Верховный ван

Человек говорил на рисском, и догадки Рейвана подтвердились. Он понял, что попал в самое скверное положение: риссы пленили его! Они будут его пытать излюбленной своей казнью – вывернут наружу рёбра.

– Ты понимаешь меня? – спросил человек. – Должен понимать… Ты помнишь что-нибудь? Помнишь своё имя?

– Рейван.

– Я Верховный ван Ингвар, и ты в моём доме.

Рейван судорожно вздохнул, сознавая, что всё ещё хуже, чем он думал. Смерть в пытках казалась ему теперь не такой страшной, как мысль о том, что о его пленении и воинском унижении непременно узнает гегемон Циндер – злейший Ингваров враг.

От негодования Рейван закашлялся, и ван дал ему питьё. Сладко-вяжущий вкус унял першение в горле, по истощённому телу мгновенно растеклось тепло, голова пугающе закружилась, сердце опасно ускорило ритм.

– Что это за дрянь?

– Тебя поили лучшей? Это мёд, пей ещё!

– Рискуешь убить своего пленника, – прохрипел Рейван, – прежде, чем что-то выведаешь.

– Чем же тебя поить?

– Лучше бы сразу ядом, но ведь я живой тебе нужен?

– Я не собираюсь тебя пытать, – усмехнулся ван. – Ты спас мою дочь. Ты будешь гостем в моём доме. Как оправишься от ран, можешь уходить.

– Гостем? После того, как вы расстреляли меня из луков?! – озлобленно прошипел Рейван.

– Не забывайся, кзорг, ты в немощи лежишь! Соблюдай закон гостеприимства – и уйдёшь отсюда целым. Понял меня?

Рейван смешался. Ван Ингвар властным голосом и широтой могучих плеч вызывал у него страх, будто у щенка.

Ван встал и направился к выходу.

– Кровь… – произнёс Рейван.

Ингвар развернулся с недоумевающим взглядом.

– Чтобы скорее подняться, мне нужна кровь, – проговорил Рейван.

– Надеюсь, не кровь дев от первой ночи? – Ван Ингвар обвёл кзорга шутливым взглядом.

– Любая скотина подойдёт, – смутившись, ответил Рейван.

– Хорошо, я заколю для тебя скотину, волчонок.

– Ингвар, а что же дочь твоя, цела?

– Цела, и скоро идёт замуж.

Рейван проснулся от слабого шума, доносившегося из большого зала. До него долетел запах свежих лепёшек и сырого мяса. На языке почудился вкус мёда. Он понял, что жена Ингвара с помощницами занялась приготовлением пищи. Желудок заурчал в сладостном предвкушении, но Рейван тут же выругал себя. Мало радости было в том, чтобы гостевать в доме рисского вана и уйти от него живым. Вернуться в Харон-Сидис с неисполненным приказом окажется для него большим позором – он будет лишён Причастия и погибнет мучительной смертью.

Рейван повернулся на бок, чтобы встать с постели, и заскулил от боли в руке. Все его раны зажили, кроме той, что была на правом плече. Внешне она выглядела сносно, но Рейвану казалось, что сухожилия внутри разворочены. Рисская стрела вошла прямиком в сустав, пробив плечевую кость. Больше всего Рейван боялся, что теперь не сможет полностью владеть рукой, и злость на собственную оплошность наполняла всё его существо.

Рейван дотянулся до меча, лежавшего рядом на постели. С оружием он чувствовал себя сильнее. Меч подарил ему Ингвар.

– Выбирай любое оружие и снаряжение, волчонок, – сказал ван, приведя его в оружейную. – Пусть это будет платой за то, что мы изувечили тебя и лишили твоего добра.

Разглядывая лучшие рисские топоры, мечи и кинжалы, Рейван растерялся. Он не знал, к какому клинку прикоснуться: все они были так гладки и так чисты, не имели ни царапины, ни зазубрины, и пахло от них грозной прохладой стали.

Рейван взял в руку сначала один меч, затем другой, третий… Сердце его трепетало, как если бы он стоял перед множеством красивых обнажённых женщин. Истинное воинское наслаждение разрасталось в нём, хотя он и не придавал особого значения предметам, делавшим для него свою работу. Рейван умело провернул в руке очередной клинок и, сунув его в ножны, успокоился.

– Пусть будет этот, – сказал он, вспомнив, что искусство сражаться заключается не в изысканности оружия, а в руке, держащей его.

