Швея из Парижа

Фабьен вздрогнула. В словах Мелиссы она уловила нотки запредельной эмпатии, что заставило подумать: а ведь Мелисса сама наверняка слышала то же самое в свой адрес, причем неоднократно. Какая молодая! Слишком молодая, чтобы умереть. И она действительно молода. Как Андре Боррель – преданная, схваченная и отправленная в концлагерь, где ей дали смертельную дозу фенола – в июле 1944 года, всего за месяц до освобождения Франции.

– Трудно представить себе, насколько смелыми были эти люди, – сказала Фабьен, чувствуя, как Уилл подошел к ней и встал рядом. – Помогать другим безвозмездно, только лишь ради великой цели. Существуют ли сейчас такие?

– А что бы делали на их месте вы? – спросил Уилл. – Занимались исключительно собой, ни во что не вмешиваясь? Или, подобно этим людям, делали бы все, что в ваших силах?

– Хочется думать, что я сделала бы правильный выбор, – негромко произнесла Фабьен. – Но, учитывая, что мне даже не хватает смелости взять в свои руки бизнес бабушки, такой вариант маловероятен.

– Это другой вид смелости. Один вид происходит от любви: любви к бабушке и ее наследию. А другой вид, как у этих людей, называется… – Уилл запнулся, подыскивая нужное слово.

– Героизм, – закончила Фабьен.

– Да. И я не думаю, что в наши дни есть много настоящих героев. – Он положил руку на плечо сестры.

Фабьен отступила в сторону, давая им возможность пережить этот момент вдвоем. Она принялась изучать ряд фотографий под заголовком «Герои МИ9». Всматривалась в лица людей, которые в большинстве своем были моложе ее, и вдруг застыла в изумлении и вскрикнула. Под одной из фотографий стояла подпись: Алекс Монтроуз.

Кажется, это слышали все. Фабьен попыталась сделать вид, что чихнула. Внезапно она поняла, почему бабушка так настойчиво уговаривала ее пойти на выставку. Причиной тому Алекс Монтроуз, человек, имя которого Фабьен еще три недели назад не слышала. Однако оно было напечатано на листке бумаги, лежащем у нее в сумочке; том самом листке, найденном при разборке вещей отца после его похорон.

Бабушка не знала, что Фабьен нашла документ. Однако, судя по тому, как Эстелла настаивала на посещении выставки, она хотела, чтобы внучка что-то разузнала об Алексе Монтроузе. Следовательно, в те несколько часов, которые Фабьен проведет на Манхэттене, ожидая рейса в Сидней, она должна вновь встретиться с бабушкой. Должна расспросить ее о найденном документе. Алекс Монтроуз наверняка занимал важное место в жизни Эстеллы, а значит, и Фабьен тоже. И ей необходимо в этом разобраться.

В течение всей поездки на метро они молчали, не в силах сбросить с себя оцепенение, в которое погрузились в музее. И, только выйдя из подземки у Деревни Сен-Поль и затерявшись на узких улочках этой жемчужины квартала Марэ, снова пришли в хорошее расположение духа.

Фабьен потащила новых друзей обедать на рынок Анфан-Руж неподалеку от бывшего Карро-дю-Тампль, где за шаткими столиками подавали бесподобную еду. Затем они посетили два hôtel particulier, заброшенных особняка – Карнавале и Сале, остановились выпить кофе и побродили в лабиринте двориков Деревни Сен-Поль – один раз Фабьен с трудом вспомнила, как найти дорогу. Теперь здесь находилось эклектичное скопление художественных галерей, кафе, антикварных магазинов с винтажными сокровищами и всякими чудесными вещицами. Мелисса нагружала Уилла все более растущей кучей пакетов. Наконец они добрались до Вогезской площади – места, которое Фабьен всегда считала изюминкой квартала.

– Какая красота! – воскликнула Мелисса, когда они повернули от рю де Турнель и взгляду открылась площадь, ограниченная с четырех сторон зданиями и особняками из красного кирпича с отделкой белым камнем, крытыми серебристым сланцем, совершенно симметричная и еще более прекрасная благодаря повторению фасадов, контуров и изящных форм. Сводчатые каменные аркады отбрасывали здания в прошлое, в то время как модернистские галереи крепко удерживали в настоящем. В центре площади располагался парк – маленький анклав зелени со множеством скульптурных изваяний, где парижане, прихватив одеяла, устраивали пикники.

