Мёртвое сердце

Лили, кажется, когда-то уже видела такие конфеты. Только при попытке вспомнить хоть что-то о необычном фантике у неё начинала жутко болеть голова.

— Если вас не любят, то почему вы всё ещё в Англии? — спросил Эванс.

Мужчина хмыкнул, подошёл к мальчику и взъерошил его красные волосы.

— Потому что ещё совсем недавно у нас был тот, кто вёл нас к хорошей жизни. Вот и продолжаем верить… в хорошее. Идите, ваша сопровождающая уже заканчивает разговор.

Лили обернулась, чтобы посмотреть на профессора. Действительно, Септима тепло прощалась с молодым человеком. Вот они в последний раз явно не по-дружески обнялись и разошлись в разные стороны: профессор направилась к детям, а её собеседник — в книжный магазин, расположенный неподалёку.

Когда Лили повернулась обратно к оборотню, то оказалось, что фокусника уже нет. Он исчез, как до этого в его руках пропадали краплёные карты.

— Ну как вам представление? — спросила профессор. — На самом деле, такое нечасто удаётся увидеть. Маги не считают иллюзии и фокусы стоящим делом.

— Поэтому ими занимаются нелюбимые всеми оборотни? — спросил Эванс.

Это были первые слова, которые профессор от него услышала, так что Лили привычно увидела чужое удивление. Эванс действительно редко разговаривал, тем более с незнакомцами.

— Нет, оборотни практически не практикуют магию, — ответила Вектор, справившись с собой. — Дело в том, что детей-магов среди оборотней не принимают ни в одну из волшебных школ. В училища, насколько я помню, тоже… что уж говорить про личное ученичество.

— И что с того? Магом, что, нельзя быть, если у тебя нет образования? — удивилась Лили.

Нет, она и до этого знала, что бумажки в повседневной жизни очень важны, и ей нужно закончить не только школу, но и университет. Но разве магия зависит от того, учился ли ты или нет? Ведь ни она, ни Эванс до этого дня не видели ни одного взрослого мага, хотя при этом прекрасно колдовали. Ну, так. По мелочи.

— Магом можно, — замялась профессор. — Только при этом необученному магу запрещено иметь волшебную палочку, а за проявление волшебства светит тюрьма. Не Азкабан, конечно, а другое исправительное учреждение. Вроде вашего приюта, только там работают.

— А в приюте нам говорили, что раньше дети тоже работали, — завела руки за спину Лили. — Вот у нас есть старая воспитательница, она постоянно говорит, что мы бездельники и тунеядцы, потому что не шьём рубашки. А ещё…

— Ладно, ладно, хватит разговоров, — протянула Септима, вытирая вспотевшие ладони о мантию. — Пора походить по магазинам. С чего бы вы хотели начать?

Лили неторопливо развернула конфетку, засунула сладость в рот и убрала фантик в карман.

— У нас нет денег, — заметил Эванс, всё ещё не вернувшийся в состояние блаженной апатии. — Тем более волшебных.

Лили задумчиво раскусила конфету, — шоколад был так себе, — и посмотрела на брата. Деньги у них, говоря по-честному, были. Около пятисот фунтов. Полученные пусть не всегда честно, зато с большим трудом. И было странно и приятно, что Эванс решил сэкономить их общее имущество.

Сильно его, видимо, вывел из себя разговор с оборотнем, раз в Эвансе проснулась бережливость.

Сама Лили не собиралась выкладывать ни фунта. По крайней мере, так было до того момента, пока она не узнала, что без образования её ждёт тюрьма или волшебный приют. Но, в самом деле! Пусть обучение оплачивают те, кто зовёт двух сироток в свою школу!

О том, что пока зовут только Эванса, Лили предпочитала не думать.

— О, точно, — спохватилась Септима. — Ну, тогда наш путь, определённо, начинается с Гринготтса! Это волшебный банк, — принялась объяснять она идущим за ней детям, — там работают гоблины, довольно жадные и умные создания. Никто не воюет и не считает деньги лучше гоблинов, уж поверьте мне. Кстати, что интересно: обманывать клиента у гоблинов считается даже не то что плохим тоном — нарушением закона, так что насчет этого даже не беспокойтесь. Другое дело, что гоблинов надо уметь заинтересовать, иначе они на вас будут обращать внимания не больше, чем на назойливого пикси.

