Гордая любовь

Оливия даже не взглянула на платье. Она просто подняла руки и позволила служанке опустить его сверху вниз, надев через голову. Прохладная гладкая ткань прошелестела по корсету и льняной рубашке, панталонам из хлопка и темно-зеленым чулкам. Потом она повернулась к высокому зеркалу на ножках, в котором отразилось ее совершенно равнодушное ко всему лицо, и позволила Софи застегнуть наряд на спине.

Платье, сшитое из темно-зеленого китайского крепа, украшали ленты и бантики из черного муара. На талии был прикреплен букетик розовых искусственных цветов. Низкий вырез-каре, оставляющий открытой верхнюю часть груди, прикрывала присобранная газовая накидка, на левом плече так же лежал венок из розовых цветов. Совершенно новый фасон изысканного платья производил неотразимое впечатление.

Но как же она скучала по брюкам и сапогам! Как ненавидела жесткий корсет, впивающийся в ребра грудной клетки! Ей постоянно хотелось сделать глубокий вдох полной грудью, чтобы ничто при этом не мешало.

– Ваши туфли, мисс Оливия. – Софи придвинула прямо к ее ногам вечерние туфли.

Девушка обулась, подошла к стулу перед туалетным столиком и села, представляя служанке возможность заняться прической хозяйки.

Оливия задумчиво крутила колечко на пальце и, не произнося ни слова, размышляла о Ремингтоне. Как же повидаться с ним, если отец следит за ней словно ястреб? Не могла же она снова просить Спенсера отвезти ее в дом Ремингтона. Он мог заподозрить что-то неладное и сказать об этом отцу. Оливия отнюдь не была уверена, что может доверить свою тайну кому-либо из слуг. Все они прекрасно знали, насколько безжалостным может оказаться их хозяин. Разве имеет она право просить кого-то из них рискнуть своим местом ради того, чтобы доставить ее записку Ремингтону? А вдруг она доверится не тому человеку, и все станет известно отцу?

– Мисс Оливия, могу я вас кое о чем попросить?

Оливия попыталась сосредоточиться на звуке голоса служанки и встретилась с ее отражающимся в зеркале взглядом.

– О чем?

– Когда вы поедете в Англию после свадьбы? Я подумала, не можете ли вы взять меня с собой, как вашу служанку? Понимаете, там все еще живет моя бабушка. Я не видела ее с самого раннего детства. Родители мои умерли, и мне очень хотелось бы снова увидеть бабушку. Кроме нее, у меня не осталось никого из родных.

Не исключено, что она может отправить Ремингтону записку через Софи в обмен на обещание забрать ее с собой в Англию. Может, это и есть шанс, на который она уповает? Может быть…

– Я сделаю, что смогу, Софи. Обещаю.

«Но если мне немного повезет, – добавила она про себя, – ты не поедешь в Англию, потому что я туда не поеду».

Вернувшись из свадебного путешествия в Европу, Альфред и Лилиан Камерон устроились в скромном четырехэтажном особняке из темного камня на Лексингтон-авеню всего в нескольких кварталах от епископальной церкви св. Епифании.

Хорошенькая восемнадцатилетняя Лилиан приветствовала гостей, прибывающих в дом Камеронов, слегка нервной улыбкой и смущенным взглядом новобрачной. Особенно ее волновал приезд виконта и его невесты.

В тот момент, когда Либби под руку со Спенсером Ламбертом появилась в дверном проеме, Ремингтону посчастливилось оказаться в полном одиночестве, что позволило ему не отрываясь рассматривать девушку.

Кажется, она стала еще прекраснее с того момента, когда он видел ее в последний раз. На ней было изысканнейшее платье, шею украшало великолепное изумрудное колье. Кожа на лице Либби стала молочно-белой, ни на носу, ни на щеках не осталось и намека на веснушки.

«Я скучаю по твоим веснушкам, Либби».

Она, казалось, услышала его и подняла глаза. Их взгляды встретились, и какую-то долю секунды они не могли отвести друг от друга взор. Ремингтон ожидал, что она холодно и с отвращением отвернется от него. Может, он заметит в ее глазах боль, вызванную предательством. Но он никак не надеялся увидеть приветливую улыбку.

И все-таки именно такая улыбка играла в уголках ее губ!

Она что-то шепнула виконту и направилась прямо к Ремингтону через всю комнату.

