Самадхи

Остановившись, я заложила руки за спину и посмотрела на горизонт.

Я не любила Париж. Он так и не стал для меня родным, какой не была и Москва. Никогда не чувствовала себя дома ни здесь, ни там. Мне не нравились люди, архитектура, памятники. Мне не нравился менталитет.

Зато мне нравился Адриан. А он был слишком влюблён в город, где жила когда-то его мать.

Мне же, говоря откровенно, было всё равно, где жить. Лишь бы квартира соответствовала моим требованиям, да месяц в году я проводила у большой воды. Океан, море… солёная вода и тёмная бесконечная гладь мелких волн всегда делали меня счастливой, наполняли энергией.

При этом я не хотела терять это волшебство. Многие говорили, что после переезда поближе к воде они теряли своё восхищение и любовь. Океан и моря становились для них обыденностью.

— Dear lord when I get to heaven, Please let me bring my man. {?}[Господь мой, когда я попаду на небеса, пожалуйста, позволь мне взять с собой моего мужчину. ]

Как мы начали встречаться с Адрианом? Я уже не помню, если честно. Это произошло само собой, после долгой притирки, обид с его стороны и кучи непониманий с моей. Он понравился мне с первого взгляда благодаря его мягкой улыбке, взъерошенным волосам и очаровательному страху оказаться одному в новом обществе.

Нет, это была вторая встреча. При первой я свалилась ему на голову, вмазала локтём по лицу и чуть не удушила леской от йо-йо. Тогда Кот Нуар понравился мне чувством юмора, ответственностью, быстротой мышления и смелостью.

И костюмом, конечно. Чёрт возьми, костюм сыграл очень большую роль.

Ему было четырнадцать, когда мы встретились впервые.

— When he comes tell me that you’ll let me. Father tell me if you can.{?}[Когда придёт его время, скажи мне, что ты позволишь мне, Отец, скажи мне, если можешь.]

— Опять ты что-то пессимистичное поёшь.

Я повернулась и улыбнулась. Кот Нуар стоял неподалёку на крыше, опершись о свой жезл руками и подбородком, и просто смотрел на меня. Ему это почему-то нравилось. В моменты моей меланхолии и задумчивости он наблюдал.

Говорил, что так лучше меня понимает.

Ему было четырнадцать, мне двадцать пять. В любви он признался всё ещё в свои четырнадцать. Учитывая его почти детское мышление и незрелость, для меня это было педофилией.

Сейчас же, когда ему стукнуло почти двадцать, а мой реальный возраст переполз за тридцать, этой разницы уже и не чувствовалось. Наше геройство заставило Нуара очень быстро повзрослеть и окончательно испортило мой и без того не сладкий характер.

В смысле, я всё ещё была любимицей публики: улыбающейся Леди Парижа, спасающей мир наравне с Котом. Вот только мысли в голове из черноты стали Катаклизмом. Я умела нравиться людям, но всё ещё их не любила.

Спасать город и выслушивать благодарности — та же работа, что и сидеть в офисе. Человек ко всему привыкает.

Я протянула к Коту руки, и Нуар приблизился. Объятие вышло странным из-за того, что я всё ещё стояла на заборе: голова Адриана оказалась на уровне моих нижних рёбер.

— Этой песни я не слышал, — сказал Кот, упираясь подбородком мне в живот и мягко щуря зелёные глаза.

— Will you still love me when I’m no longer young and beautiful?{?}[Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда я не буду больше молодой и красивой?] — пропела я, перебирая пальцами прядки его волос.

Зрачки у Нуара на секунду расширились, после чего схлопнулись в две узких полоски. Он прикрыл глаза, наслаждаясь поглаживанием и слушая мой голос.

— Will you still love me when I got nothing but my aching soul?{?}[Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда у меня не будет ничего, кроме моей больной души?]

Он хотел что-то сказать, но я положила пальцы на его губы, не давая и слова произнести. Отстранив Адриана от себя, я наклонилась к нему, упираясь в сильные плечи.

Мне не нужен был ответ.

Я и так его знала.

— I know you will, I know you will, — шептала я в его губы, едва касаясь их своими. — I know that you will. Will you still love me when I’m no longer beautiful?{?}[Я знаю, ты будешь, я знаю, ты будешь, я знаю, ты будешь. Будешь ли ты по-прежнему любить меня,

когда я не буду больше красивой?]

