Страница 3 из 10
Эти белые пятна представляют собой одну опасность, а то, что мы сами вокруг них сооружаем, – другую. Дела государственные уходят в прошлое, остаются дела сердечные. Властная женщина, разбирающаяся в политике, дипломатии и управлении; свободно изъясняющаяся на девяти языках; умеющая прекрасно говорить и харизматичная, Клеопатра все же выглядит совместным проектом римских пропагандистов и голливудских режиссеров. На нее ставят тавро могучей женской сексуальности. И с эпохой, надо сказать, ей не повезло: мало того что историю Клеопатры писали ее враги, так еще и слава ее пришлась на время расцвета латинской поэзии. Она вошла в литературу на языке, который был к ней враждебен, и опусы сыпались как из рога изобилия. Джордж Бернард Шоу среди источников к «Цезарю и Клеопатре» упоминает свое воображение. Многие историки опираются на Шекспира, что, с одной стороны, можно понять, но с другой – это как принять Джорджа Скотта за генерала Паттона[9].
Восстановить личность Клеопатры – значит, во‑первых, бережно отнестись к немногим дошедшим до нас фактам, а во‑вторых, очистить ее от мифологической плесени и набившего оскомину грубого пиара. Она была гречанкой, история которой оказалась в руках мужчин, чье будущее определялось в Риме, – и большинство из них служило империи. Их исторические методы нам неясны[10]. Они редко называли свои источники. Они слишком полагались на память [10]. По современным меркам все они болтуны, апологеты, моралисты, фантазеры, переработчики, копипастеры, поденщики. Просвещенный Египет времен Клеопатры не смог произвести на свет ни одного настоящего историка. Приходится исходить из данности: источники, возможно, ненадежны, но других у нас нет. На сегодня ученые не имеют общего мнения о большинстве важнейших деталей ее жизни: мы не знаем, кем была ее мать, долго ли Клеопатра жила в Риме, сколько раз была беременна, сочеталась ли браком с Антонием, что произошло во время судьбоносной для нее последней битвы, как она умерла[11]. В процессе написания этой книги я старалась не забывать, кто был хранителем архивов, а кто – обычным сплетником; кто в действительности интересовался Египтом, кто его презирал, кто там родился; у кого были проблемы с женщинами; кто писал с рвением римлянина, недавно приобретшего гражданство; кто мечтал с кем-то поквитаться, ублажить императора, отшлифовать поэтический дар. (Я не очень доверяю Лукану. Он появился на сцене слишком рано, до Плутарха, Аппиана или Диона. Еще он был поэтом и любителем сенсаций.) Даже когда записи не запутаны и не тенденциозны, в них зачастую слишком много напыщенности и преувеличений. Как уже отмечалось, в античные времена не существовало сухой, неприукрашенной истории [11]. Главное было – ошеломить. Я не пыталась заполнить пустоты, хотя периодически использовала возможности. Едва ли вероятное остается в книге все таким же едва ли вероятным, хотя даже в этих случаях мнения расходятся кардинально. Несовместимое остается несовмещенным. По большей части я восстанавливала контекст. Совершенно точно, что Клеопатра убила своих братьев и сестру, но ведь и Ирод, например, уничтожил собственных детей (а потом жаловался, что был «несчастнейшим из отцов»[12] [12]. Как напоминает нам Плутарх, такое поведение в среде царственных особ считалось тогда вполне нормальным. Клеопатра могла не быть красавицей, но своим богатством, своим дворцом способна была ошеломить любого римлянина. Все выглядит иначе с другого берега Средиземного моря. Недавние исследования женщин Античности и эллинистического Египта проливают на их историю совершенно новый свет. Я стремилась снять с последних минут жизни прославленной египетской царицы налет мелодраматической чепухи, излагая которую даже самые здравомыслящие летописцы выглядят сентиментальными сценаристами сомнительных телесериалов. Иногда, однако, драматизация вполне оправданна. В эпоху Клеопатры жили избыточные, неподвластные нашему пониманию персонажи. Под занавес величайшие актеры уходят внезапно. А за ними рушится мир.
Мы, конечно, очень многого не знаем о Клеопатре, но она тоже очень многого о себе не знала. Не знала, что живет в I веке до н. э. или в эпоху эллинизма [13], – эти понятия люди придумают позже. (Эллинизмом принято считать период между смертью Александра Македонского в 323 году до н. э. и смертью Клеопатры в 30 году до н. э. Пожалуй, лучшее ему определение – время греков, в котором греки не играли никакой роли.) Еще она не догадывалась, что была Клеопатрой VII, – хотя бы потому, что на самом деле была шестой Клеопатрой. И понятия не имела, кто такой Октавиан, ведь человека, который ее низверг, заставил покончить с жизнью и по большому счету создал ей образ в будущем, звали Гай Октавий. А тогда, когда соприкоснулся с ее судьбой, этот человек вообще именовал себя Гай Юлий Цезарь – в честь знаменитого двоюродного деда, ее любовника, который в своем завещании усыновил внучатого племянника. Нам он известен как Август, этот титул он присвоил лишь через три года после смерти Клеопатры. Здесь он выступает как Октавиан: все же два Цезаря в одной книге – явный перебор.
