Страница 12 из 17
Поднимаюсь в гостевую комнату через полчаса. После еды чувствую себя намного лучше. В руках поднос с горячим куриным супом из жестяной банки и чашкой с малиновым морсом. Морс из пакета, но я разогрела его на плите и добавила специй. Когда Стефан болел, я всегда готовила ему такой напиток. В этот раз не стучусь, открываю дверь, пытаюсь при этом не уронить поднос, вхожу в комнату и замираю на пороге. Кровать пуста. Ксандра внутри нет.
Глава 4
В первые секунды ощущаю невыносимую пустоту и одиночество. Словно вернулась на двадцать пять лет.
Мне восемь: смешные косички, платье в клеточку и лёгкая курточка синего цвета. Стоит середина осени, но тепло и солнечно. Я только что вернулась с прогулки на заднем дворе, где собирала опавшие кленовые листья. Хотела сделать из них самый красивый букет и подарить его маме. Когда я полезла под крыльцо за жёлтым листом с красными прожилками, громко хлопнула дверь. Я видела, как из дома выбежал папа. Я позвала его, но он не услышал, сел в свой «фольксваген» и умчался прочь. Я вышла на дорогу, и некоторое время смотрела ему вслед. В воздухе стоял запах гари. Наш «поло» совсем старый и если ехать слишком быстро из выхлопной трубы начинает валить чёрный дым. Это не проблема, ведь папа не ездит быстро, но только сегодня это не так.
У меня плохое предчувствие, ещё ничего не понимаю, но кажется, что случилось что-то жуткое. Иду домой, сжимая в ладошке букет для мамы. С трудом открываю тяжёлую дубовую дверь. В доме пахнет выпечкой и тушёной капустой. Я осторожно направляюсь на кухню, стараясь ступать максимально бесшумно. Мать сидит на табурете, понурив голову. На ней передник, припорошённый мукой. Я знаю, что она собиралась печь хлеб.
– Мама, – зову её и нерешительно протягиваю ей букет. Она даже не шевелится. Я недолго молчу и снова пытаюсь: – Мама, это тебе.
Она чуть поднимает голову, и я вижу, что по её щекам текут слёзы. Мать лишь мельком смотрит на мой букет, а потом переводит на меня взгляд и хмурится.
– Зачем ты притащила в дом этот мусор? – от её слов сжимается сердце, и я с трудом сдерживаю плач.
– Мама, почему папа уехал? – спрашиваю очень тихо.
Она во второй раз медленно поднимает на меня взгляд, и я отступаю в испуге. Никогда раньше не видела её такой. Мне кажется, мама сейчас ненавидит меня.
– Папа? – она презрительно изгибает губы. – Он тебя никогда не хотел, Катарина. Ты его ошибка.
Я ошарашенно смотрю на неё, не в силах вымолвить ни слова.
– Когда я забеременела, он предлагал мне избавиться от ребёнка, но мои родители не позволили и заставили его жениться. Напрасно я не послушала его, Катарина. Твой папа ушёл к другой женщине, ему не нужна ни я, ни ты.
Я бросаюсь прочь и прячусь в чулане. Сижу там несколько часов, рву листья на мелкие кусочки и швыряю на пол, а потом мать находит меня и просит прощения. К вечеру возвращается отец, и она принимает его обратно. После этого случая он уходит ещё много раз. Но она всегда принимает его обратно.
Моя мать была бесхарактерной женщиной, но она любила меня и отца. Его чуть больше. Он был центром её вселенной. Папа виртуозно играл на гитаре, отличался весёлым нравом и лёгким характером. Многие обожали его и считали ярким творческим человеком, возможно так оно и было, но вот отец из него получился никудышный. В детстве я боготворила его и хотела добиться любви, а он не обращал на меня внимания. С той же лёгкостью, с которой он соглашался на любые творческие эксперименты, и за которую его так любили другие участники группы, папа бросал семью. Да, отец каждый раз возвращался, а, когда умерла мама, растил меня несколько лет совсем один, но разве это можно считать оправданием? Его уходы разрушали и без того хрупкую психику мамы и мою веру в людей. Тогда я не понимала: мы ни в чём не виноваты. Сам он даже не задумывался, что может причинить кому-то страдания, и никогда не терзался из-за других. Эгоист высшей пробы. Совершенный нарцисс, неспособный на чувства. Но мне каждый раз было больно, а с возрастом я научилась справляться с этим. Стала его копией. Жестокой, расчётливой, холодной. Нет, я не уходила от Стефана сотню раз, и не играла на его чувствах, но я жила с ним девять лет, а потом бросила в трудную минуту и потеряла навсегда. А теперь потеряла и Ксандра.
