будет в ближайшее время снимать документалистику, образовательные фильмы, телесериалы и полнометражку. И именно я обеспечу будущее творческое объединение новейшим оборудованием. Но при этом мы не будем делиться нашей техникой с какими-то левыми людьми.
Директор молчал очень долго. Наконец он произнёс.
— В твоих словах слишком много НО. Предположим, отдам я камеру и звук твоим ребятам, оградив от посягательств излишне наглых товарищей. Только всё остальное вилами на воде писано. Какие Канны, если у тебя через неделю комиссия, которая может выбрать для отправки на фестиваль другой фильм? И все твои планы псу под хвост.
— Ничего страшного, — улыбаюсь в ответ на сентенцию Бритикова, — Тот, кто никогда не падал, никогда не поднимался. Подожду ещё год и сниму не менее популярный фильм. Но от своего плана я не отступлю. И очень надеюсь на поддержку режиссёров нашей киностудии, которые будут заседать в комиссии.
— Прохвост ты, Алексей. Ещё наглый и самонадеянный тип. Конечно, со своей стороны я помогу. Для киностудии же престижно, если фильм просто поедет в Канны. Только убей не пойму, как ты собираешься договариваться с капиталистами. Там ведь столько подводных камней. Разрешение на съёмки надо будет брать даже не в Госкино, а в ЦК. А Фурцева хоть в курсе твоих планов?
— Частично, — не стал я обманывать хорошего человека.
— Эх, сам не знаю, зачем лезу в эту авантюру. В общем, давай так. Если твой фильм едет в Канны, ты берёшь там хоть какой-нибудь второстепенный приз, то я думаю о создании творческого объедения. И есть у меня на примете грамотный руководитель. Если у тебя всё получится, то ты обеспечиваешь студию новым оборудованием, но им могут пользоваться и другие режиссёры. Но в порядке очереди, согласованной с тобой. На камеру никто претендовать не будет. Далее, ты всё это утверждаешь с Фурцевой и в Госкино. В любом случае ждём комиссию, может, все твои воздушные замки завтра рухнут.
Иду к метро и анализирую состоявшийся долгий разговор. Про развод я давно уже забыл. Основная идея собственного творческого объедения — это похожие американские студии под крылом крупных кинокомпаний. В Союзе на киностудиях тоже есть первое или второе творческое объединение, но это совсем другое. Я собираюсь зарабатывать для страны валюту, поэтому мне нужна независимость. Чернуху и всякую глупость снимать никто не собирается. Но и терпеть над собой кучу начальников, любителей запрещать, никому не интересно. Ещё сильнее бесят коллеги-шакалы, которые хотя въехать в рай на чужом горбу. Они сразу показали своё гнилое нутро в такой мелочи, как использование оборудования. Представляю, что сейчас творится в душах заслуженных, с учётом бешеной популярности «Брака по расчёту». Вылез тут какой-то новичок и подвинул товарищей. А ещё этот подлец задумал грандиозный проект про ВОВ и хочет продать его иностранцам. Мне уже страшно от кипения кала, которое может вылиться и затопить мои проекты.
Везёт мне здесь с людьми, в том числе начальством. Бритиков вообще отличный дядька без всяких политических амбиций. В отличие от Фурцевой, для него главное успешная работа киностудии, а не карьера или власть. Он действительно болеет за дело, но есть у фронтовика и одна слабость. Григорий Иванович по-хорошему честолюбив. Только это касается не выпячивания собственных заслуг, а радение за киностудию. Ему очень хочется хоть несколько раз утереть нос мосфильмофцам, и чтобы о его вкладе в это дело тоже не забывали. Поэтому он один из двух чиновников, с кем я могу разговаривать максимально откровенно. Вернее, Бритиков и Фурцева получают ту часть информации, которую я считаю нужным сообщать. Да и по жизни директор человек незлобный, поэтому можно поговорить с ним на темы, которые другие начальники приняли бы за антисоветчину или уголовщину.