Страница 2 из 61
Так что мне придётся применить хитрость и коварство. Я могу это сделать. Я направилась к своему шкафу и достала оттуда бесформенное серое платье, которое надевала в тех редких случаях, когда обедала в кругу семьи, но горничная отрицательно покачала головой.
— Графиня сказала, что вы должны надеть чёрное. А я уложу вам волосы.
Я посмотрела на неё с удивлением. Я в жизни не носила чёрное платье, хотя однажды примерила его, когда оно появилось в моём шкафу. Оно было коротким и узким, без рукавов и с глубоким вырезом на груди. Обычно я рассчитывала на мешковатую одежду, чтобы скрыть прочность моего тела, а это платье подчеркнёт всё.
Но я знала, как бесполезно было спорить.
— Душ хоть сначала могу принять?
Горничная кивнула.
В ванной комнате не было ничего, что я могла бы использовать в качестве оружия. Механизм унитаза был скрыт, поэтому я не могла превратить ни одну из рабочих частей в стилет. Я ещё недостаточно насмотрелась тюремных фильмов, чтобы понять, как они делают оружие из кусков мыла и тому подобного. А, кроме того, у меня было мыло-гель с запахом герани. Я ненавидела герань.
Я быстро умылась и оделась, нервозность снова вернулась, хотя я знала, что хорошо её скрывала. Я сидела неподвижно, пока горничная расчёсывала мои длинные чёрные волосы, потом она заплела их в шесть косичек и обернула вокруг головы в стиле, который делал меня похожей на древнеримскую богиню. Я ошеломлённо уставилась на своё отражение. По какой-то причине они хотели, чтобы меня связали и ощипали, прежде чем убить. Может быть, я должна стать чем-то вроде жертвы девственницы.
"Слишком поздно", — подумала я с мрачным юмором. Йоханн позаботился об этом.
Единственная пара туфель, которая подходила под платье, давала мне почти два метра роста, возвышаясь над крошечной служанкой. Могу ли я убить одну маленькую самку и двух больших, вероятно вооружённых самцов? Это было возможно, но не было никаких гарантий. Было бы легче, если бы это были только Педерсен и моя мать.
Как только я вошла в коридор, меня тут же окружили стражники. Их было четверо, а не двое. Хорошо, что я не напала. Они силой повели меня по каменным коридорам старого замка, и на мгновение мне показалось, что они собираются сбросить меня прямо со скалы. Хотя бы одного из них я с собой захвачу, если они решат совершить со мной такое.
Но вместо скалы, они отвели меня в комнату, где я раньше не бывала, и постучали. Донёсся голос моей матери. Я почувствовала, как мясистая рука подтолкнула меня вперёд, и я, лишённая грации, спотыкаясь, вошла в комнату.
— Дорогая, — поприветствовала меня мама с тёплой улыбкой, которая не коснулась её холодных тёмных глаз. — Что же ты так долго? У нас гость.
Ей не нужно было говорить мне об этом, моя мать никогда не улыбалась мне без зрителей. Педерсен наблюдал за мной с тревожным выражением на лице, и я медленно повернулась к тому, из-за кого вдруг графиня внезапно стала пытаться выглядеть нормальной матерью.
И я почувствовала, как моё сердце резко остановилось.
ГЛАВА 2
ДОЛЖНО БЫТЬ, ОН БЫЛ САМЫМ КРАСИВЫМ СОЗДАНИЕМ, которое я когда-либо видела в своей жизни. Казалось, он заполнил собой всю комнату, хотя физически он не мог быть таким же большим, как Педерсен. У него было лицо ангела Боттичелли — высокие скулы, полный, красивый рот, сильный острый нос. Его волосы были коротко подстрижены на идеально очерченной голове, почти военная стрижка. Я всегда питала слабость к длинным волосам у мужчин — у Йоханна были экстравагантные каштановые кудри. Но этот мужчина был… необычным.
Он был очень силён, я могла сказать это по силе его тела, хотя под лоснящимся чёрным костюмом, который он носил с небрежной элегантностью, не проступало никаких крупных мышц. Галстука не было, и чёрная рубашка была расстёгнута, обнажая гладкую золотистую плоть. "Графиня не одобрила бы такой неформальности", — подумала я, оглядывая его с ног до головы. Я всегда инстинктивно знала, могу ли я завоевать мужчину или нет. И этот, вероятней всего, не из моей лиги.
