Гордая любовь

– Пять дней.

Он закрыл глаза.

– Что у меня с ногой?..

– Я точно не знаю. Думаю, все будет в порядке. – Она опустилась на соседний стул, вновь мучаясь от угрызений совести. – Похоже, что заражения нет. Конечно, лучше бы вы на нее пока не ступали…

Он открыл глаза и встретился с ней взглядом.

– …Но я очень рада, что вы это сделали, – закончила она фразу, чувствуя, как трудно вдруг стало дышать.

– У меня не было выбора, – сухо сказал молодой человек. – Он мешал мне спать.

Она покачала головой, не обратив внимания на его слабую попытку пошутить.

– Я перед вами в неоплатном долгу. Особенно если учесть, что это я… особенно после того, как я… – Она так и не договорила, не зная, как закончить эту фразу.

Он долго изучал ее пристальным взглядом синих глаз и наконец сказал:

– Я так понимаю, что вы каким-то образом причастны к тому, что мои ребра и нога болят так, словно… словно их сжигает огонь.

Либби вспомнила то мгновение, когда выстрелила в него. Она ведь запросто могла убить этого человека!

– Почему? – спросил он.

– Почему? – повторила девушка, почти не слыша его, погрузившись в воспоминания.

– Почему вы стреляли в меня?

Она заставила себя сосредоточиться на его вопросе.

– Я думала, это Бэвенс.

Он вздохнул.

– Пожалуй, я вас понимаю. – Он поморщился. – На вашем месте я бы тоже выстрелил.

Не удержавшись, она улыбнулась.

Во время посещения особняка Вандерхофов, расположенного на 72-й улице в Манхэттене, Ремингтон внимательно изучил портрет Оливии Вандерхоф. Теперь ему стало совершенно ясно, что художнику не удалось уловить самого главного, что было в оригинале. На лице девушки с портрета не было и тени улыбки, в зеленых глазах не сверкали яркие искорки, плотно сжатые губы не заставляли улыбнуться в ответ.

В семнадцать лет она позировала художнику, одетая в роскошное платье из белого атласа и кружев, крупные жемчужины украшали прическу, на тонкой шейке красовался золотой медальон. Теперь ей уже исполнилось двадцать пять, она носила мужскую рубашку и, если он не ошибается, брюки. На ней не было ни жемчугов, ни медальона, ни каких других украшений.

«Что заставило тебя избрать этот суровый образ жизни?» – размышлял он.

Однако причины ее решения не имеют ровно никакого значения, напомнил он себе. Важно только то, что он отыскал пропавшую дочь Нортропа Вандерхофа. С помощью денег, полученных за обнаружение прекрасной наследницы, Ремингтон сможет выполнить то, в чем он поклялся отцу: сумеет отомстить человеку, ответственному за смерть Джефферсона Уокера.

Ремингтон заметил, что под его пристальным взглядом по лицу Оливии разлился румянец. Улыбка, которая, казалось, вот-вот превратится в смех, исчезла, девушка выпрямилась, вздернула подбородок и протянула ему руку.

– Полагаю, нам давно пора познакомиться, сэр. Меня зовут Либби Блю. Я хозяйка ранчо «Блю Спрингс».

Он взял ее руку в свою.

– Приятно познакомиться, миссис Блю. Меня зовут Ремингтон Уокер.

– Я – мисс Блю.

Он почувствовал какое-то странное облегчение. Значит, все-таки никакого мужа нет и не было.

– Что привело вас на мое ранчо, мистер Уокер?

Ремингтон умел быстро распознавать людей, что способствовало его славе удачливого детектива. Очень немногим в этой жизни удалось обмануть его. Оливия Вандерхоф явно никогда не войдет в число этих немногих. Он заметил в ее глазах умный блеск с толикой здорового чувства осторожности с некоторой примесью недоверия. Она, конечно, не поверит ему, если он скажет, что ищет работу. По его внешнему виду она, конечно же, сразу определила, что он не пастух, тут можно смело спорить на половину той суммы, которую Ремингтон собирался получить от Вандерхофа.

Он позволил себе мрачно усмехнуться.

– Я считал себя счастливчиком до тех пор, пока вы меня не подстрелили.

Ее щеки покраснели сильнее, но она не отвела взгляд.