========== Каменное Сердце… опять ==========

Ненавижу, когда мои негативные прогнозы сбываются.

Не успел у нас начаться урок, как дверь в класс оказалась выбита. Как она не прибила мадам Бюстье — не знаю, но стол перед учительницей отлетел в сторону, а сама Калин отшатнулась назад и врезалась спиной в доску. Наверняка на прекрасном белом костюме останутся грязные пятна и разводы. Но кто вообще носит белое в школу, полную активных детишек?

Каменное Сердце ворвался в класс, снеся часть стены. Огромная башка повернулась в мою сторону, и сердце у меня упало.

Нет. Ну нет же.

— Думаешь, всё так легко, Маринетт? — проскрипел одержимый, подходя к моей парте.

От его шагов содрогался пол, и я как-то мимоходом подумала, что физика при одержимости уходит в запой. Такой тяжёлый мистер булыжник точно должен был провалиться на этаж ниже, просто из-за своего веса.

Тело сковала паника, я и пальцем пошевелить не могла. Только смотреть на подходящую ко мне скалу.

— Ты ничего не понимаешь, — продолжал скрипеть монстр. — Но я покажу тебе, что значит страдать по-настоящему.

Я толкнула Алью, и Сезер вылетела из-за парты к стене. Вовремя: Каменное Сердце схватил меня в свой огромный кулак, — наша парта разлетелась на кусочки от этого быстрого, но неосторожного движения, — и встряхнул, как куклу. Рёбра сдавило, стало трудно дышать, да и от страха хотелось то ли в обморок упасть, то ли описаться.

Неровные края каменной кожи царапали мне грудь и живот даже сквозь одежду. Я задыхалась, и сама не понимала, почему: меня передавили или это паника? Или и то, и другое?

Детишки забились под парты, Хлоя названивала отцу. Каменное Сердце поднёс меня к своей голове и рычаще выдохнул, чуть сильнее сжимая кулак. Дыхание у него отдавало мхом и затхлостью.

Не думаю, что Айван хотел мне по-настоящему навредить. Просто… наказать. Но мне от этого легче не было.

В глазах потемнело. От моего хрипа одержимый Айван слегка пришёл в себя, потому что кулак разжался, и я снова смогла дышать. В голове было много ругательств и чёрная обида: я помочь тебе хотела, идиот, за что ты так со мной? Почему так, я же просто хотела тебя успокоить!

Почему ты опять напоролся на те же грабли, из-за которых у тебя уже есть проблемы? Что, разрушений мало, теперь ещё и смерти подавай?!

Каменное Сердце пинком снёс большую часть стены, ведущей на улицу, и спрыгнул. Я с ужасом поняла, что рюкзак с Тикки остались в классе.

Дерьмо.

Хотелось сжаться в калачик и заплакать, жалея себя и заранее неся панихиду по своей новой, так и не начавшейся жизни. Как назло, зазвенел будильник, издевательски напоминая: пора кушать, Маринетт, ты же не хочешь умереть?

Я его даже выключить не могла. Опять. Что у меня в этом мире за траблы с будильниками, кто подскажет?

Вот так, под мягкое треньканье мелодии и чириканье птичек, меня донесли до Эйфелевой башни. Канон был беспощаден, но всё же менялся: Айван схватил только меня, забыв про Хлою; его волновала месть, а не неудавшееся признание; Ледибаг на эту битву не явится по вполне понятным причинам.

Как бы мне ни хотелось жалеть себя, нужно было что-то делать. Но что я могла в такой ситуации? Каменное Сердце, как Кинг Конг, начал забираться на верхушку башни, и мне оставалось лишь глаза таращить на всё удаляющуюся землю. Происходящее нравилось мне всё меньше, сердце тяжело бухало где-то в глотке и грозилось выскочить из тела, которое может в любую минуту растечься в лепёшку.

Серьги Удачи в ушах хоть как-то меня успокаивали. Талисман был рядом, Талисман должен был работать даже без Тикки. Даже крошка удачи могла бы помочь мне… наверное.

Каменное Сердце забрался не на самую верхушку, остановившись рядом с ней. Не нежничая, он кинул меня на платформу для рабочих. Я сразу же вцепилась руками в забор-заграждение.