Вечный зов

– Слушаюсь. – Косоротов пошел, но у порога остановился. – Я, ваше благородие, упредить хотел… Она, Лизка Савельева, третий день пищи не берет. И вроде бы заговариваться начала.

– Веди же их, черт! – заревел Свиридов.

Когда Косоротов ушел, Полипов сделал шаг к двери.

– Нет, увольте… Я прошу.

– Сесть! – крикнул Свиридов, показав на стул у стены.

Подошел к шкафу, достал стакан и бутылку. Когда наливал, руки его дрожали, стекло звякало о стекло. Выпив, шумно вздохнул.

– Как вы думаете, Полипов, зачем живет человек? – неожиданно спросил он. – В чем смысл его рождения, его смерти? А? И вообще – в чем правда, истина, а в чем ложь?

– Нашли время и место о таких вещах рассуждать.

– Почему же? Всегда и время, и место… если есть потребность к этому.

– Не знал, что вы такой философ. Я же не обладаю такими достоинствами.

– Да, да… Вы просто провокатор.

– Я где нахожусь?! – Полипов рванулся, встал. – Вы лучше скажите: накрыли вы подпольный горком партии?

– Зачем? – Свиридов пожал плечами. – Накроем один – появится другой. Бесконечная, бесполезная работа…

– Не понимаю. – Полипов сел, его била дрожь. – Или я сошел с ума, или…

И замолк, потому что Косоротов ввел Антона.

Савельев похудел, глаза глубоко ввалились, кожа на щеках, на висках, на лбу была желтоватого цвета. Но следов истязаний видно не было. Чувствовалось только, что он смертельно устал.

Перешагнув через порог, Антон тревожно обшарил глазами кабинет.

– Здравствуй, Петр, – сказал он негромко. – И тебя выследили ищейки?

Сердце Полипова заледенело. Что, если Свиридов объяснит, каким образом его, Полипова, «выследили»? Но Свиридов только нервно усмехнулся одними губами.

Антон тяжело, как старик, подошел к столу и сел на стул, понюхал воздух.

– Опять пил, Свиридов?

В глазах у Свиридова блеснул лихорадочный огонек, стал разгораться.

– Не пойму я тебя, Свиридов, – продолжал Антон. – Вернее, кажется мне иногда – жжет тебя внутри какой-то огонь, остатки совести, что ли, человеческой в тебе шевелятся, и ты заливаешь, глушишь эти остатки водкой.

– Верно, угадал, хе-хе… – Смех его был сухой, деревянный.

– А потом подумаю: нет, какая может быть совесть у озверелого палача, опустившегося до уровня скотины!

– И тут угадал, хе-хе… – И вдруг, зеленея, взорвался. – Угадал, да, да! Угадал! – И обхватил голову обеими руками, запустил пальцы в волосы, будто хотел вырвать их. – Только тебе от этого не легче. Не легче!

– Да, я знаю, ты расстреляешь нас всех – меня, Лизу… всю нашу семью, – проговорил Антон. – Юрку даже… ребенка не пожалеешь. Но ведь народ-то весь вам не перестрелять, не уничтожить, не подмять.

– Да? – И Свиридов усмехнулся. – Ты что, слепой, глухой? Не знаешь, не понимаешь, что происходит в России? Новониколаевск пал, Челябинск, Екатеринбург, Барнаул, Омск, Томск, Красноярск наши. На Дальнем Востоке японцы, Забайкалье контролирует атаман Семенов, Южный Урал – атаман Дутов. В Поволжье добивают остатки красных отрядов. Все! Советской власти хватило на полгода. Была – и кончилась. И не будет больше.

– Э-э, нет, братец! Была, есть и вечно будет. В тех городах, которые ты перечислил, уже созданы, уже действуют подпольные партийные организации. Они поднимают народ, и скоро этот народ придавит вас к ногтю.

– Пока мы давим!

– Недолго вам осталось. Ведь от бессилия свирепствуете. Скоро, очень скоро народ спросит с вас за тысячи замученных, расстрелянных! За все сполна платить будете!

– Ну, поговорили умненько – и будет! – прервал его Свиридов. – Вопрос все тот же – кто мог войти в состав Томского подпольного горкома?

– Не знаю я, Свиридов. Я же был арестован тобой за несколько дней до занятия Томска белочехами. Кроме того, я возвращался из Москвы.

– Я понимаю, что наверняка ты не можешь знать. Но предположительно.

