Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 21

– Нхех, нрррах! – выдохнуло зловонием и старой, ископаемой пылью тварь, и от этого звука князь дрогнул всем телом.

– Демон… – прошептал он. Выхватил из-за голенища верный засапожник и метнул прямо в глотку твари – булатный нож прошел сквозь фигуру, как сквозь туман, не причинив никакого урона. Тварь тряхнула рогатой головой и, внезапно, пальцы и ладони на рогах зашевелились, словно извиваясь в жуткой конвульсии, хлопая и осуждающе указывая на него. Чудовище уронило несколько жутких, тяжелых звуков, и лишь с трудом можно было понять, что оно так смеется.

– Тебе не взять меня демон! – князь перекрестился и вынул из-за пазухи крестик на цепи. – Не взять! Не взять! Я – не твой! Прочь, обратно в ад, тварь! Не взять! Не взять! Не взять!

– Кнннннааааааааазь!!! – проревело создание ада. – Кннннааааа-я-азь!!!

Порыв ветра разбил окно, и накинулся на тварь, как живой – ее конечности уплотнившиеся было в воздухе, рассеивало как туман.

– Кнннннааааа-я-азь!!! – ревело оно с такой силой, что он тоже закричал, закрыв ладонями уши.

Владимир вздрогнул всем телом, разлепляя веки, сразу скорчился, почувствовав болезненный укус рассерженного роя в десне.

– Князь!

Владимир, с потаенным страхом оглянулся на зовущего, но это был всего лишь Роальд.

– Пора, князь-батюшка. Уже гостей приспело – тьма. Надо встречать, каждый видеть желает.

– Лечца позови! Пусть новую припарку готовит!

– Сделаю, батька! – старый друг кивнул.

Владимир тяжело вздохнул, прогоняя сонную одурь и дурное настроение, и поднялся на встречу неизбежному.

2 глава.

Лошадиное копыто ухнуло в лужу по бабки, подняв тучу брызг. Рука в кожаной перчатке ласково натянула повод.

– Что там? – отрывисто спросил всадник.

Это означало, что одному из его сопровождающих надлежало немедленно ускакать вперёд и разузнать, почему длинная колонна лошадей и повозок, направляющих в княжий терем остановилась. Один из конников уже рванулся было, когда причина затора открылась сама собой.

Княжий терем стоял на крутом холме, к нему вела и без того разбитая дорога, а теперь раскисшая по случаю дождя.

У одной из телег подломилось колесо, худая кляча не смогла вытянуть груз для празднества князя и теперь, вновь и вновь, съезжала вниз по коричневой жиже на разъезжающихся, подламывающихся от усилий ногах. Люди внизу, у подошвы холма, спешно расступались, уводя свои телеги на обочину, опасаясь, что застрявшая телега сорвется, и тогда столкновения и порчи товара – не избежать. Кто-то побежал помочь попавшим в беду.

Всадник раздумывал ровно три удара сердца, после чего слега ударил шпорами коня. Огромный дистрэ, которому большинство здешних кляч едва доставали до середины плеча, с места взял в галоп, подняв настоящую волну грязи. Огибая крупные препятствия, не обращая внимания на в страхе шарахающихся людей, боевой конь вмиг доскакал до катящийся к низу повозки.





Смерды заголосили, а всадник снова легонько тронул шпорами бока коня и слегка натянул узду. Могучий зверь легко воспарил в воздух, будто невесомый, легко перепрыгнув и телегу, под перепуганные взгляды смердов и их клячи. Алый плащ его наездника воспарил крыльями, открыв красно-жёлтую котту с гербом (скрещенные меч и молот высекающие семь звёзд), длинный франкский меч и кинжал, притороченные к золочённому поясу, и так же быстро опал, когда конь коснулся копытами земли. Словно запрещая копошащимся вокруг смердам, глядеть на недостойную их красоту. Не здешней была и кольчуга, что покрывала руки всадника до запястий. Опытный купец легко бы определил, что бронь сделали у франков, причем в лучших оружейных! Кольца в кольчуге, в отличие от кольчуг привычных, в которых воевали большинство местных ратников, были разными: при одном размере, кольца на груди и плечах, там куда чаще приходился вражеский удар, были из более толстой проволоки, на подоле же и по бокам – из самой легкой и тонкой, но так же – достаточно прочной.

