До первого снега

– Эй, куколка, полегче! – огрызается придурок, продолжая ржать.– А то Марс может и обидеться!

И словно в подтверждение слов хозяина плешивая чумазая махина побегает ближе, вселяя в меня безотчётный ужас, а затем, шумно дыша, горячим языком касается щеки.

Это предел! Вскакиваю на ноги, напрочь позабыв про страх: если мне суждено быть съеденной безмозглой скотиной, то пусть так оно и будет. Терять мне попросту нечего!

– Убери от меня свою шавку! – повторяю по слогам, наконец замечая вдалеке обладателя паршивого чувства юмора. Впрочем, оценив нелепый вид молодого парня, снисходительная улыбка начинает сиять уже на моём лице. – В этом убогом городишке есть свой цирк, а ты в нём клоуном подрабатываешь?

Чёрная толстовка, видимо, купленная на вырост, висит на высоком и мощном теле парня, как на вешалке. Зато тёмные джинсы явно маловаты придурку. Длиной до середины голени они облегают его накаченные и явно спортивные ноги подобно второй коже. Но вишенкой на торте становятся носки! Яркие, цвета весенней зелени с забавными пасхальными кроликами они натянуты до самого края брючин, вопя о полнейшем отсутствии вкуса у их обладателя! Клоун, не иначе!

Позабыв про холод, начинаю ехидно смеяться, беспрестанно называя клоуном своего обидчика.

– Марс, – орёт парень, в отличие от меня уже давно переставший хохотать, а потом делает шаг навстречу, отчего становится жутковато. Мне не нравится резкая смена его настроения, как и огромный пёс, навостривший уши, в ожидании команды хозяина.

Усиленно пытаюсь рассмотреть лицо незнакомца: пусть только посмеет натравить своего монстра на меня – сдам в полицию! Но внешность парня скрывает огромный бесформенный капюшон толстовки, являя моему взору лишь небольшую волнистую прядь тёмно-каштановых волос.

– Ап! – грозно командует придурок, и Марс моментально встаёт на задние лапы, становясь похожим на огромного йети.

Взвизгиваю от неожиданности и не глядя отступаю, пока случайно не спотыкаюсь и не приземляюсь в ледяную воду пятой точкой.

– Ты мне за это ответишь, идиот! – отчаянно кричу, но, кроме широкой спины, содрогающейся в беззвучном смехе и спокойно уходящей вдаль, не вижу ничего.

Кожа немеет от промозглого холода и сырости. Мне нужно встать, выбраться из этой чёртовой, обжигающей своими стылыми прикосновениями воды, чтобы как можно скорее переодеться во что-нибудь сухое и тёплое. Впервые мне неважно, что это будет. Я согласна на плед с заднего сидения пикапа и даже на потёртую куртку Анхеля.

Но сил нет. Мой срыв доходит до пика. Закрыв мокрыми закоченевшими пальцами лицо, тихо плачу, падая с головой в бездну отчаяния и жалости к самой себе.

– Руку давай, истеричка! – моих продрогших пальцев касается тёплая сухая ладонь, а слуха – язвительный, с нотками грубости голос придурка в зелёных носках. Зачем он вернулся? Мало ему моего позора?

– Ну, чего расселась? – тянет за руку, подгоняя меня.

Я настолько потеряна, напугана и обессилена, что совершенно не сопротивляюсь. Незнакомец тащит за собой всё дальше от воды, пока его лохматый прихвостень трётся у моих ног.

– Вот же идиотка! – сипит парень, внезапно остановившись, и с силой дёргает меня, разворачивая лицом к себе. – Жить надоело?

Молчу, отбивая зубами ритмы чечётки. Меня всё сильнее начинает трясти, а нехилые порывы ветра и вовсе лишают дара речи. Но как бы паршиво мне ни было, обида берёт верх. Отворачиваюсь от грубияна, чтобы тот не заметил моих жалких слёз, а затем еле слышно хриплю:

– Отвали!

– Да легко! – ухмыляется клоун и отпускает мою ладонь, лишая единственного источника тепла, а затем брезгливо вытирает руки о свою толстовку. Смешно! Ещё пару минут назад из нас двоих жалким казался он, а не я.

Жадно обхватываю себя руками и всё же решаюсь посмотреть в глаза идиоту, по чьей вине рискую слечь с воспалением лёгких. На мгновение замираю, встретившись с тёплым молочно-голубым взглядом, совершенно не сочетающимся с угрюмой внешностью парня. Зачарованно смотрю на него, позабыв про холод. Кусочек летнего неба и тёплой морской волны в его глазах возвращает домой, туда, где была счастлива.

