Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 12



Виктория Стрельцова

Невеста взаймы

Часть I

Приговоренная к отбору

Глава 1

Долина Цветущего папоротника

Сияна

– Поднимайся! – Незнакомый мужской голос зазвенел в ушах.

Чьи-то сильные руки рывком дернули мое измученное тело вверх. На голову тут же полился поток ледяной воды, заставляя вскрикнуть от неожиданности. Холод быстро привел меня в чувство.

– Очнулась, – усмехнулся мой мучитель, обнажая ряд крупных белых зубов.

Я попыталась пошевелить изувеченными запястьями, стянутыми тугой веревкой. С белых вьющихся волос на пол стекали ручейки, благодаря которым под босыми ногами уже образовалась лужица. Мокрая ткань сорочки прилипла к телу, подчеркнув мою худобу и едва округлившиеся груди. Если бы не длинные косы, то я вполне могла бы сойти за мальчишку.

– Не дрожи, красавица, – мужчина бесцеремонно поднял мои руки над головой и перекинул веревку через балку, затягивая тугой узел.

Я едва касалась пальцами ног пола. Тело дрожало от страха и холода. Руки то и дело сводило судорогой.

– Хороша, княжна, – протянул мучитель, со звоном опустив пятерню на мое бедро. Кожа под тканью тут же вспыхнула от бесцеремонного шлепка.

Вскрикнула от неожиданности. Словно змея извиваясь в крепких путах, попыталась отстраниться от неприятных прикосновений незнакомого мужчины. Он рассмеялся, даже отступил на полшага, словно играючи. А уже спустя мгновение его грубые шершавые пальцы обхватили мой подбородок, до боли стиснули, заставляя посмотреть в глаза.

– Князь Томаш не пожелал забирать столь лакомый кусочек, – сказал мужчина и одновременно с этим провел большим пальцем по моим губам, сминая их, пороча своими прикосновениями. – А я и дочкой врага не побрезгую, – добавил он. – К чему гнить в земле мужчиной нетронутой? – спросил, сверля меня маслянистым взором.

Пытаясь хоть как-то защититься, собрав всю свою волю в кулак, я смачно плюнула в самоуверенную физиономию мужчины. Получилось из рук вон плохо. Увы, будучи княжной, в подобном я никогда не практиковалась.

– Ох, княжна, – протянул он, вытирая свободной рукой лицо, – а ведь я по-хорошему хотел. Но вижу, ты по-другому любишь.

Пальцы обидчика разжались, и он толкнул меня в сторону. Я едва устояла на ногах, пытаясь удержать равновесие.

За спиной протяжно скрипнула тяжелая дверь. Сил обернуться не было. Да и незачем было. Видеть заклятых врагов хотелось меньше всего, а вот слушать их речи все же приходилось.

– Жива? – спросил вошедший. Он явно был моложе, чем мой мучитель.

Я замерла, закусив губу. Уж лучше бы погибла. Давно бы покоилась в земле рядом с отцом и матерью.

Воспоминание об утрате родителей кольнуло словно иголкой. К глазам подступили непрошенные слезы. За один день вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я осталась одна. В грязи, на самом дне. Единственная дочь князя Домбровского стала рабыней для утех в стане врага. Княжество наше пало, на землях хозяйствует огонь, жадный и беспощадный, уничтожая все то, что отец строил. Нет у меня больше ни семьи, ни дома. Да и имени у меня больше нет.

Княжна Сияна Домбровская отныне пустое место. Нет во мне ни души, ни сердца. Лишь тело, лишенное жажды жизни. Бесполезное и слабое. Подавленное и захваченное. Словно чужое оно. Не мое вовсе.

– Жива, – ответил мучитель, похотливо скалясь.

– Славно. – Ответ удовлетворил вошедшего незнакомца. – Развязывай княжну, да к дороге готовь, – распорядился он.

– Как? Я же еще не…

– Славно, что еще НЕ! – оборвал он на полуслове моего мучителя. – Князь Томаш бы подобного не одобрил.



– Так не нужна же была девчонка ему! – не унимался мужчина.

– Не твое дело! Делай то, что велено! Через час в дорогу отправимся.

Голос смолк, а после и шаги тяжелые стихли.

Я стояла ни жива не мертва. Не знала радоваться мне такой удаче, или слезы лить.

