Страница 11 из 15
А у меня из-за него никогда не будет детей. У меня из-за него навсегда перечеркнута жизнь.
Мне нужно поскорее избавиться от пистолета и делать отсюда ноги, но я не могу. Я все продолжаю стоять на тротуаре и смотреть на Илью. И в какой-то момент я больше не могу контролировать свою ненависть к этому человеку.
Я тянусь в сумку за пистолетом. Сейчас я пущу ему пулю в лоб. И мне плевать, что меня тут же схватят и дадут пожиненное заключение за двойное убийство. У меня все равно нет будущего. Я никогда не смогу жить, как обычный человек. Я никогда не буду счастлива.
Я убью его сейчас так же, как он убил нашего ребенка. Моего ребенка. Мою надежду на светлое будущее.
Ладонь уже нащупала ручку пистолета и потянула его из сумки, как вдруг спутница Ильи резко ко мне обернулась и посмотрела прямо в глаза.
Что я прочитала в огромных синих глазах этой смутно мне знакомой девушки? Бескрайнюю боль. Эта девушка поломана так же, как я.
Меня сломал Илья. А кто же сломал ее?
Она отворачивает от меня голову обратно к Илье, открывает рот что-то сказать, и я решаю прочитать, что она говорит. Внимательно смотрю на ее губы.
– Илюша, спасибо тебе большое. – Они разговаривают на русском. – Если бы не ты, даже не знаю, что бы со мной было. Ты меня спас. Я так благодарна, что ты ко мне тогда пришел и вытащил меня с самого дна.
Он ей грустно улыбается и крепко сжимает ее ладонь. А на глазах у этой девушки выступают слезы.
И я понимаю, что если сейчас пущу Илье пулю в голову, она это не переживет. Он для нее самый близкий человек. Он ей как брат.
Я не знаю, что заставило меня тогда отпустить пистолет и вытащить из сумки руку. Жалость к этой девушке? Но я давно не испытываю жалости к людям. Страх за то, что меня тут же схватят? Но я не боюсь умереть.
Я не знаю, что тогда сподвигло меня оставить Токарева жить. Я не знаю, что в самый последний момент сдержало меня от того, чтобы пустить ему пулю в лоб. Но я поспешно отвернулась от этого бара и быстро зашагала по тротуару.
Сегодня я сделала Токареву подарок, который он не заслуживает. Сегодня я подарила ему жизнь.
Глава 8
Последующие годы работы профессиональной шпионкой я пыталась выяснить правду о смерти своих родителей. А еще начала готовить почву для ухода из разведки.
Здесь нельзя просто написать заявление на увольнение, отработать две недели и спокойно уйти. Во-первых, здесь вход стоит рубль, а выход – два. Во-вторых, в этой профессии «бывших» не бывает.
Даже если каким-то образом тебе удастся договориться и тебя отпустят, то ты все равно никогда уже не сможешь нормально жить. Твоя жизнь будет на крючке до конца твоих дней. И на крючок будут брать всех людей, с которыми ты близко общаешься. Мне нельзя будет выйти замуж, усыновить ребенка, завести друзей. Их всех тут же возьмут на мушку.
У меня нет будущего. Илья лишил меня не только возможности иметь детей, но и в целом безопасно существовать. Из этой системы, в которую я попала из-за него, нельзя выйти сухим. Ты будешь жить, пока тебе позволяют жить. Ты будешь общаться с теми, с кем тебе позволяют общаться. Как только они увидят, что у тебя появился кто-то близкий, его тут же уберут.
Система слишком боится, что ты раскроешь ее секреты. А чем выше твое звание, тем больше секретов ты знаешь. Роджерс был прав. Выше майора здесь подниматься нельзя.
Когда я получила звание капитана, я уже точно знала, что моих родителей убили наши. Приказ об этом отдавал Шанцуев. Этого человека я ненавижу наравне с Токаревым.
На то, чтобы узнать правду о смерти родителей, мне потребовалось три года. Это было невероятно сложно, но я все же смогла собрать по крупицам полную картину. Моя мать забеременела, и они с отцом захотели уйти из разведки. Пришли к Шанцуеву, но он их не отпустил. Отец стал ему угрожать, и Шанц отдал приказ об их ликвидации.
