Страница 2 из 21
Что-то не складывалось в общей картине случившегося – как эти самые «горе-вояки» смогли незаметно для его людей притащить в засаду такое количество народа? На каждого из ватажников нужно минимум двое, а уж на тех, кто были воинами в былом, да степняков – по десятку, не меньше – иначе ничего не выйдет – как можно было не заметить такую кодлу народа так близко? Усилием воли он прогнал неуверенность.
– Отступаем! Спешиться! Борча – вперед, зови наших, мы с Тимаром – прикрываем! Спешиться лешего гузно, иначе кони-дуры сами всех перемолотят!
– Батька! Кони?
– К черту! Живы будем – втрое наживем!
Зычный голос атамана, даже сквозь визг и крики был услышан. На поляне возникло движение – ополоумевшие кони разбегались во всех направлениях.
Миг – и вокруг спешенного атамана образовалась маленькая стена щитов спешенных ватажников и степняков с луками. Отряд медленно попятился – вслед за Борчей ускакавшем на коне. Сейчас он молнией метнется к походному биваку на берегу речки – там, у атамана без малого полсотни душ. Полсотни сабель, топоров и копий. Дранные селяне еще пожалеют о своей внезапной храбрости!
Короткий гул и звон заставил Волка обернуться – прямо на него, лицом вниз, валился Тимар – короткий арбалетный болт торчал у него из затылка. От таких ран – не лечат. И тут же еще один свист – длинная стрела утонула по оперение в горле ближайшего к атаману ватажника. Илдей выпустил сразу три стрелы в место, откуда прилетела смерть. И тут же увернулся от ответной стрелы, уже с другой стороны.
Лес дрогнул от жуткого рева. Может ли так реветь даже болотный медведь? И сразу же за ревом – ржание коня и вопль. Страшный человеческий вопль. Так орали несговорчивые деревенские – при самых страшных пытках. Когда понимали, что все, что конец. Чужая стрела сбоку пробила висок одного из оставшихся ватажников. Атаман глухо выматерился.
– В круг! Внимательнее!
Илдей и степняки выпустили целый веер стрел туда, где зелень кустов еще качалась от соприкосновения с вражеской стрелой. Тишина. И вновь валится один из ватажников – с арбалетным болтом, пробившим щит и его грудь.
«Сучьи дети! Никак не меньше полусотни тварей! – решает атаман – …откуда у них арбалеты?» Засечь хоть одного ублюдка – и тогда он покажет, что может попадать арбалетным болтом не хуже. Может не селяне, а братья по разбою? В последнее время на него многие зуб точат – разбогател, мол, не пойми как, житья другим нет от такого. Вполне может быть! Но какие же, однако, осторожные и ловкие эти вражьи ватажники! Хоть одного убить отступая! А потом – пройтись густой гребенкой копий по лесу, переловить и передушить всех.
Стрелы сыпанули с двух сторон на и без того малый отрядец. На узкой звериной тропке пришлось туго.
– Назад! На поляну! Быстро! – яростно прошипел Илдей. Сукин сын, узкоглазый выродок, раньше бы поплатился за такое явное нарушение субординации, но сейчас его послушались все без исключения – все пятеро оставшихся. Быстрая пробежка до середины окровавленной поляны, свист еще одной стрелы, одному из ватажников вскользь зацепило щеку – и все. До ближайших кустов шагов шестьдесят изгвазданного обрывками собак и истоптанного конями пространства.
– Спинами к дубу! – приказывает атаман – так хоть с одно стороны можно будет не ждать нападения. «Сейчас бы большие щиты» – с тоской мелькает мысль. Нехорошие предчувствия уже не просто шепчут – воют голодным волком в голове. В оглушительно короткое время его крепкая «старая дружина» – полностью разбита. Большинство оставшихся – ранены. Теперь уже не важно, сколько селян-охотников и вражьих ватажников вокруг, если, конечно, это они – теперь на остаток отряда хватит нескольких десятков и таких врагов. Только степняк Илдей еще во что-то верит – стоит отдельно от них, всматривается, вслушивается.