– Чего уставилась? – бросает небрежно парень и трясёт головой, словно пытается смахнуть с себя мой назойливый взгляд.

Огромный капюшон его толстовки тут же спадает на плечи, открывая моему любопытному взору негодяя во всей красе. Молча мотаю головой, а сама продолжаю скользить глазами по его лицу. Если бы не идиотский характер и абсолютное отсутствие вкуса, парня смело можно было назвать красивым. Острые, немного жестковатые черты лица, прямой нос и угловатые скулы смягчаются прядями слегка волнистых волос, в утреннем беспорядке разбросанных в разные стороны.

– Нравлюсь? – ядовито обрывает мои наблюдения придурок, а затем вновь начинает издевательски смеяться: – Вставай в очередь, куколка! Хотя бесполезно. Поверь на слово: тебе ничего не светит.

– Да что ты о себе возомнил, клоун! – взвиваюсь в свою защиту. – Что в тебе вообще может нравиться? Местный оборванец в дешёвом тряпье с блохастой шавкой под боком! Только и можешь, что бросаться на беззащитных и слабых! Трус!

Не знаю, от чего меня колотит в это самое мгновение больше: от холода, ставшего почти привычным, или язвительного пренебрежения со стороны совершенно незнакомого мне парня. Да кто он такой, чтобы сравнивать меня со своими девками?!

– Безмозглый клоун! – бросаю ему прямо в лицо и тут же пытаюсь протиснуться мимо, к узкой дорожке, что ведёт к дому Анхеля. Это не город – сборище неотёсанных грубиянов!

Специально прохожу от хама максимально близко и грубо толкаю его плечом. Какой бы жалкой я ни выглядела со стороны, уязвлённая гордость придаёт мне сил держать нос высоко поднятым.

– Мокрая курица! – не остаётся в долгу самовлюблённый кретин.

Мне бы пропустить мимо ушей его глупое оскорбление и поспешить в дом к Анхелю, но нет… Неведомая сила дёргает меня остановиться и со всей дури залепить подонку пощёчину.

Звонкий хлопок. Огнём горящая ладонь. И мигом потерявший теплоту взгляд напротив. Никогда! Ни разу в жизни мне не приходилось силой доказывать свою правоту. И сейчас мне совершенно не нравится то, что я чувствую: глубокое разочарование в самой себе и полная опустошённость.

– Зря ты это сделала, принцесса! – по слогам шипит парень, грубо растирая место удара ладонью. В помутневших глазах – моя погибель! Не знаю, что творится в его больной голове, но только он решительно делает шаг навстречу и, резко схватив меня за рукав толстовки, тащит обратно к воде.

– Пусти, придурок! – пытаюсь кричать, но голос осип от волнения и подступающего к горлу комка слёз. – Убери от меня свои руки!

– Обязательно, – обманчиво мягко заявляет псих и продолжает тянуть к воде. – Только верну туда, где тебе и место!

Упираюсь ногами, стараюсь выпутаться из его мёртвой хватки, но силы не равны! Все мои нечеловеческие попытки избежать очередного позора натыкаются на непреодолимую стену его тупого безразличия.

– Только попробуй, идиот!

Ног вновь касается ледяная вода, отчего пальцы тут же начинает сводить в дикой боли. Дыхание спирает, а в ушах поднимается гулкий шум. Ещё одного падения в холодную реку я просто не переживу. – Мой дед переломает тебе ноги, ублюдок! Слышишь?

– Ага, слышу, – ему смешно! – Вон, дрожу весь от страха!

– Анхель! Анхель! – не знаю, где нахожу силы, но начинаю отчаянно звать на помощь, хотя и понимаю, что дед меня не услышит.

– Анхель? – на долю секунды парень останавливается и, запустив пятерню в лохматую копну волос, начинает безудержно ржать. – Ты, верно, шутишь, Барби?

Не знаю и даже не хочу знать, что именно заставило этого неуравновешенного болвана развеселиться, но свой шанс не упускаю.

– Кретин! – ору навзрыд и, пока придурок продолжает сгибаться пополам от дикого смеха, с налёта толкаю его в воду, а затем бегу. Быстро. Не оборачиваясь. Не обращая внимания на брызги и пронзительный лай позади. Вот только голос парня, электрическими разрядами бьющий в спину, напоминает, что бежать из этой дыры некуда.