– Здесь в самом деле чудесно, – широко улыбнулась Фабьен, радуясь, что Мелиссе тоже понравилась площадь.

Фабьен почувствовала, как Уилл коснулся ее руки тыльной стороной ладони, посторонившись, чтобы пропустить идущего навстречу прохожего. Уилл смотрел вниз, но руку сразу не отдернул. Два дня назад Фабьен отодвинулась бы, лишь бы только не показать повышенного интереса, однако Фабьен сегодняшняя даже не шевельнула рукой. Рука была теплой и приятной, словно шелк.

– Давайте устроим пикник! – Мелисса захлопала в ладоши, как ребенок, и умоляюще посмотрела на брата, словно ожидая от него возражений. – Я совсем не устала. Серьезно, давно уже так хорошо себя не чувствовала. Бабушка Фабьен права: Париж – лучшее лекарство.

– Кстати, дом моей бабушки прямо за углом. Пойду принесу оттуда плед, тарелки и стаканы. Ведь у нас пикник с шампанским?

– Разве в Париже не каждый вечер заканчивают шампанским? – засмеялся Уилл.

– Нет, – улыбнулась ему Фабьен. – На обратном пути я забегу в булочную, возьму что-нибудь поесть. А еще по пути сюда мы прошли мимо сыров, помните?

– Может, я этим займусь? – предложил Уилл. – Купить хлеб и сыр, наверное, несложно…

– Если покупать будешь ты, то одному богу известно, что окажется у нас в желудках, – подколола брата Мелисса. – Советую тебе просто молча ткнуть пальцем на витрину.

Мелисса поспешила занять свободные места на одной из лавочек, чтобы увильнуть от протестов Уилла. Фабьен показала ему, в какой стороне искать магазины, а сама заторопилась к рю де Севинье. Пока она собирала все нужное, пискнул телефон. «Привет, Фаб. В следующую субботу иду на деловой ужин. Мне нужна пара. Ты как? Или все еще не разговариваешь со мной? Джаспер».

Она подумала было проигнорировать сообщение. «Или все еще не разговариваешь со мной?» Звучит так, словно речь идет о чем-то второстепенном, словно у них произошла размолвка, затянувшаяся по вине Фабьен, в то время как она ясно дала понять своему бывшему, что между ними все кончено. А он просто недоуменно пожимает плечами, словно не желая перетруждаться и тратить эмоции на Фабьен, – вот, собственно, и итог нескольких лет их отношений. «Нет, Джаспер, только без меня», – напечатала она в ответ, отклонив последовавший сразу же звонок.

Вернувшись на площадь, она не обнаружила Мелиссу. Уилла тоже не было. Фабьен углубилась в парк, решив, что они нашли для пикника другое место, однако друзей не оказалось и там. У нее упало сердце. Наверное, тащить их в военный музей было не очень хорошей идеей.

– Прости, задержался. Такое впечатление, что все хотят хлеба и сыра.

Фабьен резко повернулась и оказалась лицом к лицу с Уиллом, держащим в руках багет и упаковку сыров.

– Не могу найти Мелиссу, – озабоченно затараторила она; исчезновение сестры Уилла свело на нет облегчение, которое она испытала, увидев, что он не сбежал.

– Она мне позвонила. Сказала, что устала, поймала такси и едет в отель. Я предложил подождать и поехать вместе, а она говорит: «Даже не думай. Тогда я никуда не поеду, и тебе придется терпеть меня, усталую, весь пикник». Мелисса очень упрямая, ее не переспорить. Я решил отпустить ее. Думаю… – Уилл запнулся, – она не очень тонко намекнула, что хочет дать мне возможность провести время наедине с тобой. И надеюсь, ты не против.

Фабьен покраснела.

– Напомни мне отблагодарить Мелиссу за вмешательство.

Уилл рассмеялся и взял ее за руку.

– Где устроимся?

Губы Фабьен растянулись в улыбке, да так, что стало больно.

– Может, вон там?

Они ели и болтали. Фабьен узнала много нового: его мать умерла в возрасте чуть старше тридцати от рака груди, и Мелисса унаследовала плохие гены. Она планировала в тридцать лет принять превентивные меры, сделать мастэктомию и гистерэктомию, но болезнь настигла ее раньше.