Септима взяла детей за руки, поскольку народу всё ещё было до неприличия много. Лили судорожно сжимала большую чуть влажную ладонь преподавателя, боясь потеряться в этом шуме и однообразии странных волшебных одежд, при этом успевая вертеть головой по сторонам и рассматривать различные цветные вывески. Это было единственным, что она могла разглядеть в толпе со своего не очень большого роста.

Эванс, вновь погрузившийся в свою чёрную меланхолию, угрюмо шёл за профессором, смотря исключительно себе под ноги.

— Почему люди так не любят оборотней? — спросила Лили.

Септима вздохнула.

— А почему маги боятся сильных волшебников? Людей всегда смущало то, что они или не понимают, или не могут задавить силой. Оборотни — тёмные существа, опасные, сильные, быстрые. Да и во время прошлой войны они отличились… особенно один.

— Прошлой войны? — зацепилась за слово девочка. — Мировой?

— Нет-нет, я про магическую.

— У магов и простых людей разные войны? — удивилась Лили.

— Можно и так сказать, — смешалась Септима.

Объясняться ей, к облегчению профессора, не пришлось: они как раз подошли к громоздкому белому зданию. Чем-то оно напомнило Лили американский Пентагон — девочка видела его по телевизору. Вообще, моменты, когда ей удавалось пробиться к показывающему картинки ящику и переключить дурацкие мультфильмы на что-то интересное, были достаточно редкими и происходили обычно по ночам.

Как-то старая грымза-воспитательница поймала её за просмотром научной передачи про жуков в одиннадцать часов вечера и запретила подходить к телевизору следующие несколько недель. Противная тётка, она потеряла несколько зубов.

Лили, конечно, была в этом не виновата — просто дамочке стоило есть меньше крекеров.

Вход сторожили два закованных в латы карлика с тяжёлым оружием наперевес. Металл отражал солнечные лучи, и яркие блики на несколько секунд ослепили Лили. Проморгавшись, девочка успела заметить, как ухмыляющийся гоблин поворачивает лезвие своей секиры чуть правее — теперь луч слепил её брата. Эвансу, кстати, было всё равно, он даже не моргнул, когда яркая полоска света легла на его лицо. Зелёные радужки при этом стали ненормально-яркими, а гоблин подозрительно-довольно ухмыльнулся.

— Итак, перед вами единственный магический банк, Гринготтс. Главное — будьте с гоблинами вежливыми, — Септима на миг задумалась, — впрочем, и со всеми остальными тоже. Доброе слово и кошке приятно, как говорится. Кошке, да, — чему-то своему ухмыльнулась женщина.

Она провела детей сквозь большие распахнутые двери, украшенные позолотой. Один из охраны, — тот, что игрался с бликами от металла, — подмигнул детям, прежде чем снова стать страшным защитником банка.

Едва Лили оказалась внутри, как у неё перехватило дыхание.

Зал был прекрасен. Больше всего он напоминал девочке какой-нибудь бальный зал во дворце, на которые она насмотрелась в исторических книжках с картинками. Огромные монолитные колонны подпирали купол потолка, украшенный мозаиками и росписями гоблинов в латах. Коротышки сражались с различными волшебными существами: кентаврами, гарпиями, волшебниками, минотаврами и даже русалками, оказавшимися совсем не похожими на русалок из детских книжек. Водяные жители больше напоминали монстров, вышедших из детских кошмаров: песчаная блестящая кожа, ряды острых зубов, маленькие чёрные глазки без белка или радужной оболочки, рваные края жабр под рёбрами и сильные опасные хвосты с костяными шипами, служившими, как подумала Лили, отличной бронёй для жителей вод.

Мозаичный пол был до того начищен, что Лили прекрасно видела собственное отражение, точно в разноцветном зеркале. Сразу видно, что убирались магией — ни человек, ни иное существо, по мнению Лили, не могли так чисто выдраить каждую маленькую детальку мозаики.

В зале тут и там стояло множество высоких столов, за которыми сидели гоблины. Кто-то взвешивал драгоценные камни, другие писали в громоздких книгах, третьи общались с излучающими собственную важность волшебниками или, скаля острые зубы, посматривали на кривящих лица колдунов.