Страница 14 из 15
Стою, ору, себя не чуявши, а глаз отвести не могу. Прямо посередь саду цветочного кружится-бурлит чернота кромешная, а в этой черноте болтается девка в платье ведьминском. И не видно толком, да знаю откуда-то – неживая она уже. Подавилась криком, закашлялась, слёзы из глаз, трясёт меня всю, а отвернуться мочи нет. На коленки упала, задыхаться начала, но гляжу. А чернота кромешная бултыхается, ведьму мёртвую воротит по всякому, и чую – на меня глядит будто кто из темени той. Вот оно, зло чёрное, неведомое, да рукой не ощутимое, видит меня, насмехается. Тут я и заголосила опять, да только голосу больше не нашлось. Одни хрипы изо рта рвутся, да слёзы из глаз ручьями. Чернота схлынула, а ведьма наземь рухнула побрякушкой изломанной. Где чего и не понять, руки-ноги не на месте, кровь повсюду плещется, глаза, пеленой мёртвой затянутые, смотрят, будто прямо на меня. Сзади кто-то за плечи ухватил, да только я, не здесь будто, потянулась душой к девке молодой загубленной, руки простёрла и взвыла, будто со мной горе смертное приключилось, не с ней. А она и растворилась туманом серым, ничегошеньки от поломанной её не осталось. Тут я и изнемогла, только и успела подметить, как магистр Дарлат на руки меня принял, а рядом матушка Евдора пуще моего воет, послушницу загубленную оплакивает.
Глава шестая: Взлететь и не разбиться…
Подскочила я, как ошпаренная, в памяти ещё ведьма мёртвая крутится, да болит всё, будто я там, в погибели, с нею рядышком была. Огляделась, и пуще прежнего испугалась – не моя кровать, и спаленка не та. Лежу, вздохнуть боюсь. Думы в голове мечутся. А тут и рядом кто-то завозился, глядь – магистр Дарлат на скамейке прикорнул, того и глади сковырнётся. Сковырнулся! Подскочил, волосы чёрные огладил, по сторонам зыркает. Углядел, что я не сплю, и дал дёру. И чего, спрашается, высиживал, коли сразу убёг?
Да нет, вернулся, а за ним и матушка Евдора, да ещё какая-то ведьма. Помнится, видала я её уже, после того, как в страшной комнатке на меня духов пускали. Ведьма эта ко мне подступила, наклонилась, в глаза заглядывает, а сама по рукам гладит. Потом выпрямилась, ладошки простёрла надо мной, да и говорит:
– Ожила девочка. Сердце ритм восстановило, никаких повреждений нет.
А я молчу, на Евдору поглядываю, у самой сердечко-то прыгает пойманной птахой, где ж там ведьма углядела-то, что восстановилось оно?
– И что это было? Ваши предположения, уважаемая Веления, – вежливо так магистр спрашивает.
– Я бы рада помочь, магистр Дарлат, но это были точно не телесные повреждения. На лицо воздействие какой-то ведьминской силы, точнее определить нет возможности. Могу сказать только, что девушка здорова. Напугана сильно, истощена морально, но здорова, – виновато понурилась она.
– Благодарю, Веления. Идите, у вас скоро занятия начнутся. Думаю, нет смысла напоминать, что произошедшее не подлежит разглашению, – изрёк маг.
– Но напомнили же, – улыбнулась ведьма, да и вышла.
– Ну как ты, Весюшка? – подскочила ко мне Евдора.
Сама бледная, усталая, да горе в глазах плещется.
– Умерла она, – прошептала я. – Умерла, да? Я смерть её в себе почуяла…
– Ты не думай об этом, за себя радей, – погладила она меня по голове.
– А как её звали-то хоть? – всхлипнула я.
– Забудь, девочка. Не твоя это печаль, – шепчет матушка, а у самой слёзы в глазах.
– Да как же не моя? – взбеленилась я.
Вскочила, зашаталась, да магистр подоспел, придержал. Выпрямилась, глянула на них и заревела опять. А в глазах смерть стоит, страшная, да больная. Чисто по мне эта смерть прошлась, нет мочи рыдания унять.
– Здесь больно, – говорю, сама по груди стучу, а там будто пусто. Вырвали будто чего, да железом калёным пустоту ту залили. А не спасает то от пустоты, нет полноты-то.
И тут пустота эта будто наполнилась чем, жар подступил, а меня потянуло куда-то. В глазах потемнело, ополоумила будто.
