Страница 12 из 21
– Тогда… объясни все сначала, приняв в расчет, что моя поездка в Ирак исключается. Вот что еще: давай… через Аллена, время дорого. А в перерыве уйдем. – Черепанов кивнул в сторону зрителей, давая понять: лучше перебазироваться.
От прямого перевода Шахар между тем отказался, хоть и, по мере детализации вопроса, разок-другой обратился к Розенбергу за терминологической поддержкой. Прежде чем прозвучал свисток на перерыв, Шахар доходчиво, хоть и языком солдатского разговорника, разъяснил, что, по достоверным сведениям, некоторые советские военные и гражданские советники Ирак покидать не собираются, кроме того, из Союза ожидается подкрепление. Да, массовая эвакуация персонала – полным ходом, но она не более чем дипломатический, призванный дезориентировать коалицию маневр – СССР далеко не готов распрощаться со своими интересами в Ираке. Более того, ряд советских ведомств, в обход официальной позиции Кремля, заключили с аналогичным иракскими структурами частные контракты, разумеется, за внушительный «откат».
Суть же задачи: вывести на командируемого в Ирак специалиста, разумеется, не лишенного перспектив вербовки. Каких-либо предварительных переговоров с тем не проводить. Все, что нужно: подбор удачной кандидатуры и полное на нее досье. Остальное – за гостем.
По пути в метро трио хранило молчание, не выказывая и намека на общность интересов: то двигалось случайной цепочкой, то вовсе рассеивалось. Между тем каждый думал о своем. Черепанов о том, какими, помимо него, израильтяне пользуются источниками информации, поскольку весть о советской «пятой колонне», призванной осложнить оккупацию Ирака, его буквально выбила из седла. Откуда пронюхали? Каких-либо очевидных доказательств в пользу ее формирования у подполковника не было, разве что разрозненные, наводящие на гипотезу детали.
Шахар тем временем продолжал хандрить. Минутами ранее его настигло: план Биренбойма, каким бы дерзновенным и мужественным он не выглядел внешне, по сути, без закладных, ибо построен на неисследованных, теоретических возможностях Черепанова, у которого, союзники-сообщники, столь актуальные для подобной операции, по определению, водиться не могут. Ведь крот – синоним волка-одиночки, питающегося без премудростей – тем, что плохо лежит или бежит. Для Биренбойма, профессионала экстра-класса, эта закономерность не секрет. Стало быть, операция – скорее причуда его буйной фантазии, нежели ушлый замысел. Нечто среднее между неизбывной женской верой в «золотой ключик» и массовым поклонением бессмертному идолу «Авось», каким бы фокусником Дорон ни был…
Тем самым, напрашивалось, что спецагента и инициативника сознательно «разменяли», заведомо зная, что дуэту доведется прошибать лбом корпус самой могучей тоталитарной машины. Оттого Биренбойм и наставлял: «Отработай его до конца…» Но при этом умолчал: им обоим из передряги не выкарабкаться.
На поверку оказалось, что волшебной палочки у подполковника нет и быть не могло. И, судя по его первой реакции, бездумно совать голову в петлю он не торопится. Но, куда не гляди, швартовые отданы и цель – достойнее не бывает. Поборемся…
На эскалаторе Черепанов сблизился с Розенбергом, тихо заговорил:
– Похоже, в Министерстве обороны и правда нечто замышляется, но мои шансы там кого-либо зацепить – нулевые. С кондачка такое дело не осилить. И если честно, то о закулисной игре в Ираке я впервые услышал от вас, хоть кое-что намеками доходило. Но прознав, сразу вспомнил: есть зацепка… по гражданской линии… Завтра сверюсь, если, получится… А вечером, после работы, обсудим…
Черепанову и моссадовцам было не по пути, так что завершив спуск, они бессловесно расстались. Между тем вскоре подполковник боковым зрением заметил: израильтянин у него за спиной.
– Саша, брат, извини, узнать ты должен сегодня… Завтра, утро, в семь, жду тебе здесь. Запомни еще: целый страна на тебе надеются, – сбивчиво проговорил Шахар и испарился.
