Зеркальная страна

«КОПАЙ».

Медлю, оглядываюсь на пустые окна. Ощутив нечто среднее между надеждой и разочарованием, подчиняюсь.

Особо копать не приходится: у самых корней зияет глубокая дыра, чуть прикрытая землей и листьями. Коснувшись чего-то твердого, я вынимаю обувную коробку и медленно снимаю крышку.

Внутри – пустая бутылка. С этикетки ухмыляется пират с саблей в руке, поставивший ногу на бочонок. Пряный ром «Капитан Морган». Рядом лежат аккуратно сложенные консервы – томаты, печеная фасоль, сладкая кукуруза. Сразу вспоминаю, как мама раз в полгода руководила заменой «тревожных комплектов», которые мы хранили под кроватью: черные матерчатые рюкзаки, набитые непортящейся едой, и бутылки с водой. Она заставляла нас бегать по дому, проводя бесконечные учения – противопожарные, на случай налета противника, ядерной войны… Подогревала нашу панику, поддерживала неумолчный гул обреченности.

Еще там лежит банка краски, точнее, пробник. Поднимаю, читаю этикетку: кроваво-красная. Роняю обратно в коробку, словно обжегшись. Она падает на крошечный квадратик сложенной бумаги. С неистово бьющимся сердцем беру листок и открываю.

«12 ноября 1993. Возраст: 7 лет плюс еще чуть-чуть!

По ночам в нашем доме бродит чудовище.

Не каждую ночь но часто. У него синяя барада оно такое страшное и уродливое что всем леди следует от него немедленно прятаться и не водить с ним компанию.

Так говорит мама. Это из книги.

Она говорит что Синяя Барада и Черная Барада – братья. Синяя Барода живет на суше а Черная Барада – в море. Синяя Барада гораздо опаснее но я больше баюсь Черной Барады потому что он пират а Синяя Барада – тока человек».

Слышу звук, похожий на птичий крик, и прижимаю руку к губам – это кричала я. Пальцы дрожат, дыхание кажется обжигающе горячим. Так и вижу Эл за партой: дневник открыт, локти широко расставлены, лицо сосредоточенное. Сестра медленно записывает события дня аккуратным почерком.

Поспешно встаю, несу обувную коробку к дому. Сердце стучит в горле и в висках. Дойдя до плитки, замедляю шаг, оглядываюсь на прачечную и запертую на висячий замок дверь. В углу поля зрения снова мелькает красная вспышка, и я замираю. Оборачиваюсь к высокой стене, поросшей мхом и лишайником. Ничего. Но стоит закрыть глаза, и я вижу слова, выведенные кровью на голой каменной стене:

ОН ЗНАЕТ

Лунный свет, думаю я, здесь должен быть лунный свет.

Срываюсь и бегу вверх по ступенькам обратно в буфетную, поворачиваю большой ржавый ключ, швыряю обувную коробку в ближайший шкафчик. Возвращаюсь в кухню, смотрю на дощечку со звонками, на колокольчик и язычок под номером три. Представляю узкий мрачный коридор на втором этаже и темную, пыльную дверь в самом конце. Мамино кислое дыхание обдает лицо. «Только суньтесь туда, и я вам ноги повыдергиваю!» Спальня номер три – комната Синей Бороды. На крюках висят тела его жен, по полу течет кровь. Ночью он рыскает по коридорам, заглядывает в комнаты и ищет новых жертв. Меня бросает в холод. Это воспоминание кажется достоверным, хотя и не вполне понятным. И вдруг накатывает следующее воспоминание. Мы с Эл прятались от призраков и чудовищ, обитавших в нашем доме, в кафе «Клоун», но от Синей Бороды – только в Зеркальной стране.

Кладовая в самом конце коридора таится в тени напротив лестницы, скрытая черной плюшевой занавеской. Отдергиваю тяжелую пыльную ткань; металлические кольца звякают, заставляя меня съежиться, и вызывают глухую тоску. Помещение меньше, чем мне запомнилось, – длинное, узкое и холодное. Грязные обои все те же – желтые и оранжевые нарциссы, выцветшие до серого цвета. Деревянный стол у окна, выходящего в сад. Протискиваюсь ближе, касаясь царапин и выбоин на стенах, согретых утренним солнцем. Шкаф тоже на месте и занимает весь южный конец комнаты. Защелка поднимается плавно, будто я открывала ее вчера, а не лет двадцать назад.