Быть может лучше было бы уже сегодня с жизнью распрощаться? Но, нет. Судьба распорядилась иначе. Она меня в лапы заклятого врага решила направить. Для забавы его уберегла. Чтобы гад ползучий мог нарадоваться победе своей. Нечестной и незаслуженной. Кровью невинных людей он ее омыл. Обманом чужое княжество к рукам прибрал.

Неправильно.

Все неправильно.

– Чего ревешь? – спросил мой мучитель, не скрывая своего разочарования. – Честь тебе оказана. К князю Томашу поедешь. Глядишь, хорошей будешь, и жизнь тебе сохранит. Править конечно не будешь княжеством, но ты и грязной работы не чурайся.

– Еще посмотрим, буду править или не буду, – огрызнулась в ответ.

– Смешная ты, княжна. Мала да глупа еще. Восемнадцать то хоть есть? – спросил мужчина.

– Есть, – ответила я, не глядя на него.

Девятнадцать есть. Но какой прок от прожитых годов, если жизни за пределами замками я вовсе не обучена? Все годы провела словно зверек одомашненный, к рукам прирученный. Кроме отца да матери и знать не знала никого. Лишь к первому выходу в свет готовилась. Да, поздно. Но мне по душе больше жизнь затворницы была, чем хитросплетение интриг лживых на светских встречах.

– Это хорошо. Ты на все согласие давай, княжна. Может и при себе оставит князь, чтоб постель грела. Эх, – вздохнул он, взъерошив свою густую шевелюру, – жаль не мою…

Вот еще! Я лучше сама нить жизни обрежу, чем в постель к убийце заберусь! По его воле родителей моих вчера казнили. Окропили небо кровью алой, которая на закате красным заревом по горизонту разлилась.

– Даже если на коленях молить меня о близости будет, не лягу рядом, – словно змея прошипела в ответ, глядя сквозь широкую фигуру мучителя.

Ни-ко-гда.

Уже через час я сидела в экипаже, который то и дело подбрасывало на ухабистой дороге. Мне выдали скромное платье в пол из льняной ткани. Все лучше вымоченной насквозь ночной рубашки. Другой одежды у меня больше не было. Впрочем, у меня вообще за душой больше ничего не было. И душа отныне мне не принадлежала. Ей распоряжался, как и телом, князь Томаш. Вот только он еще не знал, что княжна Домбровская не станет ублажать его и молить о пощаде. Уж лучше головы лишиться, чем постель врага до конца дней своих согревать.

Влажные белокурые волосы разметались по плечам моим, некоторые пряди к лицу прилипли. Но убрать их я не могла. Запястья мои были туго стянуты веревкой. Та же самая участь постигла и ноги. Путы до боли врезались в кожу, но я и виду не подавала. Терпела, не желая доставлять ни малейшей радости врагам.

Во время сборов, воспользовавшись моей беспомощностью, один из людей князя решил собственноручно усадить плененную княжну в экипаж, не поленившись при этом своей грубой пятерней до бедер дотронуться.

– Гад ползучий! – процедила я сквозь зубы, пытаясь вывернуться из лап негодяя. В тот раз плевок получился лучше. Практика в стане врага делала свое дело.

– Оставь, – приказал мужчина. – Князю не понравится, как ты с девчонкой обращаешься.

Я узнала его по голосу. Это он час назад о скором отъезде известил. На вид ему было около тридцати лет. Волосы темные, как у всех людей князя, были зачесаны назад, лицо покрывала густая поросль щетины. Походный костюм из черной ткани сидел как влитой, демонстрируя силу и мощь мужского тела. Через правое плечо была перекинута шкура какого-то животного, на которой поблескивали отличительные знаки эльентов[1].

– Князю еще утром она и не нужна была вовсе, – ответил негодяй, но руки все же убрал. – Отчего он волю свою поменял, Леош?

Я и сама всю дорогу думала и гадала над тем, чем заслужила внимание князя. Не иначе, как позабавиться вздумал. Опорочить решил и изгнать с позором. А может и того хуже. Проку от меня больше нет. Выкуп требовать не с кого. Князь Томаш меня сиротой оставил.

Гад ползучий! Не прощу никогда! По приезду в лицо плюну и скажу, что думаю о нем!

Дорога оказалась долгой. Мое тело раскачивалось из стороны в сторону, подпрыгивало на выбоинах и ухабах. Благо, кроме кучера и темноволосого мужчины, которого в стане врага называли Леошем, меня никто сопровождать не взялся.