Страница 30 из 95
Вернувшись к панцеру, через командирский люк я позвал Болеславу:
Милая, как насчёт пообедать?
А что, всё? - тревожно ответила вопросом на вопрос девушка, не вылезая из люка.
Пока всё, но ненадолго, надо поесть, и дальше рванем! - сказал я, как можно более оптимистичным тоном.
Девушка все же вылезла из люка, обвила мою шею руками и зашептала на ухо, дрожа всем телом:
Мне страшно, взрывы были очень близко, мне казалось, что вот-вот в нас попадет.
Ну да, я-то смотрел только вперёд, а там взрывов было мало, а она из командирский башенки могла наблюдать более полную картину.
Ну, ничего, милая, видишь, всё обошлось и дальше все будет хорошо, обещаю, - как мог, попытался я успокоить девушку, - сейчас нужно поесть, и выдвигаться дальше.
Ага, сейчас, - моя спутница вновь исчезла в люке и вскоре передала мне мешок со снедью, вслед за которым и сама выбралась из башни с ножом в руке.
Вскоре я жевал хлеб с салом, обдумывая ситуацию. Ту немецкую артиллерию, что пыталась меня остановить, можно исключить из числа опасных объектов. Как я успел заметить, пушки были на конной тяге и меня им теперь не догнать. Но немцы в любом случае не успокоятся и будут снимать подразделения, идущие по шоссе, к северу от которого я сейчас нахожусь, и выставлять заслоны. Основную опасность представляет механизированная группа, от которой я уходил в лесу. Там, опасаясь засады, они шли медленно, но сейчас должны ускориться, двигаясь по оставленному мной следу. Мне в этой ситуации можно было рвануть на восток, часто меняя направление, но сегодня тринадцатое сентября, и к Львову немцы вышли только вчера. Сейчас там фактически нет линии фронта, то, что называется слоёным пирогом и очаговые напряженные бои, так что плотность войск довольно высокая, что с одной, что с другой стороны. Достаточно вспомнить, что Перемышль немцы возьмут только пятнадцатого числа. Но и здесь кружить - тоже не лучший вариант, рано или поздно загонят. Поэтому двигаюсь на восток, но не форсируя скорость.
Покончив со скорым обедом, я вновь поднялся на холм, чтобы соотнести свои планы с реальной обстановкой и стал осматриваться, отхлебывая воду из фляжки. Кофе явно не хватает. "Ну что за жизнь, никакого комфорта! И чего этим немцам неймётся? Никак ведь отставать не хотят!" - раздражённо думал я, наблюдая в монокуляр, как упорно ползут по моему следу немецкие танки - две "тройки и четыре "двойки" в сопровождении двух грузовиков с пехотой. "Неплохо упаковались, курвы!" - ругнулся я и осмотрелся по сторонам - вроде бы вокруг больше фрицев не видать. Мысленно проложив маршрут, я спустился с холма, с минуту потратил на Болеславу: обнял, поцеловал, прошептал на ушко десяток нежных слов и усадил ее на командирское кресло. Потом сменил ленту в курсовом пулемете и сел за рычаги. Теперь мой путь лежал на юго-восток, в направлении крупного лесного массива, которого я достиг за полчаса, проехав по грунтовой дороге, проходящей через небольшую деревеньку. Приблизившись к лесу, я не стал сразу въезжать в него, а проехал по этой дороге вдоль опушки полтора километра на восток, и только тогда въехал под сень соснового бора. Тут растительность существенно отличалась от леса, служившего моим предыдущим убежищем. Там был широколиственный лес с густым подлеском из кустарника. Здесь же под стройными соснами почти отсутствовала какая-либо другая растительность, что вкупе с довольно редким расположением деревьев обеспечивало широкий обзор и давало возможность движения на неплохой скорости. Оценив окружающую обстановку, я повернул направо и снова двинулся вдоль опушки, делая таким образом петлю, чтобы по лесу возвратиться к той же дороге, где я ехал ранее. Выбрав удобное место и скрыв танк за растущей на опушке молодой порослью, я, перебравшись на место наводчика, зарядил пушку бронебойным и перебросился со спутницей парой ободряющих фраз.
Вскоре появились преследователи. Как я и надеялся, двигались они уверенно, без передового дозора, предоставляя мне прекрасную возможность для атаки, которой я и не преминул воспользоваться, вогнав снаряд в борт передовой "тройке", после чего, прыгнув за рычаги, с максимальной скоростью сдал назад, наблюдая как во все стороны летят щепки, выбиваемые из деревьев очередями бьющих наугад "двоек". Теперь быстро сматываться. Втягиваться в танковый бой, имея только одного человека в экипаже (Болеславу за боевую единицу, разумеется, не считаем) - стопроцентное самоубийство. Исходя из этих соображений, я на максимальной скорости двинулся на восток. А немцы, надеюсь, теперь будут медленно ползти, высылая дозоры во все стороны. Так что теперь бо́льшую опасность будут представлять заслоны, от применения которых фрицы вряд ли откажутся. Поэтому двигаемся осторожно, смотрим вперёд и меняем направление. Обдумав таким образом тактику дальнейших действий, я обратился к Болеславе по "говорилке":
Как ты там, милая, все хорошо?
У меня все в порядке, любимый, но мне всё-равно страшно. Они ведь кругом!
Не боись, прорвёмся!