Большинство географических названий изменились с античных времен. По примеру Лайонелла Кассона[13] я в своей книге порой жертвую логичным ради хорошо знакомого. У меня Беритус – Бейрут, а Пелузий – его больше нет, но существуй он сегодня, находился бы чуть восточнее Порт-Саида, прямо при входе в Суэцкий канал, – остался Пелузием. Аналогично я сделала выбор в пользу привычных нам написаний, а не транслитерации. Соперник Цезаря здесь – Помпей, а не Гнеус Помпеус Магнус, ставленник Цезаря – Марк Антоний, а не Маркус Антониус. География изменилась во многих аспектах: береговые линии отступили под натиском моря, болота высохли, горы разрушились. Александрия сегодня более плоская, чем во времена Клеопатры. Древний план города канул в прошлое, как и его слепящая глаза белизна. Русло Нила на три километра сместилось к востоку, но пыль, соленый морской воздух и пурпурные, знойные александрийские закаты никуда не делись. Человеческая натура, что характерно, совершенно не изменилась, законы истории тоже. События, описываемые разными очевидцами, все так же сильно отличаются друг от друга[14]. Вот уже более двух тысяч лет в неравной борьбе миф побеждает факт. Если не указано иное, все приведенные в книге даты относятся к периоду до нашей эры.
2. «Мертвец не укусит»
В то лето в пустыне, под палящим сирийским солнцем, она собрала отряд наемников. Ей двадцать один год, она сирота и в изгнании, уже успевшая узнать и что такое богатство, и что такое падение в бездну. Всю жизнь нежившаяся в небывалой роскоши, теперь она собирает преданных воинов в 320 километрах от родных дверей эбенового дерева и полов прохладного оникса. Палатка в пустынной глуши – самый комфортный ее дом за последний год: все эти месяцы она, рискуя жизнью, тайком пробиралась сюда через Средний Египет, Палестину и Южную Сирию. Все жаркое пыльное лето Клеопатра собирала армию.
Уж в чем в чем, а в этом женщины из ее рода всегда были сильны. И она готова к схватке с выдвинувшимся навстречу врагом. В опасной близости, неподалеку от прибрежной крепости Пелузий на восточной границе Египта, шагают 20 тысяч бывалых солдат – это как половина армии, с которой Александр Македонский вторгся в Азию три столетия назад. Внушительное сборище пиратов, бандитов, ссыльных, разбойников и беглых рабов под командованием ее тринадцатилетнего брата, с которым они вместе недавно унаследовали египетский трон. Вскоре она отодвинула его в сторону, а он в ответ изгнал ее из царства, которым им надлежало править совместно, как мужу и жене. Армия брата контролирует кирпичные стены Пелузия, его массивные шестиметровые полукруглые башни. Молодая женщина со своим войском стоит лагерем восточнее, вдоль безлюдного берега, окруженная раскаленным морем янтарного песка. Скоро бой. Ее положение можно в лучшем случае назвать безнадежным. Последний раз за ближайшие две тысячи лет Клеопатра VII стоит не на сцене, а за кулисами. Через несколько дней она ворвется в историю, на неизбежное отвечая невозможным. Идет 48 год до н. э.
9
Актер Джордж Скотт сыграл Джорджа Паттона, известного крутым нравом американского генерала времен Второй мировой войны, в фильме «Паттон»1970 г.
10
Работавший через 130 лет после Рождества Христова Иосиф Флавий нападал на своих недобросовестных коллег: «Некоторые из современных берутся писать о том, чего не только своими глазами не видели, но даже не потрудились расспросить об этом очевидцев. Разумеется, и о шедшей недавно войне некоторые писатели составили себе представление, хотя в тех местах даже и не побывали и уж тем более не присутствовали при самих событиях; при этом они весьма нескромно называют свои сочинения историей, хотя составили их по недостоверным слухам» (Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона, I. 46, пер. Я. И. Израэльсона и Г. Г. Генкеля). Он громит древних греков за то, что они дают противоречивые сведения об одних и тех же событиях, – и тут же начинает делать то же самое. – Прим. автора.
11
Даже великие творцы не могут прийти к единому мнению насчет Цезаря и Клеопатры: он ее любит (Гендель); он ее не любит (Шоу); он ее любит (Торнтон Уайлдер). – Прим. автора.
12
Иосиф Флавий. Иудейская война, I.556. Здесь и далее цит. в пер. Г. Г. Генкеля.
13
Лайонелл Кассон (1914–2009) – американский антиковед, почетный профессор Нью-Йоркского университета, автор нескольких популярных книг по истории Древнего мира.
14
Как происходило во все времена: «Основательная проверка сведений была делом нелегким, потому что свидетели отдельных событий давали разное освещение одним и тем же фактам в зависимости от их расположения к одной из воюющих сторон или силы памяти», жаловался Фукидид почти за четыреста лет до Клеопатры (Фукидид. История Пелопоннесской войны, I.22. Здесь и далее цит. в пер. Ф. Г. Мищенко). – Прим. автора.
15
Заголовок главы – Менандр. Помпей, LXXVII; Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Брут, XXXIII. Здесь и далее цит. в пер. С. П. Маркиша. «Привратник» («Комедии. Фрагменты») Менандра здесь (в эпиграфе) и далее цит. в пер. О. Смыки.