Страница 7 из 19
Лицо Валеры бледнеет. Ну так нужно было думать чуть раньше. Мне хватило лишь раз увидеть, как Милана за него цепляется, чтобы понять: быстро он от нее не избавится. Ее не смущало даже то, что я застала их в его кабинете. Обняв его за шею, она так и продолжала раскачиваться.
Сложное дело, много работы – отмазки, на которые он ссылался в последние месяцы. Так что у них это было не раз. Он даже отдал ей свои выходные. Так что оступался он очень усердно.
– Анж… – выдыхает он, справившись с эмоциями.
Я снова подхватываю сумочку и поднимаюсь.
– Подожди! Ты что, вот так меня и бросишь? Я думал… В конце концов, я тебе заплатил!
– Все правильно, – соглашаюсь. – Ты сказал о своей проблеме. Я обрисовала последствия. Возможное решение проблемы – это уже вторая консультация.
Он усмехается. Я смотрю на него. Потом на часы. Он лезет в бумажник и достает мне сто долларов.
– В нерабочее время двойная оплата.
Он достает вторую купюру. В глазах недоверие. Зря. Я раньше тоже во многое не поверила бы.
Я кладу двести долларов в сумочку.
– Анж… – Он поднимается, обхватывает меня за плечи, но я делаю шаг в сторону. – Анж, я не хочу, чтобы все закончилось так…
– Тогда я тебя успокою. Мой прогноз следующий… Ты Лязенцову знаешь, она тетка с жесткими принципами. Плюс до одури любит свою дочурку, так что просто так тебя не отпустит. Постарается женить на ней. Милана ведь в тебя влюблена?
Он сжимает челюсти.
Злится.
– И какое же решение проблемы ты можешь мне подсказать?
– Если хочешь выжать из этого брака максимум, сделай предложение сам. Чем дольше ты будешь тянуть, тем менее выгодные условия в итоге получишь.
Выйдя из кабинета, я попадаю в розарий. На самом деле это приемная, а заодно и кабинет моей помощницы. Но из-за обилия букетов роз ее не каждый сразу заметит.
– До завтра, Соня.
– До завтра, Анж… – Она оглушительно чихает и трет нос. – До завтра, Анжелика Генриховна.
Я слышу шаги Валеры у себя за спиной. Раньше в такие моменты меня всегда охватывало предвкушение. Сейчас он подойдет ко мне, обнимет, и все остальное станет неважным…
Он знает, как на меня это действует, а потому я сама к нему оборачиваюсь.
– Маленькая просьба. В ответ на дельную консультацию. Перестань, пожалуйста, присылать цветы. Слышишь, у Сони на них началась аллергия.
– Я присылал их тебе!
– Не стоит. У меня реакция еще хуже: меня при виде них начинает мутить.
Вру, конечно. Я обожаю цветы. Любые. А еще мне нравилось, что они от него. Но теперь я действительно с трудом их переношу.
Хотела отказаться принять, но посыльные твердили, что их дело доставить, а там уж… Хотела выбросить, но Соня упросила оставить. Думаю, когда посыльные стали приходить один за другим, она пожалела об этом, но мужественно держалась.
Выйдя из офиса, осматриваюсь. Целый день была так занята, что даже дождь пропустила. Крупные лужи отражают свет фонарей и позволяют купаться разноцветным листкам. Красиво, пахнет свежестью, и нет, не увяданием, а наоборот – чем-то новым. Но этот запах перебивается терпким парфюмом.
Валера. Стоит у меня за спиной. И сейчас, когда он не видит, я позволяю себе слабость и закрываю глаза. На секунду разрешаю себе поверить, что у нас действительно все как прежде. Он любит меня. Я – его. И между нами нет третьего.
А потом перед глазами всплывает эта сцена в его кабинете – задранное платье, широко разведенные ноги, его руки на ее талии…
Из-за него я и под машину попала. Вылетела на улицу, в голове вата, перед глазами туман. И тут звонок. Знакомая девочка-волонтер позвонила по поводу крысы – я тут же метнулась. Хотела не думать, отвлечься… А мыслями все равно то и дело возвращалась к Валере.
Из-за него и Воронову этот счет за лечение выкатила. Это я сейчас понимаю, что была неправа. Но все так бесило… Казалось, все вокруг виноваты… Хотелось, чтобы хоть кто-то ответил…
Нужно будет завтра ему позвонить.