Прижав к телу тот самый меч, Рейван потянулся за штанами и рубашкой. Чувство уязвимости от увечья не позволяло ему залёживаться в постели. Оно толкало его на каждодневные тренировки, несмотря на то, что от слабости он ещё ходил, придерживаясь за стены.

Рейван оделся и через проход, завешанный шкурами, вышел в зал. Женщины замолкли и притаились у очага – они так и не привыкли к кзоргу в доме.

Рейван подошёл к бадье и зачерпнул воды, чтобы напиться. В створ приоткрытого окна он увидел, как соратники вана разминаются во дворе перед тренировкой. Рейван приметил галинорца с рисской косой. Тот ли это был галинорец, что удрал с женой Владыки из Харон-Сидиса, – Рейван наверняка не знал и убедиться мог, лишь взглянув на его метку.

«Соблюдай закон гостеприимства», – прозвучали в голове слова Ингвара.

Рейван поглядел на меч в руке и беззащитных женщин за своей спиной и подумал: то ли ван слишком глуп, то ли слишком мудр. Он впустил его в свой дом, дал оружие и тем самым крепко обязал доверием, которое Рейван теперь должен был постараться заслужить.

Со двора раздался боевой клич, и он вновь поглядел в окно. Лютый сошёлся в стремительном боевом танце с двумя крепкими воинами. Воевода Нордхейма показывал неимоверную силу – и Рейвану с его тяжким увечьем было не по зубам одолеть его в честном бою. Но награда Причастием так манила Рейвана, что он подумывал, не прийти ли ночным гостем к спящему.

Крепко сжимая рукоять меча, он вышел на крыльцо и, хромая, спустился по ступеням.

– И это он тролля убил – поглядите на него! – воскликнул Лютый.

Увидев кзорга, воины выстроились полукругом, примкнув щиты. Их шлемы сверкали на утреннем солнце, а лица скалились в хищных ухмылках.

– Ты снова явился последним, – сказал ван Ингвар, стоявший тут же, среди воинов.

По команде вана его соратники стеной двинулись на кзорга. Рейван извлёк меч, оставив ножны на ступенях, и взял из-под навеса щит. Приближающийся строй риссов вызывал у него дрожь во всём теле, но сердце плясало от предвкушения.

Мощный удар щитов сразу же снёс Рейвана с ног. Он упал, и риссы принялись колотить по его щиту. Рейван яростно зарычал, стараясь столкнуть с себя воинов, но они только сильнее наваливались на него.

– Одолели кзорга, ха! – усмехнулся Лютый, воинственно расхаживающий по двору в блестящем на солнце доспехе.

Ещё ни разу галинорец не вступал с Рейваном в бой, выказывая нежелание возиться с ослабленным воином.

– Довольно с него! – воскликнул Ингвар. – Оставьте моего волчонка!

Воины разошлись, и Рейван остался лежать на земле, наблюдая за тем, как они продолжали сходиться меж собой в побоище. Отдав бою все усилия, кзорг не мог уже подняться. Сердце рвалось из груди, но душа пела от счастья.

Одно лишь омрачало Рейвана. Он злился, что Ингвар так унизительно зовёт его волчонком и никогда не называет по имени. Ведь до встречи с рисскими стрелами он был сильным воином, лучшим среди кзоргов. В набульских землях его называли Зверем за нечеловескую одержимость в бою. Но среди Ингваровых соратников Рейван удостаивался лишь подшучиваний. Несмотря на их почти невинность, шутки задевали его, и он сдерживался, чтобы не нарваться на драку, к которой был не готов.

Вскоре рядом, глядя в небо, растянулись и другие воины. Рейван поймал себя на мысли, что не чувствовал себя чужим среди них: после драки все были равно измученными.

Тренировка длилась до середины дня, а потом воины разбрелись умываться и отдыхать. Когда наступил вечер, соратники вана собрались в большом зале. Воины пировали, пели гимны, играли и обнимались как братья.

Рейван, вдоволь насытившись, отправился спать. Пьяный и измождённый, он опустился на ложе и нашёл под шкурой соломенную куклу. Сразу пришла мысль, что комнатка раньше принадлежала Ингрид. Ван Ингвар, возможно, желал выказать гостю особое покровительство, разместив его в своём доме, но наверняка смеялся в душе, поселив воина в девичьи покои.