Страница 13 из 14
Сима причесалась, улыбнулась себе в бабушкино зеркало и отправилась к Тимофею.
За годы, что она его не видела, комната Тимофея очень изменилась. Видимо, каждая из его многочисленных жен оставила здесь какой-то след, частицу себя.
Сима помнила календарь с видами Фудзиямы (память о турфирме и бухгалтере Оксане), помнила сибирского божка из красивого сиреневого камня (из тех времен, когда Тимофей был камнерезом), помнила восточный коврик, оставшийся после свободолюбивой женщины Востока Зульфии. Но теперь здесь было много новых необычных вещей – на столе стоял странный кристалл на подставке, внутри которого искрился и переливался таинственный свет, с ним соседствовал чугунный чертик с нахально высунутым языком. На стене висела яркая расписная маска с серебристыми бубенчиками, а рядом с ней – совсем непонятный предмет: красный бархатный вымпел с надписью золотыми буквами: «Победителю седьмого чемпионата УВДЛО по СС».
– А что это такое? – удивленно спросила Сима, показав на вымпел.
– А, это Галя забыла, – отмахнулся Тимофей.
– Что, еще одна жена?
– Ну да…
– А что такое «УВДЛО по СС»?
– Это чемпионат Управления внутренних дел Ленинградской области по стендовой стрельбе.
– Ух ты! – восхитилась Сима. – Так она отлично стреляла?
– Ну, не то чтобы она… – Тимофею явно захотелось сменить тему, и он, достав из холодильника миску с какими-то необыкновенными котлетами, смущенно проговорил: – Вот, угощайся… Извини, что холодные… это котлеты по-киевски, очень вкусные, не сомневайся, Люся приготовила…
– А вы что-то говорили про сырники, – напомнила Сима, которая опасалась есть котлеты неизвестного происхождения.
– Ах да… сырники… – Тимофей снова нырнул в холодильник и достал оттуда еще одну миску. – Нет, это не сырники… это перцы фаршированные… ты любишь перцы? Люся их замечательно готовит… просто пальчики оближешь…
– Перцы? – удивленно переспросила Сима. – А как же обещанные сырники?
– Да были они где-то здесь… – Верхняя часть Тимофея снова скрылась в холодильнике, и на этот раз он появился сразу с двумя мисочками. – А вот тут салаты. Хочешь салат? Вот этот – с креветками и авокадо, а этот – какой-то особенный, называется уолдорфский, а что в него входит – хоть убей, не знаю…
– Дядя Тимоша, а что это у вас столько всяких разносолов? – поинтересовалась Сима. – У вас что, праздник какой-то был? День рождения?
– Да нет, Сима! У меня теперь каждый день праздник! – При этих словах лицо Тимофея почему-то перекосилось, как от зубной боли. – Понимаешь, Симона, Люся, она повар… повар от Бога, то есть очень любит готовить. И она меня непрерывно кормит… и обижается, если я не ем. Сперва мне это нравилось, а потом… Сима, ну хоть ты-то поешь, у тебя организм молодой, растущий…
При этом он продолжал непрерывно выставлять на стол миски, тарелки и блюда со всевозможной едой. Появились, наконец, и обещанные сырники.
Сима оглядела все это кулинарное великолепие, и рот ее наполнился слюной.
Она положила на свою тарелку один салат, другой…
– Вот еще буженину попробуй, – оживился Тимофей. – Буженину она очень хорошо готовит. А вот это – рыба под маринадом… огурчиков непременно возьми…
Неожиданно возле стола материализовался черный котище и сел, преданно уставившись на миску с рыбой. Поскольку хозяин на его взгляд не отреагировал, кот отчаянно мяукнул и повис на лапах, зацепившись когтями за край стола.
– Эй, тезка! – Тимофей топнул ногой. – Совесть имей!
Кот немедленно прошипел, что совесть – слово греческое, коты его не понимают.
– Я что сказал? – Тимофей положил на блюдечко солидный кусок рыбы и поставил перед котом. – И по полу не валяй, а то Люся ругается.
– А что это вы его тезкой называете?
– А он Тимоша, так что тезки мы и есть. Ты кушай, кушай…
– Очень вкусно! – проговорила Сима с набитым ртом.
– Еще бы не вкусно! – грустно вздохнул Тимофей. – Она, Люся-то, ведь шеф-поваром работает в ресторане. Ресторан называется «Холодец», специализируется на традиционной русской и советской кухне.
– Так это же здорово! – проговорила Сима, пытаясь понять грусть в голосе Тимофея.