– Правда, мисс Блю, очень проста и состоит в том, что я заблудился. Я был в столице Айдахо по делам и до возвращения домой решил посмотреть, как выглядят эти земли. У меня была карта, но, к сожалению, я решил, что могу позволить себе кое-какие безумства, например, проникнуть вглубь территории, ознакомиться с ней и вернуться назад как ни в чем не бывало. Как вы уже, вероятно, поняли, я заблудился. Но все-таки мне повезло, и я наткнулся на ваш дом, прежде чем меня постигла куда более печальная участь.

– Почему же вы не поехали по поляне, где вас можно было бы увидеть? – Ее глаза сузились. – Почему у вас в руках было ружье?

– Я принял неверное решение. Я не собирался причинить вам никакого вреда.

Ремингтон понял: она взвешивает то, что только что услышала. На какое-то мгновение он даже испугался, что она ему не поверит. Но подозрение исчезло из ее глаз. Легкая улыбка вновь коснулась уголков губ девушки.

– Вы ведь не местный, мистер Уокер? Это чувствуется по вашему акценту. Откуда вы?

– Я родился и вырос в Виргинии, мэм.

– Отлично! Советую вам вернуться туда как можно скорее, как только вы сможете продолжить свой путь. – Она со строгим видом поднялась со стула, в ее тоне чувствовалась некоторая насмешка. – Здесь, в Айдахо, мы живем по своим законам.

Ремингтон кивнул.

– Стреляете первыми? – Правой ладонью он прикоснулся к своему левому боку. – Я заметил.

Он улыбнулся, чтобы его слова не прозвучали слишком обидно.

Либби почувствовала, как учащенно забился ее пульс. Внутренний голос предупреждал ее о неведомой опасности. Она ощущала угрозу, исходящую от Уокера. Неужели она ошиблась, приняв его за безобидного путника? Быть может, он опаснее Бэвенса!

Она отошла от его кровати.

– Вы, должно быть, голодны. Чайник стоит на плите. Я принесу вам еду. Вы обязательно должны что-нибудь съесть. – Она отвернулась и торопливо покинула комнату.

«Не верь чужакам», – напомнила себе Оливия минуту спустя, доставая чашку из кухонного шкафчика.

Этого правила она неуклонно придерживалась целых шесть лет. Она не могла позволить себе забыть его – даже ради такой обезоруживающей улыбки, как у этого необыкновенного незнакомца.

Сама того не желая и безо всяких на то причин она вдруг вспомнила своего отца. Человека с царственной осанкой, седыми волосами и серыми глазами. Человека, который покупает и продает людей точно так же, как покупает и продает собственность, или корабли, или что угодно еще. Человека, для которого каждый в этом мире имеет свою цену. Даже его собственная дочь. Она должна была принести ему южную железную дорогу, о которой он мечтал так много лет, и черт с ними, с ее чувствами!

Либби закрыла глаза, прислонившись к буфету. Она не хотела думать об отце, эти мысли делали ее несчастной: ей все равно не удастся его переделать и заставить относиться к себе по-другому.

В памяти постепенно возник образ матери, и Либби почувствовала, как к глазам подступили слезы.

– О мама! – прошептала девушка, и сердце ее сжалось.

Знает ли мама, что у Либби все в порядке, что дочь живет хорошо и счастлива? Дэн Диверс отправил из Шейена по почте письмо Либби, когда в прошлом году ездил в городок по делам. Получила ли Анна Вандерхоф ее послание? Это был безрассудный поступок – написать после стольких лет молчания! Но после смерти Аманды ей стало совсем невмоготу от одиночества, и тоска по матушке усилилась.

– Мамочка, – прошептала она…

Либби вздохнула и открыла глаза. Что-то она разволновалась и расчувствовалась. Здесь, в «Блю Спрингс», она нашла ту жизнь, о которой мечтала. У нее есть своя земля, свои овцы и свой дом. У нее есть Сойер, ей есть кого любить; у нее есть верные друзья – Мак-Грегор и юный Рональд. И, самое важное, – у нее есть свобода! Она никому не принадлежит. Никто не может указать ей, что делать, что говорить, что чувствовать. Она свободна и намеревается оставаться такой.

Глубоко вздохнув, Либби наполнила миску супом, поставил ее на поднос и понесла назад в спальню. Она намеревалась помочь мистеру Уокеру выздороветь и отправиться в путь – чем скорее, тем лучше.