Страница 11 из 69
Офелия покачала головой.
— Иногда, миледи, у безумия людей нет никаких оснований. И если у них есть предводитель…
Ее голос дрожит, а глаза стекленеют.
Мое сердце бешено бьется в центре груди.
— Они настолько организованы?
Я вспоминаю неопрятную женщину с вечеринки и то, как она говорила. Но я списала всё на бред ненормальной женщины, которую свел с ума голод, свирепствующий на улицах города. Король Майкл не выглядел обеспокоенным, поэтому я решила, что нет причин принимать это всерьез.
Позвоночник Марисоль напрягается, и она прочищает горло.
— Да, но мы не должны говорить о таких вещах. Это запрещено.
Я пристально смотрю на Марисоль, впитывая ее слова и откладывая их на потом, когда останусь одна.
— Неважно, — говорит Офелия. — Они не те люди, с которыми Вам следует вступать в связь. Никогда. Этого достаточно, чтобы Вас обвинили в измене.
— Конечно, нет, — протянув руку, я кладу ее поверх руки Офелии и улыбаюсь. — Спасибо, что рассказали мне, — мои глаза переходят на Марисоль, затем обратно. — В конце концов, нам, дамам, нужно держаться вместе.
———
Уже давно все легли спать, но я не могу уснуть. Мой разум заполнен вопросами, а желудок заливается напряжением.
Мятежники.
Я никогда не слышала о них раньше.
Но Ксандер явно знает.
Меня охватывает тревога.
Я думала, что была готова, когда приехала, но вот я здесь, не прошло и двух недель, а в мои планы уже брошен разрушающий шар. Звук за дверью заставляет меня резко выпрямиться в постели, сердце замирает.
Здесь кто-то есть?
Я отбрасываю тяжелое одеяло и перекидываю ноги в сторону, мои ступни встречаются с богатой тканью персидского ковра.
Подойдя к своему туалетному столику, я надеваю темно-красную ночную рубашку, длинные шелковые рукава которой развеваются у запястья, а подол целует пол. Я затягиваю ее на талии и беру один из ножей, который прячу в верхнем ящике, прежде чем направиться к двери, чтобы посмотреть, что вызвало шум.
Повернув ручку, я распахиваю деревянную дверь, оглядываюсь в обе стороны, но встречаю только тишину. В помещении темно, освещают его только маленькие железные бра, украшающие коридоры.
Глубоко вздохнув, я заправляю распущенный черный локон за ухо и делаю шаг из своей комнаты, закрывая за собой дверь, нервы гудят под кожей.
Я успеваю сделать всего два шага, как из тени появляется тело и встает передо мной.
— Ааа! — вскрикиваю я, мой желудок поднимается к горлу, а затем падает на землю.
Принц Тристан смотрит на меня, руки в карманах, каменный взгляд.
— Вы напугали меня, — у меня пересохло во рту, и мой язык высовывается, чтобы смочить губы, когда я делаю большой шаг назад к закрытой двери, положив кинжал за спину. — Ч-что Вы здесь делаете?
Он качает головой и придвигается ближе.
— Что Вы скрываете, Маленькая Лань?
Раздражение прокладывает себе путь через мою грудь, и я напрягаю плечи.
— Это не Ваше дело. Почему Вы в моем крыле?
Его темная бровь поднимается.
— В Вашем крыле?
— Да, в моем крыле. Вы видите здесь других дам?
Он оглядывается вокруг.
— Я не вижу ни одной.
Оскорбление пронзает мою грудь. Невыносимый.
— Вы такой же ужасный, как и слухи о Вас, не так ли?
Его поза меняется, плечи становятся напряженными, как будто сама его аура мутирует в нечто темное. Что-то опасное.
Завораживает, то, как он может превращаться из неизменной позы в это, что бы это ни было, и из-за этого мои волосы встают дыбом, а мое нутро кричит, что я должна следить за своими шагами.
— Это может быть Ваше крыло, но это мой замок. Это мои коридоры, — шипит он, придвигаясь так близко, что его дыхание призраком пробегает по моему лицу. — Было бы невероятно глупо с Вашей стороны полагать, что только потому, что я не ношу титул короля, Вы не должны склоняться передо мной.
