Сталь от крови пьяна

Он догадался, что свою магию Кассия направляла на Вильхельма. Может, чтобы заставить его изменить мнение и согласиться идти к тайному входу с Хельмутом… Но, посмотрев на Остхена, Хельмут не обнаружил в его состоянии и поведении никаких изменений.

— Поверьте, барон Вильхельм, что помехой я уж точно не стану — спокойно, но довольно твёрдо сказал он, взглянув другу (теперь, наверное, уже бывшему…) в глаза. — Потом ещё убедитесь, что моя помощь будет неоценимой.

— Барон Штольц себе не изменяет, — тихо, хоть и с явной надеждой, чтоб его услышали, шепнул граф Варден герцогу Рэйкеру — тот кивнул.

— Что ж, если вы так настаиваете… — Вильхельм согласился нехотя, хотя Хельмут ожидал более ожесточённого сопротивления. Впрочем, наверняка Остхен уже придумал, как избавиться от внезапного и столь ненужного ему союзника в пылу битвы.

И Хельмут на самом деле тоже это придумал.

Конечно, следовало бы крикнуть на весь шатёр, на весь лагерь, на весь Нолд, что Вильхельм — предатель, что его прямо сейчас нужно схватить и допросить… И он понял, что наконец-то может это сделать, он больше не чувствовал власти над своей речью и разумом, ничто больше не сковывало его язык. Его голос могли услышать, к нему могли прислушаться, Генрих бы вступился за него в случае недоверия…

Но Хельмут не сказал ничего.

Он придумал, как остановить Остхена, как не позволить ему перевести войска на сторону противника и как спасти его от страшной ошибки, которую ему уже никогда не простят… если, конечно, о ней кто-то узнает.

Пока о ней знали лишь Вильхельм, Хельмут и Кассия. И последняя, как он надеялся, могла бы помочь ему спасти заблудшего друга и остановить его от шага в адскую пропасть.

***

— Почему вы никому ничего не сказали? — вспылила Кассия, заталкивая его в свой шатёр.

На совете она была с братом, как всегда, поэтому после того, как все разошлись, она сначала проводила Адриана в его шатёр, а потом уже перехватила несколько растерявшегося Хельмута и повела его к себе.

— Я сняла заклятье, и вы это видели, — заявила она, встав прямо посреди шатра с поистине грозым видом — барон Штольц немного поёжился от этого гневного, раздражённого взгляда. Даже веснушки, даже растрепавшаяся коса не смягчали образа разозлённой Кассии. — На нём была руна, он прятал её под одеждой или в кармане… — сказала она уже спокойнее, тише. — Я убила всю магию в ней, и вы видели, как я эта сделала. Вы могли бы сказать лорду Штейнбергу и лорду Коллинзу, что среди нас есть предатель, но вы какого-то чёрта промолчали, и я, видят боги, не хочу слышать оправданий!

Её голос снова зазвенел гневом, и Хельмут испугался, что барон Адриан в соседнем шатре услышит и прибежит сюда с обнажённым мечом отстаивать честь сестры… Но ничего подобного не произошло. Они с Кассией по-прежнему оставались один на один, и девушка смотрела на Хельмута так, будто предателем был он, а не Вильхельм. Нужно что-то ей ответить. Кассия, возможно, не поймёт его, но Хельмут всё-таки надеялся донести свои мысли и убедить её в правильности своих действий.

— Вильхельм — мой друг, — начал он, вдохнув побольше воздуха, пахнущего травами и ладаном. — Мы дружим с детства. Он жених моей сестры. Она правда влюблена в него, а я правда к нему привязан, несмотря ни на что. Полагаю, что не только заклинание не позволило мне сказать всем о том, что он задумал, — признался Хельмут, понизив тон и опустив взгляд, словно его резко заинтересовали пряжки на собственных ботинках. — В глубине души я… я не хотел, чтобы кто-то узнал о нём. Ваша светлость, просто представьте, что будет с Вильхельмом, если все узнают, что он предатель. Не только наши командующие, но и вся страна. Поверьте, скрыть такое будет невозможно. Даже если лорд Джеймс или лорд Генрих решат сохранить преступление в тайне… об этом всё равно постепенно узнают все, от короля до самого нищего крестьянина. По стране поползут слухи, и дом Остхенов будет покрыт позором. Я не могу судить, причастна ли к предательству сестра Вильхельма, Эрика, и знала ли об этом их мать, баронесса Аделина… Но и им тоже будет нелегко.