Я так и стою с подносом на пороге. Во рту горький привкус, а сердце сжимается от обиды. Это странно, как я могу обижаться на чужого мне человека? И тут я слышу какой-то звук. Сначала я не понимаю, что это, но потом до меня доходит – шум воды в душе. Против воли из моей груди вырывается вздох облегчения. Ксандр не бросил меня.
– Дура слабохарактерная, – говорю вслух и направляюсь к столику в глубине комнаты.
Оставлю еду и вернусь к себе. Я слишком остро реагирую на Ксандра, и лучше будет мне не видеть его некоторое время, иначе это всё плохо кончится. Я уже направляюсь к дверям, когда понимаю, что шум воды затих. Мне надо уходить, но я стою посреди комнаты, прижимая чёртов поднос с груди, и не могу пошевелиться. Это так на меня не похоже и так глупо. Если я сейчас же не уйду, тогда Ксандр может подумать обо мне, чёрт знает что. Буквально силой заставляю себя сделать шаг, и в этот момент слышу звук поворачиваемой ручки. Словно маленькая нашкодившая девочка распахиваю дверь и собираюсь убежать, пока никто не заметил, но, конечно же, он замечает.
– Ката, – зовёт Ксандр, и я поворачиваюсь.
Он в одном полотенце, намотанном на бёдра. Тёмные волосы на груди покрыты капельками воды. У Ксандра крепкое тело, сильные мышцы пресса и загорелая кожа. Я уже видела его голым, но тогда это было совсем по-другому и мне в голову не лезли глупые мысли.
– Я тебе поесть принесла, – говорю я и стараюсь, чтобы это прозвучало естественно. – Суп из банки и морс. Не бог весть что, да только вот больше на кухне ничего не нашлось. Может, в подвале остались запасы, но я туда не ходила. А ещё в машине полно еды. Завтра надо будет спуститься и пригнать сюда тачку. Сейчас тоже можно было бы сходить, но, мне кажется, это не горит. Если только ближе к закату, на улице пекло. Июнь в этом году жаркий. Я слышала, что климат изменился, только не думала, что это будет означать такое пекло в начале июня.
Я понимаю, что нужно заткнуться, но от смущения несу весь этот вздор и не могу остановиться.
– Если тебе нужно что-то, ты скажи, я поищу в доме. Тут довольно много всего. Я ведь даже половины не видела, хотя прожила в замке полгода, – я глупо хихикаю и наконец, заставляю себя умолкнуть.
– Спасибо, – Ксандр кивает мне и проходит через комнату к столику, где я оставила еду.
Я смотрю на его босые ступни, крепкие икры все в царапинах. Когда он поворачивается спиной, вижу красные рубцы, проходящие наискосок от лопаток до поясницы. Следы от ударов кнутом или плетью. Такие же рубцы были на теле Стефана. Я знала и раньше: банды наказывают своих рабов, но, только увидев следы на коже Ксандра, осознала весь ужас этого. Мне хочется растерзать тех, кто сделал это. Что есть сил, сжимаю зубы и стараюсь не впасть в ярость. Мне ведь нужно совсем немного чтобы потерять контроль. Успокаиваю себя мыслями, что найду и покараю этих грязных ублюдков. Ксандр садится в кресло, берёт ложку и не спеша ест суп. Я стою в дверях, прижимая к себе поднос, словно щит и пялюсь на него как на диковинного зверя. Понимаю, как глупо выгляжу со стороны.
– Я пойду, – говорю, смутившись, – если что ты знаешь, где меня искать.
Ксандр поднимает на меня взгляд и тихо просит:
– Останься, пожалуйста, терпеть не могу есть в одиночестве.
Киваю ему и запираю дверь. Мне хотелось остаться, быть рядом, смотреть на него, слушать его голос. Это какое-то безумие. Его близость сводит с ума. Я была уверена: глупая влюблённость в прошлом, но стоило оказаться рядом и я словно вернулась в свою молодость. Осталось только попросить автограф или совместное фото в обнимку.