Вырвалась да и побежала, дверку распахнула и дальше, по проходам незнакомым, кругом никого. Бегу, а сама плачу, чую, по смерть чью-то бегу. И не понять, за мной та смерть идёт, или я по её стопам.
– Весения! – криком кричит сзади Евдора.
А маг ей вторит:
– Не тревожьте, её сила ведёт.
Так и прибежала неведомо куда, кругом темень, а вижу как днём, плошки какие-то да тряпки лежат, ведёрки, лоханки везде, да навалено чего-то на полках забытых. Упала я на коленки, руки протянула за зовом, в сердце самом откликающемся, он мне на ладошки и дался. Махонький, шапочка красная набок съехала, кафтан весь кровью залит, и сапожок только один на ножонке. Второй тут же, около, валяется. Глянул на меня глазами пустыми будто и зашептал тихонечко:
– Я же сказывал, рука твоя век укорачивает, вестник. Принимай, коли отметила.
Так и испустил дух на моих руках домовой, а у меня чай душу вырвали, в глазах красно всё, горло давит, криком кричать тянет, а нет голосу. Только слёзы горючие на кафтан расшитый капают, кровью красной в узорах теряются. Так и растворился в горе моём домовой мужичонка туманом серым, один только сапожок и остался от него.
– И этого прибрала, – прошептала матушка Евдора, рот рукой прикрывая.
А я себя не чую, кругом будто подступает смерть ко мне, тянется, зовёт. Тут меня маг на руки и подхватил, потащил куда-то, да мне всё едино было. Только смерть чрез меня прошедшая и чуялась, одна она вкруг и обступила.
– Вы что удумали? – спохватилась матушка Евдора.
– Прикажете здесь её оставить? – злобно так прошипел маг, чистый аспид.
– Ко мне несите, – затребовала матушка.
– А если она опять смерть почувствует, что делать будете? – ехидно так вопросил магистр.
– Молодая ведьма, да ещё и не обученная. Переволновалась, произошёл выплеск силы, вот и случилось предвидение. Это разовый случай, – затараторила Евдора.
А я слушаю, будто и не обо мне говорят. Всё впустую, мыслями не здесь. Да и вправду не про меня это, не в первой мне смерть-то чуять.
– Вы сами-то себе верите, Евдора? – зло так хмыкнул магистр. – Вижу, что не верите. И домовой перед смертью себя скрыть не смог, я его слова ясно слышал. Он Весению вестником назвал. Учитывая обстоятельства, мне только один вестник на ум приходит.
– Да неужто вы в байки народные верите? – зашла с другого боку Евдора.
– А не вы ли три дня назад голубку белую приняли и с посланием отправили? – пропыхтел магистр, притомился, видать, меня тащивши.
– То силы природные, по каждую смерть голубка нарождается, – тихо так проговорила матушка.
– А когда смертей много впереди, приходит вестник бескрылый о двух ногах. И это не мои слова, это строки из писания предков, – как обрубил маг. – И, насколько я помню, голубка, смерть несущая, как раз ведьмой в писании представляется.
Тут меня и затрясло, зубы заскрежетали, внутри совсем холодно стало, а сердечко то и остановилось. Замерло, а потом как пустится зайцем. Застонала, заворочалась, вырваться пытаюсь, а не пущают. Ии нет понимания, а рвётся что-то во мне, от мага дальше, от школы этой.
– Ты чего говоришь, мужик безголовый, девочка же слышит всё! – взъелась на Дарлата матушка Евдора.
– Да понимаю я всё. Но и вы меня поймите… дверь откройте… если вестник смерти народился, значит грядёт множество смертей, а тут ещё и погань какая-то в школе завелась. Да и война с далийцами на новый виток пошла. И что делать прикажете? Скрою, потом хуже будет.
И положил меня на кровать мягкую. Я скрутилась, коленки поджала и забылась тут же сном, так измоталась. И взъерепенилась бы, да сил не осталось.
***
– Весения, просыпайтесь, – принялся требушить меня за плечо кто-то.
Я глаза разомкнула, поглядела и как закричу. Вскочила, чего было из тряпья рядом, на себя потянула. Огляделась, поняла, что платье на мне, и угомонилась немного.
А он стоит надо мной, смотрит и будто ждёт чего -то. По сторонам глядь – не моя спаленка. Это как же меня так сподобило-то?