Вильхельм сказал, что именно слова матери толкнули его на такой страшный шаг. Он пытается добиться большего, чем у него есть… Интересно, каким образом? Вряд ли он рассчитывает сохранить за собой своё остхенское наследство, но те земли Нолда, что пообещали ему фарелльцы, будут явно побольше, чем его родной феод. А потом… после перебежки Вильхельма семья отречётся от него, а наследство достанется Эрике, ведь больше детей у барона Остхена-старшего нет. Конечно, есть ещё барон Клаус, и он тоже может претендовать на Остхен, если вернётся с войны живым… Впрочем, в этом Хельмут начал сомневаться. Теперь он почти полностью был уверен, что герцогиня Эрика причастна к предательству, хоть и не мог никак это доказать себе самому. Детей у неё нет — она может потребовать развода и получить земли Остхена, вернув отцовский титул и фамилию. А Вильхельм, устранив ещё и дядю, получит часть завоёванных Фареллом нолдийских территорий, и все они будут счастливы.

Место Хельги в этом плане Хельмут пока определить не мог и верил всем сердцем, что она ничего не знала и оказалась втянута в весь этот ужас не по своей воле.

— Дом Остхенов покроют позором, — повторил он, приближаясь к замершей в недоумении Кассии. — О моём друге, о женихе моей сестры будут помнить как о предателе. Его имя войдёт в историю, но не так, как мы — я, он, Хельга — об этом мечтали. И я, ваша светлость, этого не хочу.

— Но ведь он и есть предатель, — покачала головой Кассия. — Он поступил подло и мерзко. Зачем вы его спасаете? Что вам до его посмертной чести?

Хельмут не ответил, потому что сам не знал, зачем его спасает.

— Я ведь не говорил, — хрипло добавил он спустя полминуты напряжённого молчания, — что хочу сохранить ему жизнь. Я убью его сам. И никто никогда не узнает, что замышлял Вильхельм на самом деле.

— Какой вы самонадеянный, — невесело усмехнулась Кассия, не сводя с Хельмута раздражённого взгляда. Кажется, он утратил её доверие, и вряд ли теперь она поможет ему… Что же делать?

— Скорее уверенный в себе, — поправил он с фальшивой улыбкой, — и не вижу в этом ничего плохого.

Кассия не ответила. Она глухо выдохнула, отвернулась, закусив губу…

— Вы могли бы сказать об этом лорду Генриху, — буркнула она, — вы же друзья. Почему вы пошли ко мне?

— Тут всё ещё замешана магия, и без неё мне Вильхельма так просто не убить. А насчёт магии я могу довериться, кажется, только вам.

— Он может погибнуть в битве раньше, чем доберётся до этого тайного входа, — закатила глаза Кассия, приближаясь к своему заставленному склянками и заваленному травами столику. — Возможно, вам даже не придётся его убивать самостоятельно. Шальная стрела со стены — и…

— Какова вероятность, что эта стрела попадёт именно в него и именно тогда, когда он ещё не успеет перевести свой отряд на сторону врага? — Хельмут тоже сделал пару шагов вперёд, приближаясь к Кассии: говорить громко было нельзя, а он хотел, чтобы она хорошо его слышала. — Пожалуйста, баронесса…

— Не могу же я изменить реальность… — снова начала злиться она, но Хельмут перебил:

— Можно его отравить. Дать ему яд, который подействует не сразу, а завтра, в гуще битвы. — Хельмут задумался. Конечно, слишком много обстоятельств должно совпасть, чтобы план точно сработал… И наверняка что-то пойдёт не так, можно не сомневаться. Но всё же попробовать стоит. Остановить Вильхельма, убрать его так, чтобы показалось, будто он пал в битве… И чтобы никто так и не узнал о том, что он хотел сделать. — В общем, ваша светлость, я очень надеюсь на вашу помощь.

Кассия не отвечала. Она смотрела то вниз, то на свою кровать, на которой поверх мехового одеяла всё ещё лежала бобровая жилетка, то поворачивалась к столику… и молчала. И по лицу её невозможно было прочитать, что она думает и какое решение намерена принять. Хельмут уже даже успел смириться, что ему придётся действовать в одиночку и молить Бога, чтобы Кассия не проболталась, не рассказала о его плане брату, лорду Джеймсу или Генриху…