– Мистер Уокер, – тихо сказала она. – Как приятно снова вас встретить.

«Что еще за розыгрыш?» – недоумевал он.

– Позвольте представить вам Спенсера Ламберта, виконта Челси.

Неужели она хотела наказать его за вероломство таким вот образом, выставив ему навстречу своего жениха?

Она повернулась к стоящему рядом с ней человеку.

– Спенсер, это Ремингтон Уокер. Его отец, как мне рассказывали, до войны выращивал великолепных лошадей прямо у нас на Юге. И мистер Уокер стал продолжателем этой традиции, хотя и переехал в Нью-Йорк. Я видела, на каком скакуне он ездит, и могу вам сказать, лучшей лошади я в жизни не встречала.

Мужчины обменялись рукопожатием, но Ремингтон едва взглянул на виконта.

– Рад познакомиться с одним из друзей Оливии, – сказал Спенсер. – Может, вы как-нибудь покажете ваших лошадок?

– Да, конечно, – буркнул в ответ Ремингтон, все еще внимательно глядя на Либби и пытаясь разгадать, что означает ее выражение лица.

Она окинула взглядом зал.

– О, Спенсер, посмотрите-ка! Вон стоят Пенелопа и Александр. – Она снова повернулась к Ремингтону. – Извините нас, пожалуйста, мистер Уокер, но мы должны поприветствовать Харрисонов.

– Конечно.

Парочка двинулась прочь, но Либби на секунду задержалась и, оглянувшись, шепнула:

– Я должна поговорить с тобой. С глазу на глаз.

Такая возможность выдалась им, когда джентльмены удалились в курительную комнату после ужина, а леди перешли в гостиную. Ремингтону и Оливии достаточно было обменяться одним быстрым взглядом, чтобы понять, что следует предпринять. Через минуту каждый потихоньку покинул свою компанию и поднялся вверх по лестнице. Они встретились в небольшой гостиной на втором этаже, едва освещенной одной-единственной газовой лампой.

Оливия почувствовала, как все внутри у нее переворачивается и нервно дрожит. Она вдруг поняла, что не знает, что собирается сказать и как начать разговор. Наконец она спросила:

– Как Сойер?

– Прекрасно. Он очень по тебе скучает. – Его синие глаза; казавшиеся почти черными в слабом свете гостиной, напряженно всматривались в девушку.

– Ремингтон, я… – Она облизала пересохшие губы и попыталась начать сначала: – Ремингтон, я… я хочу, чтобы ты рассказал мне, как все было. Я хочу все знать. Мне необходимо все знать.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее руки, но она отступила назад. Она пока еще была не готова к его прикосновению. Она все еще боялась; что ее хрупкие надежды могут разбиться вдребезги на тысячу мелких осколков.

Он заговорил, голос его звучал тихо и мягко:

– Хорошо, Либби, я не буду к тебе прикасаться. – Он направился к двум стульям. – Давай сядем. Это долгая история.

Она первая села на краешек резного деревянного стула. Сердце ее бешено стучало.

Ремингтон запустил пальцы одной руки в пышную шевелюру и слегка нахмурился.

– Трудно решить, с чего начать.

«Скажи, что любишь меня. Начни с этого», – но она знала, что именно с этого начинать и не следует. Она еще не в состоянии была выслушивать объяснения в любви.

– Ты знаешь, что много лет назад наши отцы были друзьями? – Он не стал дожидаться ответа. – Это было до войны.

Она слушала его рассказ о Нортропе и Джеф-ферсоне, о довоенных и послевоенных годах, об отчаянии Джефферсона и его самоубийстве. Ее не удивило то, какую роль сыграл отец в уничтожении Джефферсона Уокера и его железной дороги. Ей слишком часто за последние годы приходилось видеть, как Нортроп делает то же самое с другими людьми.

– Когда твой отец пригласил меня в «Роузгейт» и попросил найти тебя, я сначала подумал, что он знает, кто я такой, и решил, что таким способом он хочет как-то компенсировать мои потери. Но, оказывается, он меня не знал. Он забыл моего отца, словно его никогда и не существовало. Когда я потребовал выплатить мне премию, в случае если найду тебя раньше, чем истечет год, то никак не ожидал, что он согласится. Но, поскольку он дал свое согласие, я решил, что это мой единственный шанс отомстить. Я не мог уничтожить его так, как он уничтожил моего отца, но был уверен, что найду способ мщения.