– Да, поначалу мне тоже очень нравилось, но пойми, Симона, – он понизил голос, – это ведь каждый день! Каждый день – ты можешь представить? Ты еще вот этот рулетик попробуй…
Сима нацепила на вилку розовый рулетик и отправила его в рот. Он оказался неожиданно острым, и, чтобы погасить пылающее во рту пламя, Сима схватила со стола стаканчик с чем-то зеленоватым и выпила одним глотком.
И вот тут-то у нее словно запылали все внутренности.
Сима выпучила глаза и попыталась вдохнуть.
– Ох ты, Симоночка, запей! – подскочил к ней Тимофей и поднес к губам стакан холодной воды.
Сима сделала несколько больших глотков и пришла в себя.
– Что это было? – проговорила она, отдышавшись.
– Хреновуха, – гордо сообщил Тимофей. – Я ее сам готовлю. Под такую закусь – то, что надо, только пить ее нужно осторожно, вдумчиво, а я тебя не успел предупредить… все-таки семьдесят градусов…
– Сколько? – испуганно переспросила Сима.
– Семьдесят, – повторил Тимофей. – Я-то привычный, а у тебя организм молодой, растущий, на алкоголь не такой прочный… ты закусывай, закусывай, закуска-то отличная…
Неожиданно комната вокруг Симы плавно закачалась, как палуба корабля, и на нее нахлынуло чувство острой жалости к себе.
Что она здесь делает? Пьет какую-то атомную хреновуху в компании пожилого многоженца… и ничего у нее нет – ни семьи, ни приличного жилья, ни работы, можно сказать… Хотя как раз с работой пока дело обстоит ничего себе. Шеф будет ее обхаживать на предмет звонка Кириллу, а когда уверится, что она не станет ему звонить (еще не хватало!), то выгонит взашей.
– Ты чего загрустила? – всполошился Тимофей. – Хочешь, еще немножко выпей… она, хреновуха, настроение очень поднимает… стресс снимает…
– Что-то не замечаю… – вздохнула Сима. – Скорее наоборот… и вообще, я решила больше совсем не пить. Ни капли!
Чтобы подчеркнуть свои слова, она ударила кулаком по столу. Тарелки и салатницы подскочили, стаканчик с хреновухой чуть не опрокинулся.
– Завязала? – сочувственно переспросил Тимофей. – А что, со здоровьем проблемы?
– Да нет, со здоровьем вроде все в порядке, но вот совсем нельзя мне пить! – пожаловалась Сима. – Тут на днях такое со мной случилось… и выпила-то вроде совсем немного, а ничего не помню – где была, что делала… из-за этого меня милиция в подозреваемые записала, а я и сказать ничего не могу – не помню… то есть полиция… – поправилась Сима.
– Полиция, говоришь? – переспросил Тимофей, и в голосе его зазвучал живейший интерес. – Так что там с тобой случилось? Ты расскажи, может, я чем смогу помочь…
– Вы? – Сима недоверчиво взглянула на соседа – на его непрезентабельный вид, на поношенную тельняшку…
Но в то же время – то ли под действием удивительной хреновухи, то ли по какой-то другой причине – ей неожиданно захотелось излить перед Тимофеем душу.
И она рассказала ему все – или почти все.
Про то, как отправилась на встречу выпускников, как по глупости взяла свою машину, как неожиданно напилась и как потом узнала, что машина найдена разбитой вдребезги, а полиция считает ее причастной к какому-то серьезному преступлению.
– К какому? – оживился Тимофей. – Чего у них там стряслось?
– Не знаю, завтра туда пойду, в сорок седьмое отделение, – отмахнулась Сима.
– Ну ладненько, – сказал Тимофей, вставая, – иди уж, поспи, а то носом клюешь. А завтра, как выяснишь подробно в полиции, в чем они тебя подозревают, тогда и будем думать, как выкрутиться.
Сима прошла к себе. Накатила вдруг такая слабость, что не было сил даже разобрать вещи. Она нашла в шкафу полотняные простыни, еще бабушкины, и ее же старое одеяло. В шкафу пахло пылью и сухими цветами. Сима плюхнула белье на диван и провалилась в сон.
Спала она плохо, пружины не только впивались в тело, но еще и ужасающе скрипели, когда Сима пыталась повернуться. Звук был такой, как будто товарный поезд экстренно тормозит. Еще все тело чесалось от жестких простыней, которые все время сползали. Бабушка отчего-то очень не любила пододеяльники.