Случайный контракт

– А что здесь?

– Купил по пути чебуреки.

– То есть… – Ее пальчики принимаются наглаживать мой рукав еще усердней, чем раньше. – Он там не один?

Я открываю пакет. Она пересчитывает, а потом смотрит на меня с такой надеждой, что я поделюсь, что я на секунду теряюсь. И дело не в том, что я почти привык к ежедневным лекциям по правильному питанию. Просто при мне женщины усердно делают вид, что питаются исключительно божьей росой. Странно узнать, что это не так.

– Не один… – выдыхает Анжелика довольно. – Можно мне два?

Да, теперь понятно, что с конфетами я действительно промахнулся.

– Зависит от того, понравится ли мне кофе, – выдвигаю условие.

Пока мы торгуемся, пижон устает заслонять собой и без того тусклый солнечный свет.

– Я вам не мешаю?

Глаза Анжелики суживаются, ее пальцы сжимают мой локоть, но она быстро берет эмоции под контроль и, пока я облегченно вздыхаю, с милой улыбкой ему отвечает:

– Рада, что до тебя наконец-то дошло то, что я тебе сто раз повторила.

Но радуется она и надеется зря. Осознав, что не стоит задавать неудобные вопросы, пижон меняет тактику. Пока Анжелика вызывает секретаршу и заказывает ей кофе, он усаживается за стол и тоже пытается не отставать.

– Мне чай. – Взгляд на меня. – Такой, какой я люблю.

– Мне жаль, но вашего чая у нас больше нет, – сообщает ему секретарша, смотрит на руководство и добавляет: – Вообще чая нет. Он… закончился.

Кивнув на банку чая, которая стоит на столе, он едва заметно морщится и со вздохом отдает новое распоряжение:

– Этот сгодится.

К моему удивлению, Анжелика ему не перечит. Немного помедлив, она кивает своей секретарше. Ну, значит, у них просто мелкая ссора. Скучно, развлечений не будет. Разве что только поесть: в машине все-таки не очень удобно.

– Меня зовут Валерий, – представляет пижон. – Валерий Рогов.

Естественно, это не дань вежливости и не благодарность за то, что он будет пить вообще-то мой чай. Разведывает обстановку.

– Воронов Александр Юрьевич.

– Воронов… – он хмурится. – Не тот ли самый Воронов…

– Да, владелец самой крупной адвокатской компании, – завершает вместо него Анжелика. – Только не понимаю, к чему тебе эта информация, Валер?

– А я не понимаю, почему он у тебя в кабинете. Не понимаю, почему ты пишешь такую записку, а потом пытаешься пойти на попятную.

– Записку? – Я благодарно киваю секретарше, которая ставит передо мной чашку с кофе. – А можно подробней? Гражданские споры – одно из наших направлений. Как знать, пока я на месте, может быть, смогу дать дельную консультацию.

Пижон выглядит заинтересованным. Это замечает и Анжелика, потому тут же отвечает вместо него:

– К счастью, нам с Валерой нечего делить. К тому же ты слишком дорогой адвокат.

– Ничего, – решает пижон, – твою консультацию я оплатил, еще одну потяну.

Он достает бумажник, отсчитывает купюры. Встретив мой скептический взгляд, добавляет еще.

– Это моя женщина, – говорит он уверенно. – И я не собираюсь ее никому уступать. Надеюсь, это понятно? У нас просто маленькое недоразумение. И если никто не станет вмешиваться, мы скоро его разрешим.

Он двигает деньги ко мне.

– Спасибо, у меня есть салфетки.

Подхватив одну, достаю чебурек и передаю его Анжелике. Огромный, она еле держит его. Хорошо, что заходит ее секретарша с тарелками.

– Одна лишняя, – говорю я, когда она ставит тарелку и перед пижоном. – У нас все рассчитано на двоих.

– Если вы удалитесь, – цедит пижон, – нас и останется двое.

– Перестань! – не выдерживает Анжелика. – Александр – мой друг, а ты устраиваешь какой-то цирк!

Вздыхаю. Цирк – это плохо, клоунов не люблю. Недостоверно играют, как этот. Лучше б театр.

– Вы волшебница, – сообщаю я секретарше, потому что с тарелкой гораздо удобней.

Но так о девушке я думаю ровно минуту. Или даже чуть меньше. Пока она не возвращается с чашечкой чая. От одуряющего запаха я прячусь за чебуреком. Анжелика делает так же, а вот Валере не повезло. Во-первых, он сам заказал. А во-вторых, ему выдвигают условие:

– Если ты передумал пить чай – уходи.