Добираться до дому подполковнику минут сорок – предпоследняя остановка. Зайдя в вагон, он заметил несколько свободных мест, но даже не сдвинулся – ухватился за ближайший поручень. Ему казалось, что в сидячем положении его будет выдавать мерзкая дрожь, охватившей тело и помыслы едва прозвучало за спиной «страна». Звериным чутьем Черепанова настигло: навязываемая затея – отнюдь не преходящего, тактического свойства. Призвав пафос, израильтянин не актерствовал, а был предельно искренен. И там, в «Олимпийском», и напутствуя минутами ранее на платформе. Причем вопреки всем канонам шпионского ремесла, центральный постулат которого – тщательный камуфляж намерений и движений души. Стало быть, средиземноморского эмиссара в Москву привела не очередная прореха, коих не счесть в работе любого разведсообщества, и даже не государственные интересы – что только под этот ранжир не подводят – а какая-то громадная, национального приоритета проблема. Коль так, то замаячивший в ходе недавней встречи трибунал – весьма мягкая и отдаленная перспектива. Его угораздило вляпаться в сам иракский кризис, но не мелкой сошкой, а наводчиком необыкновенно важного боеприпаса. Но самое трагичное: стань он отлынивать, израильтяне без всяких сантиментов его шлепнут.
На следующей остановке подполковник сошел и пересел в поезд, следующий в противоположном направлении.
Глава 5
30 декабря 1990 г. 14:00 трасса Москва-Владимир
Шахар топтался у обочины шоссе, теряясь в мыслях, куда путь свой держать, – ему казалось, впервые за свою богатую на сюрпризы биографию профессионального авантюриста. Причин сразу несколько, но главная из них – смутно представлял, где находится. Час назад он выехал из Москвы во Владимир на рейсовом автобусе, на первой трети пути в чистом поле ставшем из-за поломки на прикол. Десять перегруженных котомками, проклинающих всех и вся пассажирок и он, единственный мужчина, совершенно ошарашенный, выброшены на обочину. Водитель автобуса запер двери и растворился в густом тумане, перейдя на противоположную сторону шоссе.
Во вспыхнувшей между водителем и спешившимися дамами перебранке Шахар открыл: разговорный, привязанный к местным реалиям, русский, да еще на повышенных тонах, он понимает слабо, однозначно разбирал лишь слова «милиция» и «давай». Все же, несколько успокоившись, склонился к мысли: «Киржач», «Покров» – названия населенных пунктов, судя по развороту события, близлежащих. Именно эти звукосочетания чаще всего звучали в торопливой речи водителя, отбивавшегося от норовивших взять его в клещи дам. Но, в какой связи они упоминались, а главное – куда отсылали – направление Москвы или Владимира? – он не представлял.
Впрочем, подумал он, какая разница? Владимир – прежним курсом, на восток, кровь из носа до шести туда добраться. Но крайне важно: ноги и душу дерзкого лазутчика не промочить. Советская виза Шахара обязывала зарегистрироваться не позже, чем сегодня, в тбилисском ОВИРе, запрещая малейшее отклонение от маршрута Москва-Тбилиси-Москва. «Кустанаец» даже не взял ее с собой – передал вместе с паспортом на хранение Розенбергу, совсем недавно провожавшему его на Щелковском вокзале. Лучше без роду и племени, чем с грозящим северным лагерем ярлыком. Без компрометирующей визы, при задержании, хотя бы под психа косить может…
Между тем с самого утра в Подмосковье валил снег, сменив дождливую, явно не по сезону, погоду. Видимость на глазах ухудшалась: пелерина из мохнатых белых хлопьев на фоне густеющего тумана. Идеальная погода для скоропалительных заговоров – в стране, снаряжающей без рации междугородние автобусы…
Потеряв трусливо дезертировавшего водителя из виду, рассвирепевшие «мешочницы» принялись за Шахара. В словесном потоке вновь замелькали «милиция» и «давай», в ответ он лишь сипел, симулируя потерю голоса и отчаянно вспоминая как по-русски «охрип». Тут его стали хватать за рукава и осыпать относительно краткими, но как и прежде усваиваемыми лишь интонационно тирадами: «не мычит не телиться», «как с козла молока», «мужик ты или кто?» Заложник знаменитого русского бездорожья тем временем с опаской поглядывал на проходящий транспорт: под разбор, не дай бог, желтый цвет патруля, зазываемый горе-попутчицами …