Больше всего Шанцуев боится, что бывшие разведчики будут жить полной жизнью, потеряют бдительность и начнут нести угрозу для системы. И мое бесплодие, которое главный гинеколог разведки подтвердила мне еще на медкомиссии перед началом шпионской школы, играет мне на руку. Я полной жизнью жить не смогу, потому что я бракованная.
Помню, как Шанцуев довольно улыбнулся, когда узнал, что я бесплодна. Наверное, это была единственная искренняя эмоция, которую я видела на его лице за все годы знакомства.
– Поздравляю со званием майора, Ксюшенька, – Шанц участливо похлопал меня по плечу, когда мы с ним прогуливались по внутреннему двору нашей шпионской обители. – Ты большая молодец. Родина гордится тобой.
Я ему широко улыбнулась.
– Спасибо большое, Иосиф Валерьянович.
– Еще несколько лет и несколько ответственных миссий и полковником станешь!
– Знаете, я бы, наверное, остановилась на майоре.
Он рекзо ко мне обернулся.
– Почему это!?
– Я не планирую делать масштабную карьеру в разведке, становиться генералом, возглавлять что-либо, отдавать приказы. Я исполнитель, но не начальник.
Я намеренно говорю ему это. Я знаю, что когда я завершила учебу в школе, наш главный психолог охарактеризовал меня Шанцу как исполнителя, а не руководителя.
– И что же ты всю жизнь будешь топтаться на майоре?
Я пожала плечами.
– Не знаю… Если честно, я в тупике, Иосиф Валерьянович.
– В каком еще тупике?
Я вздохнула.
– Я не вижу себя начальником, но в то же время выполнять обычные задания мне уже наскучило. Мое последнее только с виду было сложным – ликвидировать немецкого чиновника и инсценировать его самоубийство. А я управилась с ним за час. Для меня выполнить миссию – как семечки пощелкать. Но в то же время и вариантов профессионального роста для меня уже нет. Поэтому я в тупике, и не знаю, что мне делать.
Шанц тихо засмеялся.
– Уж не намекаешь ли ты мне на то, что хочешь уйти из разведки?
Я снова пожала плечами.
– Если я скажу, что никогда об этом не думала, то это будет не правдой. Периодически я думаю об этом. Но чем мне и на гражданке заниматься, я тоже ума не приложу. Я ведь ничего не умею кроме того, что делаю сейчас.
– Ты знаешь иностранные языки.
Я сморщила нос.
– Предлагаете мне репетитором по английскому работать? Школьников к ЕГЭ готовить? Нет, это не для меня.
Шанцуева очень тяжело обмануть. Практически нереально. Но за все эти годы я научилась с ним правильно общаться. Я никогда ему не вру, я говорю ему нужную и правильную правду. Да, я действительно не хочу работать репетитором по иностранным языкам. Да, я не вижу себя начальником. Да, я периодически думаю об уходе из разведки. Поэтому мое пожимание плечами и сморщенный нос – настоящие. И Шанц это понимает.
– А что для тебя, Ксюшенька?
– Ох, знала бы я это сама, Иосиф Валерьянович…
После этого я намеренно запорола несколько миссий. Не очень важных, конечно, но все же.
В Москву под видом высококвалифицированного специалиста приехал немецкий шпион. Не профессионал, среднего пошиба, но все же. Мне нужно было стать его любовницей и следить за каждым его шагом в Москве.
У него была слабость – рыжеволосые девушки. Я нарастила волосы до пояса, перекрасилась в рыжий, засунула в глаза зеленые линзы, слегка осветлила кожу и получила паспорт на имя Литвиновой Валерии. Этот придурок не заметил ни искусственных волос, ни искуссвтенно зеленый цвет глаз.
Сразу после окончания шпионской школы я купила себе квартиру на противоположном конце Москвы от моего родного дома. Зарплата разведчицы это позволяет. Свою родную квартиру я закрыла и приходила туда раз в месяц ночью за почтой. И вот в один из таких приходов я обнаружила в почтовом ящике приглашение на свадьбу от одноклассницы Яны Селезневой.
Я минут 10 стояла в подъезде у ящиков с этим пригласительным и тупо разглядывала его. Сознание тут же откинуло меня в школу, напомнило мне Токарева и его слова «Ты не Яна Селезнева».