Мое дыхание сбивается, но следующие слова срываются с языка прежде, чем я успеваю их проглотить.
— Я склоняюсь только перед теми, кто этого заслуживает.
Он ухмыляется, его тело прижимается ко мне, отчего жар проникает в середину моего тела, а сердце ударяется о ребра. Его рука скользит по внешней стороне моего рукава, ткань создает восхитительное ощущение на моей коже, несмотря на то, что внутри меня кипит мерзкая смесь ненависти и паники, не желая, чтобы он видел то, что скрыто за моей спиной.
— Я всегда могу заставить Вас, — бормочет он.
Мои ноздри раздуваются, маленький кусочек страха обвивается вокруг моего позвоночника, как розовая лоза, шипы предупреждающе колют меня.
Я игнорирую его.
— Вы можете попробовать, — фыркаю я.
Его ладонь скользит по моему плечу, пока не встречается с плотью, и мой живот подпрыгивает, когда он касается меня, кожа к коже.
— Это неуместно, — говорю я.
Его пальцы проводят по моей ключице, а затем поднимаются вверх по горлу, огибая пищевод. Его большой палец прижимается к моему подбородку, и от этого давления моя голова откидывается назад, пока я не встречаюсь с яростным взглядом его зеленых глаз.
Моя грудь напрягается, беспокойство закручивается внутри, и что-то тяжелое оседает глубоко в моем животе.
— Хм… — его нос проводит по моей щеке и возвращается назад, пока не касается моего уха. — Думаю, Вы скоро поймёте, что меня мало волнует, что уместно.
Его вторая рука хватает меня за талию, и мои глаза трепещут от тепла его прикосновения, проникающего сквозь тонкий шелк моей ночной рубашки. Мои пальцы сжались вокруг ножен моего клинка.
Я бы смогла это сделать.
Он отвлечен, и нож прорезал бы его кожу, погрузившись в вены за считанные секунды.
Но я зашла так далеко не для того, чтобы устраивать беспорядок, и я не позволю таким глупым эмоциям затуманить мои суждения.
Тупая боль в голени заставляет мои ноги подкоситься. Хватка Тристана крепкая, он ловит мое падение, его рука давит вниз. Горечь пронзает меня, когда мои колени ударяются о блестящий кафельный пол, заставляя меня вздрогнуть от удара, а кинжал падает на землю рядом со мной.
Его глаза перемещаются на оружие, и он качает головой.
— Интересно.
Моя грудь горит, зубы скрежещут, когда я смотрю на него.
— Я предпочитаю Вас в таком виде, — воркует он надо мной. — На коленях, с вздымающейся грудью и раскрасневшимся лицом, в то время как Вы смотрите на своих повелителей.
Он тянется вниз, его пальцы обхватывают мой подбородок и дергают, пока мышцы моей шеи не напрягаются.
— Пусть это будет для Вас уроком, Маленькая Лань. Не забывайте своё место.
— И где же оно? — с трудом выдавливаю я из себя, мое тело содрогается от гнева, разливающегося по венам.
Он ухмыляется, и вид у него такой зловещий, что ужас ползет по моим внутренностям, как тысяча пауков.
— Дрожащей у моих ног.
9. Тристан
Дым вьется в воздухе, свернутый косяк зажат между двумя пальцами, а я сижу, уставившись на огромный письменный стол моего брата.
Ксандер и Майкл говорят о похоронах сэра Реджинальда; вернее, о том, должны ли они вообще быть. И как бы эти два имбецила ни заставляли мой желудок переворачиваться от их бреда, быть здесь и слышать, что они планируют, лучше, чем оставаться в неведении.
Интересно, как бы они отреагировали, если бы узнали, что моими руками была отрезана плоть Реджинальда от его костей. Что это меня он просил, умолял о спасении, словно я был богом, способным оказать милость. Хотел бы я сказать им, что старый добрый Реджинальд не был таким уж и храбрым, когда его не окружала толпа мужчин, и что он обмочился на грязный цементный пол, пока я зажигал спичку за спичкой и выжигал на его коже красивые шрамы.
— Сир, нам нужно переключить внимание, — просит Ксандер.