Копыта дистрэ ухнулись в грязь, вызвав дрожь земли, как удар тарана о ворота, всадник легко развернул всхрапывающего коня, повёл его боком, быстро догнав телегу, затем, наклонившись, схватил, словно тисками, клячу под узду и, сразу же, остановил падение телеги. В таких руках, что были у него, силы было на трех таких смердов, а в его коне – на целое стадо такой полудохлой запряжной скотины. Телегу уже развернуло боком по дороге, а лошадь вот-вот должна была свалиться в канаву. Коснувшись шпорами боков, чужеземец направил своего здоровенный коня вперед и, без труда, выволок телегу с измученной лошаденкой на ровную на дорогу.

– Спасибо, боярин! Ай, спас, помог… – бухнулся рядом в холодную жижу смерд.

– Молчать, – отрывисто с тяжёлым выговором сказал всадник. – Упирать пофозка с дорога. Жифо! Иначе бить! Больно бить!

«Боярин» продемонстрировал впечатляющего размера плеть. Слова всадник говорил отрывисто, не по-местному резко, будто лаял. Смерды ни слова, ни говоря более, бросились за работу, в страхе косясь на грозного всадника, коий брезгливо кривил губу, на не по-местному выбритом, надменном лице, наблюдая за их возней.

– Сир Рудольф, с вами всё в порядке?! – его стремительно догоняла кавалькада всадников. Это только бедные странствующие рыцари путешествуют в строго одиночестве – для знатного рыцаря в его путешествии было бы невозможным куда-то ехать без оруженосцев, конюхов, охотников, повара и конечно, небольшой вооруженной свиты. Один из сопровождающих держал полотняное желтое знамя с вышитым на ним двуглавым черным орлом. Рыцарь невозмутимо нашел говорящего – своего старого верного слугу.

– Хох.

– Не сомневаюсь в силе Буцефала и вашей, но стоило ли так рисковать из-за каких-то смердов?

– Они загораживали нам дорогу, – ответил на родном языке рыцарь.

– Мы могли бы сами…

– Кроме того, – перебил его сир Рудольф, посмотрев в пасмурное небо, – Мне скучно, Уго. Но я еще раз убедился, что мой покойный отец был прав.

Их отряд двинулся вверх по склону, и слуга поехал рядом, отставая всего на пол корпуса.

– В чем же ваш благородный лорд-отец был прав?

– В том, когда советовал раз в десятилетие – выжигать дома смердов до голой земли! В противном случае они, как видим, от достатка, становятся ленивыми и нерасторопными тварями.

Он не торопливой рысью направил коня вверх по склону, больше не обращая внимания на суетящихся людей.

На вершине кручи стояла крепость, и к ней вела только одна дорога. Сама круча, будто клык стремительно врезалась в реку, поэтому с трёх сторон была окружена водой.

На самый верх само по себе забраться было непросто, о чём свидетельствовало недавнее происшествие, но на вершине взору гостя этих земель, открывалась крепость. Рыцарь фыркнул, разглядывая непривычные его глазу черты чужого оборонительного сооружения. Неглубокий ров, потом вал, а над ним ряды частокола из толстенных брёвен – все это не производило впечатления надежного замка. Но, зато, красноречиво говорило о том, что хозяин его – никого не боится, полностью полагаясь на крепость меча и своих воинов. Изъезженную дорогу, стискивали башни, однако ворота были открыты. Рикс Вольдемер ожидал гостей.

Рудольф фон Оуштоф ещё издалека услышал заливистые трели, скривился, Буцефалу тоже не понравились язычески завывания, судя по-нервному пряданию ушами. Но выбора не было, долг есть долго, и они въехали внутрь крепости, показав страже посольскую грамоту.

Местные шуты кривлялись и кувыркались в своих нечестивых нарядах. Рядом с ними выплясывали уже люди получше, возможно даже купцы. Одному из них поднесли ковш, наполненный доверху отнюдь не водой. Купчина выпил его до дна, пролив половину на чёрную бороду, бросил шапку, оголив потную лысину, захохотав, и опять пустили в пляс. Глядя на это, Рудольф укоризненно покачал головой – вот они недавние христиане! Возможно, он был бы более суров, если бы не помнил своих сервов, которые тоже на святых праздниках отплясывают языческие танцы. Отец, оно, конечно, говорил, но особо лютовать Рудольф себе не позволял, а на причуды смердов смотрел сквозь пальцы. Иные пасторы это сурово осуждали, другие, как пастор Альберт, спутник Рудольфа в его посольской миссии, говорили, что сервы – люди глупые и немощные, и не зачем от них многого требовать. Главное же, как считал сам рыцарь, чтобы они, сервы, платили положенные подати и церковную десятину, а об остальном позаботиться молящееся и сражающееся сословие. Он, Рудольф, считал себя добрым хозяином, а о душах сервов и телах позаботятся те, кому по рождению и положено ходить с крестом на одежде.