Страница 2 из 10
Я сразу поняла, что Юля сращивает1 наркотики… Но эта информация пролетела мимо ушей, спрятавшись в наркоманское подсознание. Я тогда воздерживалась от употребления благодаря группам самопомощи.
На тот момент прошло шесть месяцев чистоты от веществ, мне даже на собрании вручили медальку – я успела сменить несколько мест работы, прежде чем вспомнила о Рыбе. Я хорошо социализировалась, как говорили ребята на группах. Мне даже начало казаться, что моя зависимость больше не имеет власти надо мной. Но эта болезнь настолько коварна, что как только притупляется бдительность, она вырывается на шаг вперед твоего сознания.
Зависимость – это реальная болезнь, внесенная в медицинский реестр, она сильно поражает восприятие действительности человеком. Она всегда в голове, меняться будет лишь вид кайфа. Слезешь с наркотиков – утонешь в токсичных отношениях, создашь здоровые отношения – начнешь пахать как лошадь на работе, научишься отдыхать – пищевое поведение выйдет из-под контроля, нормализуется питание – станешь насиловать свое тело спортом, тут найдешь баланс – провалишься в духовные изыскания, вроде поймаешь душевный покой, как страх оценки вновь появится откуда ни возьмись, и так до бесконечности… Просто запомните: зависимость относится к неизлечимым заболеваниям. Единственный способ купировать ее разнообразные жуткие симптомы – быть начеку, быть осознанным. Что невыносимо тяжело, когда ты еще в абстиненции и не наладил связь с этой реальностью вокруг.
Естественно, я вступила в отличные созависимые отношения, где можно было полноценно страдать и драматично пытаться вечно что-то исправить. Кирилл был очень брутальный зеленоглазый высокий шатен, от него веяло опасностью, так что я не смогла устоять. Мы часто ругались из-за всякой поверхностной ерунды. Я терпела постоянные унижения, а иногда и физическое насилие. Как настоящая жертва, я упивалась собственной несчастной долей, абсолютно не осознавая своей роли. Конечно же, я должна была спасти и мучителя, оправдывая его действия. И снова после сильного скандала Кирилл объявил, что бросает меня, наговорив кучу обидных и грязных вещей. Он заблокировал меня в телефоне и социальных сетях, зная, какую боль это мне причинит. Я была настолько вымотана и подавлена и мне так хотелось заставить его почувствовать себя виноватым, что я решила сорваться. Пусть увидит, что он со мной сделал! Пусть ему будет так же больно…
Что ж, я хорошо подготовилась. Пристроила ребенка с ночевкой к няне, притупила бдительность своей мамы простым телефонном звонком. Так я расчистила себе сутки, чтобы уколоться и вернуться обратно в мир. Мы срастили с Рыбой на пару тысяч рублей несколько паек, взяли тачек2 и бутылку негазированной воды. У Юли были опухшие красные руки, такие руки часто выдают наркоманов. Лицо ее немного порепано3, но, в целом, она выглядела неплохо. Заметная, красивая – черты ее лица напоминали Мирей Матье, сходство с которой Рыба осознавала и подчеркивала стрижкой сэссон.
Поначалу все было очень даже многообещающе. Мы употребляли «скоростя», и одурманивающий приход полностью обезболил раны расставания и притупил все чувства, оставляя только одно – эйфорию псевдопревосходства.
Однако эйфория быстро сменяется невыносимой депрессией, которая толкает срочно употребить еще дозу, лишь бы тебя не начало крючить адское нежелание жить. С каждой новой дозой наши с Рыбой разговоры начинали менять беззаботный и радостный окрас на мрачный и удручающий. В очередной раз зайдя на кухню, чтобы сбить уже издалека напоминающую о неизбежности «побочки» тревогу, я увидела, что остался один шприц. Внутри кровь вместе с веществом – промыть его было невозможно. На долю секунды меня охватил страх.
– У тебя есть ВИЧ, гепатиты?
Рыба немного замешкалась, горбясь на стуле:
– Только гепатит, – проговорила она с сомкнутой от наркоты челюстью.
Я думала меньше минуты. Это была последняя доза на тот день! Я протянула руку, чтобы Рыба уколола меня. Только спустя месяц, я узнала, что наша местная Мирей Матье уже несколько лет стояла на учете центра СПИД…
…
– Эй, – медсестра Евгения, перекинувшись через стол, дотронулась до меня, чтобы вернуть из воспоминаний обратно в кабинет. Я отдернулась. Шлейф ее парфюма нагло перешел границу моего личного пространства. Я отодвинулась вместе со стулом. Евгения вернулась на свое место.
