Страница 8 из 27
Провозглашенная в этой речи идея господства силы и захватной власти вместо господства принципов права прямо чудовищна.
Как бы то ни было, вышеприведенная речь Плеханова, несомненно, является показателем не только крайне низкого уровня правового сознания нашей интеллигенции, но и наклонности к его извращению. Даже наиболее выдающиеся вожди ее готовы во имя временных выгод отказаться от непреложных принципов правового строя. Понятно, что с таким уровнем правосознания русская интеллигенция в освободительную эпоху не была в состоянии практически осуществить даже элементарные права личности – свободу слова и собраний. На наших митингах свободой слова пользовались только ораторы, угодные большинству; все несогласно мыслящие заглушались криками, свистками, возгласами "довольно", а иногда даже физическим воздействием.
Б. А. Кистяковский. В защиту права.
…
8. Одной из важнейших особенностей русской интеллектуальной и политической жизни до революции – было то, какое большое место в ней занимает ненависть. Интеллигенция, политики – жили ненавистью, местью, ожиданием расправы. Политизированные группы интеллигентов, группы образованных людей- сейчас, по нынешним меркам вполне подходили под определение «групп ненависти». В Думу шли как на бой, отношения трактовались военными терминами. В этом смысле просто невозможно представить себе дореволюционную Россию как государство с регулярной сменяемостью власти на основе результатов выборов. Это было невозможно, потому что отстранение соперника от власти требовало и его уничтожения, так как он был врагом. Проигрыш на выборах означал бы не просто временное политическое поражение – он означал предательство пройденного ранее пути, борьбы и пролитой в этой борьбе крови. Все политические силы в России были уверены, что их и только их политическая доктрина является единственно верной, а отступление от нее – предательство.
Психологическим побуждением и спутником разрушения всегда является ненависть, и в той мере, в какой разрушение заслоняет другие виды деятельности, ненависть занимает место других импульсов в психической жизни русского интеллигента. Мы уже упомянули в другой связи, что основным действенным аффектом народника-революционера служит ненависть к врагам народа. Мы говорим это совсем не с целью "опозорить" интеллигента или морально осуждать его за это. Русский интеллигент по натуре, в большинстве случаев, мягкий и любвеобильный человек, и если ненависть укрепилась в его душе, то виною тому не личные его недостатки, и это вообще есть не личная или эгоистическая ненависть. Вера русского интеллигента обязывает его ненавидеть; ненависть в его жизни играет роль глубочайшего и страстного этического импульса и, следовательно, субъективно не может быть вменена ему в вину.
С. Л. Франк. Этика нигилизма.
…
9. Оторванность от жизни, не знание реальной жизни, подмена понятий. Русская интеллигенция умудрилась поставить понятия добра и зла в прямую зависимость от бедности и богатства, провозгласить, что любой богатый человек априори зол, а любой бедный априори добр. Созданный таким образом культ бедности, по накалу своему частично заменявший религиозность, утверждал бедность как норму и осуждал накопление богатства не только у избранных, но и вообще. На этом базировалась борьба русской интеллигенции против мещанства, которая (борьба) сыграла в революции намного большую роль, чем это принято представлять. Удивительно, но мелкий собственник вызывал у революционной интеллигенции больше ненависти чем крупный, еще Троцкий писал, что нет ничего более мерзкого, чем накапливающий мелкий буржуа. После революции – это дало моральную санкцию создания общества равных в нищете, разграбление и «раскулачивание» общества в невиданных доселе масштабах, направление острия удара не против крупных (которые давно покинули страну), а именно против мелких и даже мельчайших собственников. При полном попустительстве и даже одобрении интеллигенции – государство создало систему полурабской, а где-то даже и рабской эксплуатации людей за вознаграждение, которое часто даже не покрывало необходимый для выживания минимум. Был во многом искусственно спровоцирован голод, чтобы забрать у людей последние скрываемые ими ценности (операции Торгсина). Было полностью девальвировано и до сих пор не восстановилось профсоюзное движение как инструмент самоорганизации рабочих против работодателя (в данном случае государства). Были введены уголовные наказания за трудовые проступки. При этом – интеллигенция за весь период жесточайшей эксплуатации людей – так и не подняла вопрос о справедливости платы за труд, и вообще – о качестве жизни при советском строе. Об обыденности тотальной нищеты, о том что власть заставляет работать все больше, а платит все меньше. Это поразительное равнодушие к скотским условиям существования людей – санкционировано именно тем принятием бедности как добра, которое сложилось еще до революции. При том что до революции благосостояние всех слоев общества росло и росло достаточно быстро.
Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состояний на хорошие и дурные, добрые и злые. У нас нужны особые, настойчивые указания, исключительно громкие призывы, которые для большинства звучат всегда несколько неестественно и аффектированно, чтобы вообще дать почувствовать, что в жизни существуют или, по крайней мере, мыслимы еще иные ценности и мерила, кроме нравственных, что наряду с добром душе доступны еще идеалы истины, красоты, Божества, которые также могут волновать сердца и вести их на подвиги. Ценности теоретические, эстетические, религиозные не имеют власти над сердцем русского интеллигента, ощущаются им смутно и неинтенсивно и, во всяком случае, всегда приносятся в жертву моральным ценностям. Теоретическая, научная истина, строгое и чистое знание ради знания, бескорыстное стремление к адекватному интеллектуальному отображению мира и овладению им никогда не могли укорениться в интеллигентском сознании. Вся история нашего умственного развития окрашена в яркий морально-утилитарный цвет.
С. Л. Франк. Этика нигилизма.
…
Теперь давайте примерим все это к сталинскому времени и поймем, что из этого было использовано как устойчивые практики тоталитарного сталинского общества.
С ужасом понимаем – всё. То есть, сталинское общество выросло из шинели русской народнической интеллигенции конца 19-начала 20 века. «Сталинский человек» появился уже тогда и его отрицательными чертами были:
1. Любовь к абстрактному народу при полной глухоте к страданиям конкретных людей сейчас и вера в то, что будет лучше, но не сегодня. Русская интеллигенция была вся устремлена в будущее, в то, что будет после свержения самодержавия – при полном непонимании того, а что же собственно будет. В СССР это реализовалось в полном непонимании даже среди ученых – а что такое коммунизм? Мы идем – а к чему? Что там будет? Как будет устроена жизнь? Понимание было самое примитивное, типа «денег не будет»
2. Пренебрежение к закону. Сталинский СССР характеризовался ежедневным и ежеминутным попиранием закона во имя политической необходимости. Не было такого закона, который нельзя было бы преступить или отменить, если это нужно сейчас. Ни один закон не давал твердой гарантии хоть каких-то прав.
При этом сталинская конституция действительно была демократичной. Просто она не работала, и никто не видел необходимости в том, чтобы она работала.
3. На удивление равнодушным отношением к бедности. Бедность и откровенная нищета считались вполне нормальными, скотские условия жизни людей никого не ужасали. Никто не требовал, скажем, поднять зарплату или улучшить условия труда. Интеллигенция не заступалась за рабочий класс как при царизме, сверхэксплуатация была нормой
4. Единомыслие в обществе, агрессивное отношение к любому инакомыслию, публичные экзальтированные клятвы верности тирану и строю.