– Борча! Жив? – кричит атаман, памятуя о крике. Может, все же удалось прорваться и уже сейчас верная ватага – мчится, сюда не жалея коней? Одновременно с его криком из кустов справа свистит стрела – Илдей грациозно уходит в сторону, пропуская ее буквально в пальце от своей головы. Отвечает почти одновременно – за кустами движение. Легкое, неслышное, но степняку, опытному воину и охотнику, большего и не надо – еще две стрелы срываются на звук, а следом за ними – тяжелый арбалетный болт атамана. Тишина… Новое движение кустов – прямо в том же месте. Еще несколько стрел срываются с лука ханского сына.
– Я хочу говорить с вашим главным! – атаман, прикрываемый ватажниками, выходит вперед, раздвинув щиты. Тишина ему ответом.
– Я, боярин Вольг Ольбегович, предлагаю мир. Предлагаю себя в полон, в обмен на то, чтоб мои люди ушли к своим. Вы получите большой выкуп от моих людей и, со своей стороны, я даю слово, что не буду преследовать вас или чинить урон вам и вашим семьям. А те, кто пожелают – будут приняты в мою ватагу на общих основаниях. Вы – доказали, что вы – достойные воины. В том готов поклясться богами.
Вновь только тишина. Волк продолжил:
– Мое слово – вам порука. Поклянусь на крови, ежель надо. Отпустите моих людей – я останусь залогом моих слов. А нет – зачем проливать кровь еще? Давайте решим дело поединком? Я сам готов выступить против любого вами выставленного воя.
Из кустов слева вылетел «ответ» и упал к ногам атамана, пролетев добрых два десятка саженей. Отрубленная голова старого ватажника Борчи…
– Я отлично знаю цену твоему слову, Волк, – густой мощный голос, казалось, донесся отовсюду. – Мало того – я лично в нем убеждался, глядя на порубанных, изуродованных тобой и твоими людьми, селян.
– И что?
– Людей губишь как моровая язва. И последнее – отбираешь, ровно паук ненасытный.
– Людей? Так разве то – люди? Им положено пахать и платить сильным. Таким как мы. А если бунтуют – им нужно напоминать положение дел. Так делают все бояре и князья!
– Вот только ты – не князь и не боярин, – прозвучало язвительно. – И за свои злодеяния – ты сегодня уйдешь с этой поляны не на своих ногах. И – не полностью.
Буйная кровь взыграла в жилах старого атамана – он уже давно привык смотреть в глаза смерти, такое уж у него ремесло и жизнь, и просто так его – не запугать!
– Пес! Сучий потрох! Ты смеешь мне грозить? Ты – трус, стреляющий в спины из кустов! Клянусь Перуном – сколько бы вас не было – так просто вы нас не возьмете, и я еще упьюсь вашей кровью!
– Он там один, – ровным голосом поправил старый ватажник Звень. – Один, матерый вой*1, что навострил множество ловушек и заманил нас в них как глупых уток.
– Один? Не может быть! – не поверил один из ватажников.
– Один, – повторил Илдей следом за Звенем. – Просто шакал очень хорошо подготовился. И все время на шаг впереди нас…
Уловив новый шорох в тех же дебрях, печенег, послал на движение разом три стрелы.
– Почти попал, – прорычал голос, но уже из другого места. – Ты хороший стрелок, сын хана.
– Хорошим я бы был, если бы уложил тебя!
Зловещий смешок был ему ответом.
– Это далеко не так просто, степняк. Поверь.
Вновь стрелы сорвались с тетивы тугого степного лука.
– Я предлагаю тебе уходить, Илдей, сын Талмата. Я не за тобой пришел.
– Зато я – теперь уже охочусь за тобой. И, клянусь Тенгри, теперь я тебя никогда в покое не оставлю. Тебя, твою семью, твоих друзей.
– Очень глупо мне говорить такое – я могу пожелать того же с твоими близкими.
– Попробуй. Лучше сам сейчас уходи. Пока еще можешь. Эти люди – мои друзья и под моей защитой.
– Ты их не спасешь. А делить нам с тобой – нечего. Ты мне не нужен.
Теперь уже усмехнулся степняк.
– А ты – шутник. Боишься схватиться с баатуром?
Из дебрей выпорхнула стрела – Илдей лишь чуть отклонил голову, пропуская ее мимо.
– Уходи, степняк. Последнее предупреждение. Обними своих жен, поживи еще пару лет – твоя голова стоит недорого. Сейчас. Потом будем воевать. Я не хочу убивать тебя.
1
Вой – воин (древнеруск.)