Глядя на Анжелику, он берет в руки чашку. Не торопится, вдыхает запах – то ли хочет к нему привыкнуть, то ли оставляет себе шанс передумать. И так же, удерживая взгляд хозяйки этого кабинета, делает первый глоток.

Потом второй. Третий.

А на четвертом я понимаю, что вряд ли он вообще замечает и запах, и вкус. Они его не волнуют. Он просто хочет еще чуть задержаться здесь, побыть рядом с ней – любыми путями.

Анжелика делает вид, что ей все равно, но это не так. Во-первых, с чебуреком она расправляется куда раньше меня, а при моем чувстве голода это рекорд. А во-вторых, она как бы ненароком двигает поближе к пижону корзинку с конфетами.

Ну нет, на мыльную оперу я не подписывался. С меня хватило и того, что их любила Марина. Как ни зайдешь домой, так и слышно:

– Мы не можем быть вместе, Мустафа! Я люблю тебя сильнее, чем солнце любит каждое утро гулять по голубому небу. Ты для меня как источник воды в беспощадной пустыне. Но мой отец еще беспощадней!

– Лейла! Ох, Лейла, только не это! Ты разбиваешь мне сердце! Я так долго не выдержу, я без тебя дышать не могу…

И оба рыдают. Нет, трое – включая Марину. Говорил ей: все будет в порядке, не изводи себя. Не верила. Ну и кто в итоге был прав?

Проходит сто серий, а он по-прежнему дышит и бегает по экрану. Да и она отнюдь не изнывает от жажды. В общем, одно вранье это все.

Но беспощадным мне сегодня быть как-то лениво, да и чебурек меня успокоил, поэтому, взглянув на часы, поднимаюсь.

– Мне пора. Рад был увидеться.

Анжелика ставит на стол свою чашку с кофе и подхватывается следом за мной. Ее бегающий взгляд выдает поиск решения, как меня задержать, и в итоге она находит единственный аргумент:

– Второй чебурек.

– Оставляю Валере. Мои конфеты ему неплохо заходят.

Она делает глубокий вдох, в глазах искры. Но вместо того, чтобы вспыхнуть, она их мастерски гасит.

– Я тебя провожу. – И, не оборачиваясь к Валере, бросает уже на ходу: – Поторопись, пожалуйста, через пять минут у меня клиент.

Потом вспоминает о чем-то и меняет решение:

– Дождись меня.

Пижон расцветает и стоически допивает чай в два глотка. Мы выходим из кабинета, пересекаем приемную, выходим в холл.

– Спасибо, дальше я сам.

– Знаете… – Она качает головой, как будто раздумывает: говорить или нет? И все-таки продолжает: – Мне жаль, что вы стали свидетелем этой неприятной сцены. И я прошу прощения, что попыталась вас в это втянуть.

Она обнимает себя руками, и в этот момент кажется очень ранимой. Но не потому, что ей пришлось извиняться. Разве только отчасти.

– С прошлым, – она переводит дыхание, – с прошлым нужно разбираться самим.

– Это не прошлое.

Она вскидывает на меня взгляд, открывает рот, чтобы оспорить мое заявление, но я действительно не поклонник романтической чуши. Поэтому говорю прямо, как есть.

– Ты принимаешь от него подарки. Принимаешь, – добавляю с нажимом, – рядом с футляром лежала лента от упаковки, а это значит, что ты ее вскрывала. Ты пишешь ему записки. Твоя чашка с кофе осталась нетронутой. И ты предложила ему альтернативу. Да, чай пахнет скверно, на вкус вообще трудно представить, что это за гадость. Но ты оставила ему лазейку остаться. А могла просто выставить. Поэтому признаешь ты это или нет, но для тебя он не прошлое.

Она отводит взгляд в сторону. И хрен знает, что тянет меня за язык. Может, эта ее ранимость или отходняк после сериалов Марины.

– Важно помнить, что у всего есть срок годности. В том числе и у возможности помириться.

– Это невозможно. Вы просто не представляете… – она осекается, понимая, с кем пытается говорить о личном, и мгновенно закрывается за дежурной улыбкой. – Спасибо, что занесли колье.

Скорее всего, ей все еще неловко за секундную откровенность, поэтому я шутливо интересуюсь: