Страница 34 из 45
— С этого дня ты больше не работаешь на кухне, — сама мысль о том, что она будет бродить по лагерю и прислуживать остальным воинам, вызывала у него ярость.
Они будут смотреть, лапать ее взглядами, думать о том, чтобы сделали с хрупким телом, будь на то их воля…
С самого первого дня, как она привел ее в лагерь, он словно одержимый подмечал чужие взгляды, направленные на Ким, мысленно записывая в смертники каждого, кто к ней приближался.
Хватит.
Нет смысла бороться с самим собой и своей одержимостью. Хасс все еще верил, что это временно, что странная девочка заинтересовала его именно потому, что была странной. Потому что глаза у нее как кошачьи изумруды, потому что несмотря на тихий нрав в этих глазах нет-нет, да и проскакивало что-то темное, тщательно скрываемое. Внутренняя сила, которую она еще сама не осознала, не нашла в себе, не приняла.
Это дурманило. Дразнило, вызывало неконтролируемое желание приручить, покорить, привязать к себе.
Такого интереса не хватит надолго, еще неделя и Ким отправится к императору, а он домой, где благополучно забудет о своей находке, привезенной из долины Изгнанников. Этот день уже не за горами, но пока…пока он намерен получить ее полностью, выпить до дна всю ненависть, которая светится в ее взгляде, надышаться ее ароматом, лишающим способности трезво думать.
— За мной, — указал на выход.
Низко опустив голову, Ким поплелась следом за ним. Если медный обруч воспринимался как неминуемое зло, то золотого она откровенно стыдилась. Потому что его блеск, оповещал всех вокруг о том, кто она на самом деле, о том, какие права заявил на нее Хасс, и о том, что происходило темной ночью в шатре. Она пыталась поднять ворот рубахи так, чтобы он прикрывал постыдное золото, окольцовывающее ее шею, но все попытки оказывались тщетными. Люди подмечали, шептались, якобы незаметно передавай эту новость друг другу.
В лагере не было золотых наложниц. Только она.
В чужих взглядах она видела усмешку. У кого-то снисходительную, у кого-то оценивающую, у кого-то одобрительную. Из неприметной серой рабыни она превратилась в наложницу, назначение которой — ублажать кхассера, и теперь все знали об этом, каждый обитатель лагеря. И вольные, и рабы, и остальные кхассеры. Все! Это как быть выставленной голой на всеобщее обозрение.
Ярость Хасса чувствовали все. Сильные воины замолкали и склоняли головы, выражая полную покорность и готовность выполнить любой приказ. Женщины невольно съеживались, стараясь казаться незаметнее, и прятались в шатрах. Даже беспокойные вирты и те настороженно прижимали уши при его приближении.
Они вышли к центральному шатру, туда, где еще теплились угли ночных костров и на теплом песке оставались отпечатки десятков босых ног.
— Стой тут, — Хасс указал на место, чуть позади себя. Дождался, когда Ким остановится и громко произнес, — Брейр!
Холодная ярость стегнула по нервам. Не только Ким, но и всех остальных. Даже внушительные стражники, стоявшие при входе в главный шатер, невольно подобрались, вытянулись, по стойке смирно.
Хасс стоял, сложив руки на груди и ждал, не отводя взгляда от шатра.
Прошло десять секунд, двадцать… Наконец, полог поднялся и молодой кзассер вышел на улицу.
— Хасс? — его голос звучал бодро. Даже слишком.
Глаза цвета янтаря выхватили Ким, стоящую за спиной хозяина и золотой обруч на ее шее. Он тут же подобрался, и натянутая улыбка сменилась настороженностью.
Он знал, что вчера перешел черту. Эта девка из долины с самого первого дня прочно поселилась в его мыслях. Брейр жаждал добраться о тех секретов, что прятались в маленькой белокурой головке, но не только. Ему хотелось добраться и до нее самой. Потому что каждый день, каждый миг он чувствовал ее присутствие в лагере, выходил по утру из своего шатра и первым делам вдыхал полной грудью, чтобы уловить ее запах, определить, где она, чем занимается.
Он наблюдал за ней, когда было свободное время. И возле котлов, где она стирала чужое белье, и рядом с поварами, и даже, когда она пыталась подружиться со своенравной виртой. Как тень следовал за ней, не понимая, почему никак не может отвернуться, выкинуть ее из головы, а вчера, когда увидел, как обмахивается узкой ладошкой и сдувает с лица светлую прядь, окончательно сдвинулся.
