Гордая любовь

– Вы спуститесь вниз и скажете мистеру Уокеру, что приняли решение. Вы собираетесь замуж за виконта. А если вы этого не сделаете, Оливия, ваш обожаемый мистер Уокер окажется под водой еще до наступления сумерек. А ваша матушка… – Угроза повисла в воздухе.

Разве у нее оставался какой-то выбор? Ремингтон… матушка… Ну каким другим способом она может защитить их от стоящего перед ней злодея?

Она не отрываясь смотрела прямо в глаза отцу, надеясь, что он увидит, какая ненависть зародилась в ее сердце.

– Когда я была маленькой, я так хотела заслужить вашу любовь. И никак не могла понять, что же было со мной не так, почему вы не обращали на меня внимания. – Она вздернула подбородок. – Но теперь я вижу: со мной все стало бы «не так», если бы вы вдруг тогда заметили меня. – Она обошла отца и направилась к дверям. – Однажды вам придется за все заплатить и вы обнаружите, что вам не хватит для этого никаких денег.

Либби быстро пошла вперед, высоко подняв голову. Она даже не оглянулась, чтобы убедиться, что отец идет за ней следом. Она знала – он здесь.

На площадке второго этажа она замедлила шаг и взглянула через холл в сторону комнаты матери. Неужели Анну тоже держат взаперти? Все ли с ней в порядке? Ей очень хотелось зайти к матери, но отец, конечно, не позволит сделать это. Либби быстро пошла дальше, спускаясь на первый этаж. Она лихорадочно пыталась что-нибудь придумать, найти какой-то план или способ, чтобы предупредить Ремингтона о том, что ему грозит опасность.

«Боже, помоги мне! – взмолилась она, пересекая холл. – Сохрани его!»

Ремингтон услышал ее шаги как раз в тот момент, когда Либби входила в кабинет. Отец не отставал от нее ни на шаг.

Она только на секунду замерла в нерешительности в дверях.

«Что-то в ней изменилось», – понял Уокер, наблюдая, как она двигается по комнате.

Она остановилась так, чтобы он не мог до нее дотянуться.

– Отец сказал, что вы хотели меня видеть.

Он посмотрел за спину Либби – Нортроп вошел в кабинет, остановился у дверей и скрестил руки на груди. Снова повернувшись к Либби, Ремингтон сказал:

– Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.

– Я не могу уйти с собой, Ремингтон. Я собираюсь замуж за Спенсера.

Он быстро шагнул вперед, схватил ее за плечи и притянул к себе, внимательно глядя в ее огромные зеленые глаза.

– Ты этого хочешь?

Она ответила совсем тихо:

– Я должна это сделать, Ремингтон. А ты лучше возьми деньги, которые тебе заплатил отец, и возвращайся в «Блю Спрингс». Уезжай из Манхэттена. Ты здесь чужой… – Она тяжело вздохнула и уже более уверенно продолжила: – Скажи Сойеру, что я его люблю. И пусть не забывает Либби Блю.

«Либби Блю. Вот в чем дело! В этом вся разница! Ее волосы заплетены в косу, как у Либби, и взгляд совершенно не такой холодный и далекий, как должен быть при таких словах. Ее ярко-зеленые глаза светятся чувством. В глубине этих глаз жива любовь… и страх».

Чувства не обманули его: что-то было не так и она старалась предупредить его об этом.

– Либби? – ласково позвал он, с удовольствием произнося это имя.

– Да.

В этом единственном слове он услышал признание в любви.

– Пойдем со мной, – настойчиво предложил он.

– Я не могу.

Его пальцы нежно сжали ее плечи.

– Я понимаю, Либби. Я уйду, раз ты хочешь, чтобы я это сделал.

«Но я вернусь за тобой, – говорили его глаза. – Не бойся. Я вернусь».

Ему оставалось только надеяться, что она поняла. Он разжал пальцы и медленно вышел из кабинета, оставив ее позади.

32

Огромный темный особняк Вандерхофов возвышался над 72-й улицей. Ветер гнал по освещенному почти полной луной небу прозрачные облака. Свет и тени словно загадочные привидения плясали на каменных стенах дома.

Ремингтон стоял на противоположной стороне улицы и смотрел на четвертое слева окно на третьем этаже. Сойер сказал, что именно в нем он видел однажды Либби, и молодой человек надеялся, что это окно ее спальни.