Ну и дальше в том же духе, она делилась своими страхами, а я, с максимальной уверенностью в себе, убеждал её, что всё будет хорошо.
Так, разговаривая со спутницей, я вел танк на восток в течении сорока минут, преодолев за это время около восьми километров по пересечённой местности. Согласно карте, до окончания этого лесного массива оставалось около пяти километров. С очень высокой долей вероятности, фрицы приготовили мне там теплую встречу, которой мне хотелось бы избежать. Исходя из этих соображений, я свернул на север и уже через десять минут подъехал к опушке, остановившись под крайними деревьями. Затем, выбравшись из танка, я задумчиво осмотрел растущие поблизости сосны, убеждаясь, что забраться на них для осмотра окрестностей нет никакой возможности. Поэтому с максимальной осторожностью я прокрался через полосу молодой поросли, растущей вдоль опушки, и осмотрелся вокруг. Из-за рельефа местности радиус обзора был не более полутора километров, но можно было с уверенностью утверждать, что в секторе обзора немецких заслонов не было. Вряд ли бы они смогли здесь качественно замаскироваться за тот небольшой промежуток времени, когда им стала ясна траектория моего движения. Ещё раз окинув взглядом два хуторских подворья и сжатое пшеничное поле, я приметил холм, нет даже не холм, а небольшое повышение рельефа, пригодное для более информативного осмотра окрестностей. А то ведь пока я даже не мог определиться с точкой местоположения на карте - в лесу-то ориентиров и нет практически. Определившись с ближайшими планами, я вернулся в танк и, проехав три сотни метров, остановился на выбранном возвышении. Сказав спутнице, чтобы она перебралась на место заряжающего, сам сел на командирское место и в смотровые щели внимательно огляделся. Не заметив ничего опасного, открыл люк, высунулся по пояс и тщательно осмотрел округу с помощью монокуляра. На расстоянии несколько большем, чем четыре километра, практически на пределе обзора, в моем направлении движутся два грузовика, что везут или буксируют непонятно, так как над кустарником видны только крыши кабин и тентов. Не факт, что они едут по мою душу, но исходить надо из этого. Кроме этого отряда, ничего, достойного внимания, видно не было. Определившись с картой и дальнейшей траекторией своего движения, я продолжил путь, принимая севернее для того, чтобы избежать столкновения с немецким отрядом. Однако полностью избежать встреч с гитлеровцами не удалось. Преодолев четыре километра в выбранном направлении, мне пришлось проехать по деревне, в которой, как оказалось был немецкий гарнизон. Увидев разбегающихся в панике фрицев, я лишь прибавил скорость, чтобы проскочить опасное место. Очевидно, в ближайшей округе все немцы предупреждены о злобном поляке на угнанном танке. За околицей вновь сменил направление движения и, проехав три километра на восток, я въехал по грунтовой дороге в широколиственный лес. Затем, углубившись в заросли, повернул на юг, двигаясь по дну неглубокого ручья. Пройдет совсем немного времени и текущая вода смоет оставленную танком колею, затрудняя преследование. Ещё через час я покинул русло и, отъехав на сотню метров тщательно затер отпечатки гусениц. Разумеется, полностью скрыть факт моего движения здесь не получилось, но время близится к вечеру, а в темноте эти следы обнаружить будет нереально, даже с помощью фар и фонарей. Двигаясь далее, к началу сумерек, я достиг южной оконечности лесного массива в пяти километрах севернее Жешува. Здесь, проявляя необходимую осторожность, я забрался на раскидистый бук и осмотрелся. Сразу за опушкой начинался луг, на котором спокойно паслось многочисленное стадо коров под присмотром престарелого пастуха. Далее выпас упирался в обширные сады, за которыми виднелись черепичные крыши сельских домов. И только парный немецкий пост у околицы вносил некоторый диссонанс в этот пасторальный пейзаж. Да ещё и дорога местного значения, проходившая через село в двух с половиной километрах от меня. Большая часть дороги была скрыта садами и сельскими постройками, но через редкие просветы было видно, что там в восточном направлении движется колонна пехотного полка. "Не по мою ли душу?" - возник у меня закономерный вопрос, но, поразмыслив, я решил, что, скорее всего, немецкая часть идёт в сторону Львова, так как продолжение этой дороги выходит к одному из немногих мостов через реку Сан. Закончив с изучением колонны, я более тщательно осмотрел постовых. Два молодых фрица расслаблено стояли, опираясь на дощатый забор и были поглощены дружеской беседой. Похоже меня здесь не особо ждут, для проформы пост выставили, да и всё. Но расслабляться, конечно же не стоит. Сделав этот оптимистический вывод, я вернулся к танку и, забравшись на башню, попросил Болеславу подать мне три банки тушёнки, чтобы поставить их греться на двигатель. Девушка, покопавшись в наших припасах, передала мне банки, потом потянулась ко мне губами для поцелуя, от которого, разумеется, я не стал уклоняться. Но уже через секунду волна дремавшего весь день желания захлестнула мои тело и разум, банки полетели на землю, и мы с Болеславой бросились друг на друга. А ещё через полчаса, отдышавшись и приведя одежду в порядок, мы сидели с девушкой на корме танка и молча ели холодную тушёнку в прикуску с черствым хлебом. Я думал о дальнейших планах движения и о том, что поспать сегодня, наверное, не получится. А Болеслава думала... да кто его знает, что у нее на уме?