Первым делом меня поражает запах. Вместо затхлости тут пахнет клеем! Глаза привыкают к полумраку, и я понимаю, что не так: внутри наклеены дешевые бежевые обои. Подтаскиваю табурет, забираюсь в шкаф и почти не раздумывая провожу руками по бумаге. Особо ни на что не рассчитывая, внезапно нащупываю что-то твердое и металлическое. Сердце замирает. Вонзаю ногти и срываю обои. Только б она была здесь! Только б осталась на месте! Оторвав от стены бо́льшую часть бумаги, я перевожу дух. Нашла! Передо мной дверь с четырьмя панелями, ржавыми петлями и двумя массивными задвижками.

Дверь в Зеркальную страну.

Я смотрю на дверь долго. Когда-то к ней крепилась на кнопках картина Эл: одна из ранних, где акцент сделан на цвет, а не на форму. Синий, желтый, зеленый. Закрываю глаза. Остров, ну конечно же, это Остров! Неровная береговая линия скал и пляжей, внутри лес и равнина. Тропический рай вместо заснеженной страны чудес – Зеркальная страна стала для нас своего рода Нарнией, только в ней было больше цвета, больше двусмысленности, больше ужасов, больше веселья.

Задерживаю дыхание, отодвигаю задвижку и распахиваю дверь.

Сначала меня обдает холодом. Я и забыла, как здесь студено! Выдыхаю белое облачко пара, и оно клубится в темноте. Раньше на внутренней стороне двери висела карта сокровищ. Черные дороги и зеленые пространства, синяя вода, вулкан. Память проясняется, затем теряет фокус. Я медлю на пороге, не решаясь и шагу ступить, хотя меня вновь охватывает тоска по прошлому и острое желание спуститься в темноту, выйти из этого дома и попасть в другой мир. То же самое я чувствовала в самый первый раз, когда мама показала нам потайную дверь и это секретное место: страх, тревогу, восторг.

Покидаю шкаф и дом, шагнув на первую ступеньку. Содрогаюсь при виде низенькой деревянной крыши и стен, обрамляющих лестницу. Скрип старых досок затихает, и я гадаю, не вызвано ли мое нервное возбуждение призраком ребенка, которым я была когда-то. Мы с Эл столько раз пробирались здесь в темноте, что наши липкие горячие ладошки не могли не оставить бесчисленных следов на стенах и перилах, наши фонарики – пляшущих отсветов, наш приглушенный смех и шепот – эха голосов.

Я освещаю себе путь фонариком на телефоне. От уродливого белого света тени разбегаются. У меня снова кружится голова – как в детстве, когда я с ужасом предчувствовала внезапное падение с высоты, – и я не могу двинуться с места. Закрываю глаза, медленно дышу, приходя в себя. Я уже не ребенок и не позволю своим фантазиям идти вразрез с логикой и реальностью. Бояться тут нечего! Лет двести назад, когда Уэстерик еще был деревней, а этот дом – самым большим во всем поселении, дверь не прятали в шкафу, ею постоянно пользовались. В кухню входили либо с главного входа, либо через задний сад. Кладовая, дверь, лестница и узкий проход между домами служили черным ходом. Задняя часть дома сидит в земле гораздо глубже, чем фасад, и жилые комнаты находятся футах в десяти или даже больше от уровня двора. Крытая деревянная лестница применялась для той же банальной цели, что и лестница в буфетную, – для доступа на нижний этаж.

И все же телефон в руках дрожит. Стены и крыша расступаются, и я нерешительно замираю у подножия лестницы, чувствуя сквозняк. Здесь больше власти и у тьмы, и у воспоминаний. Меня охватывает предчувствие, острое и кислое, как лимонный сок, попавший в ранку.

Делаю шаг и ступаю на каменный пол. Вот я и в Зеркальной стране!

Встроенный фонарик судорожно выхватывает кирпичи, дерево, паутину, и я беру его двумя руками. Кэт, прекрати! Ты всего лишь в проходе между домами. Выложенный камнем коридор между южной стеной дома и оградой имеет футов десять в ширину, сверху его укрывает низкая деревянная крыша – похоже на элемент средневековых фортификаций под названием гурдиция. Он тянется от заложенной кирпичом двери до сада перед домом на западе и каменной прачечной на востоке. Прачечная замерла в конце прохода, словно часовой, блокируя выход в сад позади дома.