Полипов, лишний и забытый, сидел у стены, с недоумением наблюдая за допросом. Зачем Свиридову фамилии томских подпольщиков, когда своих, новониколаевских, он оставил в покое? Или он врет, Свиридов этот, Субботин и все остальные давно арестованы? И сейчас, после Антона, Свиридов начнет их вызывать по одному на очную ставку с ним, с Полиповым? Ну да, так, наверное, и будет! Вот зачем он, Полипов, доставлен сюда, в контрразведку. Непонятно только, почему именно таким способом, зачем его били тут.

И Полипов, мгновенно представив, что через несколько минут ему надо будет глядеть в глаза Субботину, облился холодным потом.

Однако события развернулись совсем по-другому.

– Значит, не будешь говорить? – переспросил Свиридов Антона.

– Я не предатель.

– Тебя-то мы все равно расстреляем. Пожалей хотя бы жену. Она на грани сумасшествия. Сына своего пожалей. Тетку свою… Ту сердечные припадки колотят, ты ее фактически погубил уже. Но жену и сына можешь спасти еще. Ну? Хотя бы предположительно?

Полипов видел, как лоб и щеки Антона покрылись крупной испариной.

– И предположительно я вам ничего не скажу. – Голос Антона осип, он громко глотнул слюну. – Пора бы это понять.

– Заговоришь, неправда… Косоротов!

И Косоротов втолкнул через порог Лизу. Антон и Полипов враз встали. Постояв, Полипов сел, а Антон продолжал стоять, держась за край стола.

Смотреть на Лизу было страшно. Растрепанная, в лохмотьях, она диким взором обвела комнату.

– Сын… Где мой сын? Что вы с ним сделали?! – заголосила она, упала на колени, поползла к столу.

– Лиза! Лизонька! – Антон кинулся к жене, поднял ее, но Свиридов торопливо вышел из-за стола, отшвырнул от Антона жену.

– Юрка жив-здоров пока. – И повернулся к Антону: – Будешь говорить?

Антон вытер рукавом пот со лба.

– Мне нечего сказать… Нечего!

– Заговори-ишь! – И Свиридов рванул обитую войлоком дверь, прокричал туда: – Займитесь!

Все дальнейшее Полипов видел и воспринимал сквозь какой-то серый, качающийся туман. Из комнаты, в которую вела обитая войлоком дверь, выбежали трое черных людей, схватили Лизу, поволокли. Антон бросился было вслед, но потом попятился назад, чуть не стоптал его, Полипова, и прижался к стенке спиной. И так стоял, крепко зажмурив глаза, царапая эту стену пальцами, обламывая ногти, слушая тяжкие стоны жены из соседней комнаты… Полипов поглядел на тот участок стены, которую царапал Антон. И увидел в том месте ободранную штукатурку, сквозь которую проступала в нескольких местах занозистая дрань. И он понял, что Антон не раз уже стоял вот так и царапал стену. И его замутило, в голове все поплыло.

Сколько времени все это продолжалось, Полипов не знал. Он очнулся от пронзительного голоса Лизы:

– Где мой сын? Вы его замучили? Вы его убили?!

Лизу, видимо, только что вытолкнули из-за войлочной двери, она ползла по полу, пытаясь встать. Голое плечо и ладони ее кровенились.

– Пока еще нет. Но замучаем, если будешь молчать!

Это Свиридов опять говорил Антону, который все так же стоял у стены, закрыв глаза.

– Покажите мне сына! Вы его убили… Покажите мне сына! – без конца повторяла и повторяла Лиза. Она поднялась наконец, но, никого не узнавая, крутилась на одном месте.

– Хорошо. Сейчас ты увидишь сына. Косоротов!

Косоротов так же молча, как Лизу, втолкнул из коридора в кабинет Юрку.

– Мама! Мамочка!

Лиза мгновенно узнала сына, цепко схватила его дрожащими руками, марая своей кровью его грязную рубашонку, и вместе с ним опустилась на пол – ноги ее не держали.

– Сынок! Сыночек, ты жив? Жив!

– Я жив, мама… – Он взял в ладошки ее лицо. – Какая ты стала, мама!

– Они били тебя? Они били тебя?

– Нет, меня не били. Только я есть хочу. Тут плохо кормят… – И мальчик увидел отца и Полипова. – Папка! Дядя Петя!

Он хотел было подбежать к отцу, но не мог вырваться из цепких рук матери.

– Какой папка? Его нету, он не приезжал еще из Томска, – торопливо заговорила Лиза. – А у меня телеграмма есть. Мы ведь поедем сейчас к нему в Москву. А ты поспи, поспи, сынок, перед дорогой. Усни, и есть не будешь хотеть. А я песенку тебе спою, которую папа сочинил…