Я оглянулась на Педерсена и графиню. Я могла бы сказать, что Педерсен не был так впечатлён, как я — он смотрел на красивого незнакомца с едва заметным оттенком презрения, вероятно, одураченный его почти небесной красотой, и отнеся его к легковесным. Но ведь ум Педерсена никогда не был столь силён, как утверждала графиня.
— Тори, это Микаэль Анджело. А это моя дорогая дочь Виктория Беллона, нежно именуемая Тори.
Я фыркнула. Знаю, что не должна была позволять себе этого, но ничего не могла с собой поделать. Во-первых, что за нелепое имя. Во-вторых, как сдержаться при мысли о том, что моя мать питает ко мне нежные чувства.
— Вас назвали в честь мастера эпохи Возрождения или одного из черепашек-ниндзя? — спросила я раньше, чем смогла одернуть себя.
Мужчина смотрел на меня холодными, отстранёнными глазами, такими карими, что они казались почти чёрными, но внезапно его взгляд заострился, сфокусировавшись на мне, и он плотно сжал губы. Ему явно не понравилось то, что он увидел.
— Тори, не говори глупостей! — трель смеха матери действовала мне на последние крупицы моих нервов. — Черепашки? — никто никогда не уличил мать в том, что она разбирается в популярной культуре. Если бы они не дали мне свободного доступа в интернет, я бы тоже ничего не знала. — Не обращайте на неё внимания, монсеньор. Она слишком молода для своего возраста.
Монсеньор? Был ли этот мужчина кем-то вроде священника? Конечно, в его прекрасном лице и глазах присутствовал аскетический оттенок, но рот был слишком чувственным для праведника. А потом он заговорил, и всё стало намного хуже.
— А сколько ей лет, графиня?
Господи, его голос был неописуем. Роскошный и тёплый, полный музыки, жизни и мощного обольщения, даже когда его лицо было холодным и отстранённым. Даже самый уродливый мужчина в мире с таким голосом мгновенно уложил бы женщин на спину. Это было до неприличия несправедливо, что бог растратил столько даров на одного человека.
Графиня напряглась, но улыбка её не дрогнула.
— Вы не хуже меня знаете, монсеньор. Ей уже почти двадцать пять.
Он уставился на меня, как фермер на свинью, приготовленную к забою.
— Без малого опоздали.
— Конечно, монсеньор. Если бы сегодня не пришло известие, мы были уже готовы избавиться от неё.
Я развернулась, потрясённая спокойной смелостью её слов, подтверждающих все мои догадки.
— Избавиться от меня?
Но графиня никогда не обращала внимания на мои вопросы.
— Если вы считаете, что она слишком стара, то мы не можем ждать следующего ребёнка.
Следующего ребёнка? О чём, чёрт возьми, они говорили?
Мужчина продолжал пристально смотреть на меня, и мне показалось, что я вижу неприязнь в его тёмных глазах. Что же ему во мне не понравилось, кроме моего остроумного вопроса о его имени? Он покачал головой.
— Мы не можем позволить себе ждать ещё восемнадцать лет. Ей придётся это сделать.
Ладно, с меня хватит. И хотя я не смогу сразиться с незнакомцем в рукопашном бою, было ясно, что перчатка была брошена, и графиня больше не скрывала того, что они уготовили для меня.
Я пересекла комнату и села, оказавшись на полпути между моей неподходящей матерью и темноволосым незнакомцем.
— Сделать что? — спросила я. — Ждать кого? Избавиться от меня?
Графиня позволила своему холодному взгляду скользнуть по мне, словно я была неприятной помехой, но на этот раз она ответила мне.
— Мы оба это знаем, Тори. Ты всегда была умным ребёнком, несмотря на все свои недостатки. Дело в том, что ты была воспитана и рождена с определённой целью, и эта цель исчезает, когда тебе исполняется двадцать пять лет. К счастью, от монсеньора пришло известие, что тебя наконец-то призовут. Педерсену было бы очень больно избавляться от тебя.
Я даже не потрудилась взглянуть на своего амбала-наставника. За все годы нашего знакомства он ни разу не выказал никаких эмоций. Я предполагала, что он был невосприимчив к боли. Но это задумчивое выражение стало ещё сильнее, и он едва ли походил на человека, освобождённого от тяжкого долга.