Желтый туман

Она глянула в глубину его темных глаз, а потом он почувствовал, как она напряглась: неподалеку раздался чей-то голос.

Сквозь желтый туман блекло пробивался свет фонаря.

– Там трое, – сказала она задолго до того, как их стало возможно разглядеть.

– Те самые полицейские, – произнес Себастиан.

– Поприветствуем же их и покончим с этим делом. – Она рассмеялась, громко и с горечью.

Из тумана показались три темные фигуры. Они держались поближе к фонарю, как будто боялись его лишиться.

– Мистер Ньюкасл, – заговорил один из них. Себастиан чуть заметно поклонился, но ничего не ответил.

– И мисс Фелиция Лэм?

– А какое вам до этого дело? – резким тоном спросила Фелиция.

– Ваша тетя сообщила, что вы пропали, мисс.

– А теперь я нашлась.

– Верно, мисс. Но посмотрите, где мы вас обнаружили. На кладбище, ночью, одетую в одну лишь ночную сорочку.

– Это подвенечное платье моей матери.

– А, понятно. Подвенечное платье, значит? Сбежавшая наследница и иностранный джентльмен. Вы с нами были не вполне откровенны, верно, мистер Ньюкасл?

– Иногда, констебль, джентльмен обязан промолчать, – отвечала Фелиция. – Но вы, похоже, об этом и понятия не имеете.

– Да, мисс, я вовсе не джентльмен, вы правы. Я неотесанный парень, и я стараюсь выполнять свои обязанности. Но все же мы готовы взять вас под свою защиту, если вы попросите. Здесь не место для юной леди, да и компания не самая подходящая, насколько я могу судить.

– Ты мог бы стать судьей, только, может статься, не доживешь, – сказал Себастиан.

Он глянул на фонарь в руке констебля, и тут же слабый огонек полыхнул красным. Раскалившийся металл обжег полицейскому руку, тот завопил от боли и бросил фонарь. Внезапно стало совсем темно, запахло горелым мясом.

– Темнота таит опасность, – продолжил Себастиан и двинулся вперед.

Он почувствовал, что Фелиция вцепилась ему в плечо, и увидел в ее ясных глазах мольбу: «Остановись!» Вместе они наблюдали, как трое полицейских неслись прочь, еле находя дорогу среди надгробий и деревьев. Наконец воцарилась тишина.

– Теперь они станут угрозой для нас, – произнес наконец Себастиан. – Мы могли бы подкрепиться, а теперь нам надо скрыться. Разумно ли было меня останавливать?

– Я остановила тебя, потому что очень хотела пустить тебя туда. И присоединиться к тебе. Справа стоял такой молодой. Вот его-то я и хотела.

– Он был твой, Фелиция. Всего мгновение, и он может стать твоим.

– Нет, Себастиан. Этого случиться не должно. Я не могу делать то, что сделал ты. Я никогда этого не хотела.

Я мечтала лишь о смерти, мире и свободе. Я хотела обрести знание, а не силу уничтожать других.

– Ты еще многое сможешь узнать, – увещевал ее Себастиан, – и времени у тебя будет достаточно, но только если ты вкусишь жизни.

Она отшатнулась от него и оперлась о мраморное надгробие, на котором было высечено имя кого-то, давно умершего. Никогда еще Фелиция не казалась Себастиану такой прекрасной и такой любимой, как теперь, когда отвергла все, что он мог ей дать.

– Ты отказалась от земной жизни, для которой была предназначена по рождению, – сказал он. – Если ты не воспользуешься и второй данной тебе возможностью, ты будешь обречена на бесконечную пустоту.

– А разве это намного отличается от того, что приходится терпеть тебе?

– Я, по крайней мере, существую. Я хожу по земле. Разве есть что-то более драгоценное?

– Так это все, что может дать тебе твое чародейство? Возможность ходить по земле, подобно любому другому человеку?

– Другие умирают, – напомнил ей Себастиан. Фелиция протянула к нему руку, сделала один шаг и упала на колени.

– Помоги мне, – пролепетала она. Он посмотрел на нее с состраданием.

– Ты не должна преклонять колени ни передо мной, ни перед кем другим.

– Я не хотела, – произнесла она. – У меня нет сил стоять.

– Тебе нужно насытиться кровью, и сделать это ты должна немедленно.

– Нет, – ответила она. – Слишком поздно. Не надо крови. Не надо жизни.

Она упала на мокрую траву. Себастиан склонился над ней; он попытался поднять ее на ноги. Целовал и кричал на нее.

Ничего не помогало. Ее охватил беспробудный сон. Себастиан взял Фелицию на руки и двинулся в сторону своего дома, но тут же понял, что там его поджидают те трое. Он повернулся к камням, к могилам, стражем которых он был на протяжении половины столетия, но они не даровали ему утешения. Себастиан вгляделся в лицо любимой, надеясь увидеть хотя бы робкий проблеск жизни, но увидел лишь холодную безупречность. Но все же он знал, что душа ее заточена в этом мертвом теле и обречена остаться там до скончания времен.

Он положил ее в каком-то склепе и понесся в ночь. Выли псы, мрамор рассыпался на осколки, как стекло, и трое полицейских, дрожавших среди ночного тумана, решили, что расследование им лучше продолжить при свете дня.