– Ты же прекрасно понимаешь, Анж, что ничего не закончено, – голос Валеры возвращает в реальность. – Нас слишком многое связывает: чувства, знакомые, друзья, бизнес родителей.
– Не думаю, что подшипники станут хуже продаваться из-за того, что мы разошлись.
Его губы трогает улыбка. Да, он прав: нас очень многое связывает. И многие ждали, когда эта связь станет сильнее. Пять лет – достаточный срок, чтобы даже двоюродные тетушки начали мечтать о том, как погуляют на свадьбе. Все к этому шло… Но свадьба у Валеры если и будет, то уже без меня…
Визг шин привлекает внимание к черной Инфинити, и я иду вниз по ступенькам.
– А еще, Анж, – доносится вслед, – ты прекрасно понимаешь, что я не смогу тебя отпустить.
– Боюсь, Лязенцева вряд ли это одобрит.
И все.
Это мой максимум выдержки. Да, я не бегу по ступенькам, хотя очень хочется. Я не хлопаю дверью машины – но тут скорее потому, что брат бы меня просто убил. А умереть мне хотелось два дня назад, сегодня я против. Едва оказавшись в салоне, я закрываю лицо ладонями и дышу-дышу-дышу… дышу, чтобы не закричать.
– Ну что, – спустя какое-то время подает голос мой брат, – можно узнать, какие у нас планы на вечер? Просмотр мелодрамы, битье посуды или сразу начинаем с уборки?
Я бросаю в сторону Филиппа укоризненный взгляд.
– Какое битье посуды? Подумаешь, одну чашку разбила!
– Чисто случайно, конечно, – кивает с готовностью он. – И чисто случайно это оказалась чашка Валеры.
Ну не случайно. Поэтому и молчу.
– Так, – говорит Филипп, – если ничего нового в расписании нет, я сразу голосую за третий пункт. А то, если мы вторую ночь подряд после полуночи потащимся с полными мешками к мусорным бакам, могут решить, что мы выносим Валеру. Он ведь у тебя дома больше не появится? Я правильно понимаю?
– Ну… его любимой чашки уже нет, его любимой подушки тоже нет, его любимого пледа нет, и его любимого коврика для ванны тоже нет… Постельное я все выбросила, а без него он спать не привык. Его вещи я вчера отправила с курьером. Надеюсь, что не появится.
– И значит?.. Ну что, мелодрама, да?
Улыбнувшись, я достаю из сумочки триста долларов.
– Валера просил отметить свой переезд.
– Отличный парень! – радуется мой брат. – Нужно было его хоть раз в год бросать. Зря ты так долго держалась. Столько лет пропустили!
Я смеюсь. Смех получается рваным, но он куда лучше, чем слезы. Так считаю я. Так считает Филипп. И так точно считает его рубашка. Вчерашняя лежит у меня в стирке, приходит в себя после моего потекшего макияжа.
Брат начинает прикидывать, куда бы лучше заехать за хорошим спиртным. Я напоминаю ему об отличном винном погребе. Хорошо, что он соглашается: рядом с этим винным погребом у меня есть одно важное дело.
– Там, кстати, и сыры вкусные продают, – говорю я. – Ну и еще что-нибудь присмотри.
– Ну да, – соглашается он, – не все же нам пить. Мы приличные люди.
Из машины я выхожу вместе с ним. Только он в погреб, а я в ветеринарную клинику, где оставляла свою подопечную. Была надежда, что найдется сердобольная душа, которая ее заберет, но два дня активных призывов в соцсетях результата не дали. Да и кому она нужна в таком состоянии?
Держать ее в клинике еще дольше нет смысла. А у меня дома сейчас внезапно оказалось много свободного места.
– Забираете? – спрашивает доктор, увидев меня. – Ну и правильно. Она у нас хорошо отдохнула, а дома быстрее на поправку пойдет.
– Да, – говорю, рассматривая ее. – Мы домой.
Я прикупаю клетку со всеми удобствами и забираю Ириску с собой. Стоим у машины, ждем брата. Он идет с приличным пакетом, широко улыбается, а потом замечает крысу, и…
– Так! Предупреждаю сразу…
Я готовлюсь к тому, что придется его упрашивать ее чуть-чуть потерпеть и все-таки довезти. По одному адресу едем! Но он тяжело вздыхает и повторяет:
– Предупреждаю сразу: сыр не дам, я на нее не рассчитывал.
Ириска смотрит на него с четким выражением: «Ты совсем обалдел? Крысе сыра не дать? Кто тебя спрашивать будет?»