– Я поняла, что вы заразись из-за внутривенного употребления психоактивных веществ. Давайте перейдем к другим вопросам. Замужем? – Она снова начала зачитывать вопросы себе под нос.
– В разводе, – я массировала разболевшийся висок.
– А муж где?
– Ооо, этот точно здоров! Его посадили за распространение наркотиков еще до того, как я начала колоться. Ему еще пару лет чалиться.
– Сколько было половых партнеров?
– Не помню,
– Татуировки?
– Есть, тоже до родов, следовательно, до заражения.
Медсестра упрямо продолжала:
– Как давно употребляете?
– Наркотики? Первый раз в четырнадцать, систематически с семнадцати, ремиссия во время беременности и кормления с девятнадцати до двадцати, внутривенно последние пару лет.
– Был ли у вас секс во время употребления внутривенно?
– Только с одним человеком, он уже сдал у вас анализы. Отрицательно.
– Были ли рядом с вами люди, больные туберкулезом, во время употребления?
– Откуда я могу знать? – я опять разблокировала экран на телефоне. Мне уже нужно было выезжать.
– Коммерческим сексом не занимаетесь?
– Что, простите?
– Секс за деньги, проституция?
– Какое это имеет отношение к делу? Я же вам сказала, как заразилась и что спала только с одним человеком в этот период.
– Яна, давайте успокоимся, – Евгения развела руками.
– Да хватит со мной разговаривать как с душевнобольной! Вы меня никогда не поймете! Какие у вас там еще вопросы? – Я подскочила со стула.
– Вопросы закончились, – Медсестра отодвинула папку с бумагами и норовила встать со стула.
– Раз это все, я пойду… – Мое пальто чалилось на вешалке в углу. Я оделась, взглянула на медсестру Евгению.
– Скоро должен подойти врач, дождитесь.
В ответ я только показала средний палец и раздраженно хлопнула дверью.
«Я никому не нужна», «Всем на меня насрать», «Я никогда не смогу вернуться к полноценной жизни», «Мне не отдадут ребенка», «Я ничтожество» – обрывки злобных мыслей слились в единый белый шум, я не знала, куда бежать от них. Вылетела из кабинета в фойе и, суетливо сдернув с себя бахилы, поспешила к выходу.
Моя жизнь в двадцать три года уложилась вот в эти факты. А факты я люблю больше, потому что оправдать себя и приукрасить может каждый. Особенно наркоман. Особенно я. Да, можно сойти с ума от такой безжалостной правды. Но я держусь за факты. С фактами ведь не поспоришь, от них никуда не денешься. Я ВИЧ-положительная потребительница психоактивных веществ, в разводе с заключенным, который распространял наркотики, имеющая татуировки, официально нигде не трудоустроенная. Девушка, которая даже и не может вспомнить, сколько у нее было половых партнеров, отвратительная мать, чей ребенок находится на попечительстве у старшей сестры. Такие, как я, противны обществу. Никто даже и разбираться не будет в причинах, всем достаточно следствия.
СПИД-центр находился в отдаленном районе нашего морского города, где и вправду сосредоточился весь маргинальный контингент. Спальный райончик зачастую был окутан густым зловещим туманом, что добавляло мрачности и без того уродливым и серым гостинкам и баракам. Наседали друг на друга и спорили за неприглядное местечко дома времен перестройки. И среди них – несколько новых и красивых домиков. Эти стояли, как будто им стыдно и не по себе в этом густом облаке выхлопных газов, копоти и гари, испускаемом в небо тремя огромными трубами ТЭС. Квартиры в этом районе стоили на порядок дешевле. Но была в нем, конечно, своя изюминка. Мне нравился этот обшарпанный шарм урбанистического гранжа, здесь всегда возникало чувство необъяснимо приятной тревоги и меланхолии о тщетности жизни. И не сказать, что только притоны Тихой собрали всех наркоманов города, но эта часть слыла самой неблагополучной. Владивосток – портовый город, торчки тут везде и разные! От пафосных девиц, нюхающих кокс по туалетам клубов, до сидящих на теплотрассе придорожных проституток, ищущих вену в паху, приспустив штаны, чтобы поскорее снять героиновую ломку. Конечно же, не все пациенты этого учреждения – наркоманы, секс-работники и лица нетрадиционной сексуальной ориентации. Но все-таки сложно поспорить, что граждан, доведенных до отчаяния и имеющих проблемы с законом, здесь встретить легче, чем в обычной поликлинике. Это навешивает ярлыки, с которыми очень тяжело бороться до сих пор.
1
Сращивает – добывает. Сленг среди людей, употребляющих наркотики.
2
Тачка – шприц. Сленг среди людей, употребляющих наркотики.
3
Порепанный – шершавый, потрескавшийся.