— Ничего не хочешь объяснить? — в голосе Хасса не было ни единой эмоции. Сплошная стужа.
— Разве есть что объяснять? Ничего не произошло. — Он всегда был слишком молод и слишком вспыльчив чтобы вовремя заткнуться. — Ты так старательно делал вид, что тебе нет до нее никакого дела. Грех было не воспользоваться.
Хасс выдохнул, с трудом подавил горячий всплеск в груди. Чуть не сорвался. Прошел по самой грани, опасно балансируя над бездной.
— В чем, собственно говоря, проблема? Я бы не обидел, — ухмыльнулся Брейр, смерив ее таким взглядом, что Ким захотелось спрятаться за спиной у Хасса.
— Ты позарился на то, что принадлежит мне!
Ярость Хасса набирала обороты. Тьма скручивалась вокруг него, раскаляя воздух, требуя чужой крови, жертвы, способной погасить пожар. Прикрыл глаза, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, разминаясь.
— Вчера на ней не было золотого обруча. Если он был, я бы к ней не сунулся, — процедил сквозь зубы Брейр.
— Все знали, что она принадлежит мне, — обманчиво спокойный голос со звериными перекатами на заднем фоне.
— Повторяю, вчера она еще не была твоей…подстилкой. Просто хвелла, на которую любой мог заявить права. Просто я был первым…
После этих слов Хасса накрыло окончательно. Он обернулся так быстро, что Ким даже охнуть не успела. Вот рядом с ней стоял мужчина, а вот уже огромный зверь, песочного цвета, с угрожающе поднятыми крыльями.
В глазах молодого кхассера на миг проскочил испуг. Едва уловимый, тут же потонувший в безрассудной храбрости.
Брейр обернулся следом, являя свой звериный облик. Он был не таким, как у Хасса. Светло-серый, более поджарый и длинноногий, похожий на горного льва. Сильный, гибкий, ловкий…
Только Хассу было плевать. Кажется, он даже не заметил сопротивления, налетая на противника широкой грудью.
На его стороне был опыт, мощь, ярость…и ревность. Именно она заставляла выпускать когти и драть в полную силу, вспарывая звериные бока, полосуя крылья. Заставляла метиться в горло.
От их рева содрогался весь лагерь, вирты пытались сорваться с привязи, а сердце проваливалось с каждым мигов все глубже. Люди спешили на центральную площадь, чтобы узнать в чем дело, но едва заметив бьющихся кхассеров испуганно отступали. Никто не хотел попасться им на пути, потому что сомнут и не заметят.
Звериные шкуры лоснились от багряной крови и было не разобрать, где чья. Рев, рычание, хрипы. Фонтаны песка, разлетающиеся во все стороны.
Это было жуткое, завораживающее своей жестокостью зрелище, и как бы Ким не уговаривала себя отвернуться, все равно продолжала смотреть. На то, как Хасс свалил Брейра на землю, спившись когтями в грудь. На то, как молодой кхассер пытался выбраться, увернуться от окровавленных челюстей, готовых сомкнуться на его горле…
— Хасс! Оставь его! — прогремел голос Килая, перекрывая их рев, и коричневый зверь со светлыми подпалинами на груди, налетел, отталкивая кхассера от поверженного противника. Встал на его пути, широко расправив крылья, не позволяя снова атаковать.
— Ты убьешь его! — черный Аксель тоже обратился.
Опустив голову и не отрывая пылающего взгляда, Хасс с утробным рычанием пошел на них. Никто не смеет стоять у него на пути и мешать. Никто.
— Сцепишься с нами обоими? Из-за простой девчонки?
Янтарный взгляд нашел Ким, среди людей испуганно жавшихся к шатрам, и шерсть на загривке улеглась.
— Все поняли, что она твоя. Никто больше не посмеет к ней сунуться. Хватит.
Хасс посмотрел на распластанного на земле Брейра и его разорванные крылья, на остальных, снова на Ким, и раздраженно лязгнул зубами.
Ситуация вышла из-под контроля, он это знал, и если бы остальные не вмешались, запросто задрал бы серого зверя. Он чувствовал кровь жертвы на языке, хмелел от ее вкуса. Хотел продолжения…