Уокер осторожно пересек улицу и вошел в ворота, обошел здание и подошел к входу для слуг. В два часа ночи все в доме наверняка спят. Если ему немного повезет, он сможет добраться до третьего этажа, разбудить Либби и увести ее. Никто и не заметит отсутствия молодой хозяйки, пока не придут звать ее на завтрак.

Если немного повезет…

Дверь для слуг оказалась заперта, но Ремингтон открыл ее за пару минут, К счастью, петли двери оказались хорошо смазаны.

Войдя внутрь, Уокер ненадолго остановился, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, и осторожно двинулся вперед, на кухню, через кладовую и прачечную, разыскивая выход на заднюю лестницу, которая оказалась как раз за огромной дверью с открывающимися в обе стороны створками. Притушенная газовая лампа освещала узкие ступеньки тусклым желтым светом.

Посмотрев наверх, Ремингтон глубоко вздохнул и начал медленно подниматься, осторожно ступая и молясь, чтобы деревянные половицы не заскрипели под его шагами. Пока удача не изменяла ему.

Когда Уокер добрался до третьего этажа, он снова остановился, перевел дыхание и медленно пошел по коридору по направлению к комнатам, окна которых выходили на улицу. Ремингтон натолкнулся на оставленный кем-то в проходе стул, но успел подхватить его, прежде чем тот упал.

С облегчением вздохнув, он осторожно отставил стул и наконец подошел к двери, которая, как он надеялся, вела в спальню Либби. Из замочной скважины, к счастью, торчал ключ.

Ремингтон внимательно посмотрел по сторонам. Все было тихо. С едва слышным щелчком он повернул ключ, открыл дверь, проскользнул внутрь и закрыл дверь за собой.

Слева стояла огромная кровать с балдахином на четырех столбцах – огромный паук, отбрасывающий тень на комнату, наполненную другими тенями. В ушах Ремингтона отдавался стук собственного сердца. Он медленно продвигался вперед, и его шаги заглушал толстый ковер на полу.

Либби проснулась от неожиданности, почувствовав, что чья-то ладонь зажимает ей рот. Охваченная ужасом, она попыталась освободиться, отмахиваясь руками и отбиваясь ногами.

– Либби, это я.

Она мгновенно успокоилась, и Ремингтон опустил руку.

– Поднимайся. Мы должны выбраться отсюда.

Либби села в кровати.

– Ремингтон!

Его имя сорвалось с ее губ словно ласка. В голосе звучала надежда. И вот он уже обнимал и целовал ее, отводя с лица волосы, а она прижалась к нему, наслаждаясь моментом, радуясь, что у нее, пусть даже ненадолго, появилась такая возможность. Она вдыхала запах его тела и испытывала странную радость оттого, что ей так знаком этот запах.

Он оторвался от девушки и прошептал:

– Лучше нам заняться этим у меня дома. Здесь небезопасно.

– Ремингтон, я не могу уйти. – Не видя его, она почувствовала, как он удивился. – Отец угрожает, что, если я его ослушаюсь, он причинит неприятности матушке и убьет тебя.

– Не беспокойся обо мне. Я могу за себя постоять. – Он поднял Либби с постели. – Мы заберем с собой твою маму. Покажи мне только, где ее комната.

– Но…

– Не спорь со мной, Либби.

Она не удержалась и улыбнулась, несмотря на всю серьезность момента.

– Не буду. Я никогда больше не буду с тобой спорить.

Ремингтон едва слышно усмехнулся.

– Что-то я в этом сомневаюсь! – Он снова поцеловал ее и сказал: – А теперь поторапливайся.

Она схватила со стула халат, сунула руки в рукава и туго завязала на талии пояс, потом нащупала в темноте домашние туфли и обулась.

– Я готова, – тихо сообщила она Ремингтону.

Он взял ее за руку и повел к двери.

– Где найти твою матушку?

– На втором этаже, направо по коридору.

– А где спальня отца?

– Дальше через одну дверь.

Он нажал на ручку.

– Когда выйдем в коридор, ни слова, поняла?

Она кивнула, забыв, что в темноте он ее не видит.

Ремингтон открыл дверь, и сердце Либби бешено забилось. Она покрепче ухватилась за руку Ремингтона, и он повел ее по коридору к лестнице для слуг. Они спустились на один этаж, и Либби порадовалась тому, что в коридоре всегда оставляют зажженной одну из газовых ламп на случай, если кому-то из Вандерхофов что-нибудь понадобится среди ночи. Девушка была довольна, потому что могла видеть Ремингтона, и это придавало ей мужества.