Страница 14 из 88
— В общем-то, это поражение особо не поменяло расстановку сил, — проговорил герцог Рэйкер, пытаясь утешить себя и окружающих. — Наша армия поистрепалась, но ведь и фарелльская — тоже!
— Фарелльцы в любой момент могут получить подкрепление с севера, — угрюмо возразил Вильхельм, закинув ногу на ногу. Напротив него стоял бокал с красным вином, из которого он пока не выпил ни глотка.
— Я боюсь, что они отгонят нас к Клауду, пойдут на штурм замка или возьмут в осаду… — вздохнул Хельмут. — Мы все этого боимся, милорд.
— Я уже написал лорду Джеймсу о случившемся, гонец ускакал час назад, — отозвался Генрих совершенно безжизненным тоном. Его стеклянный взгляд застыл на разложенной на столе карте, но Хельмут прекрасно понимал, что в глубине этого взгляда плескались отчаяние и злость. — Я попросил у него совета, — признался он совсем тихо, возможно, только Хельмут и Вильхельм его и услышали, а до слуха остальных, сидевших на противоположном краю стола, эти слова не долетели, — но за этот час у меня появился новый план, и от точности его исполнения зависит, будем ли мы отбивать штурм или сидеть в осаде. В случае, если до фарелльцев дойдёт подкрепление, конечно.
— Вы предлагаете взять остатки их войска в кольцо? — поинтересовался Рэйкер, глядя при этом почему-то на Хельмута. Тот вздрогнул, невольно вспомнив утро, проведённое в объятиях Эрики. Но не мог же её муж что-то заподозрить? Они, кажется, сделали всё, чтобы сохранить ту краткую связь в тайне, о них узнала лишь Хельга — но от неё Хельмут и так ничего не скрывал… Более того, он не собирался больше поддерживать эту связь: Эрика ему нравилась, но не настолько, чтобы и дальше рисковать… Поэтому герцогу Рэйкеру беспокоиться больше не о чем.
Хельмут покачал головой, выводя себя из задумчивости. Размышлять о таких вещах на военном совете было крайне неуместно.
— Вроде того. — Генрих слабо улыбнулся и поднялся со своего стула, склоняясь над картой, и остальным тоже пришлось встать. — Для начала мы вернёмся к Клауду. — Он взял лежащий справа от карты грифель и прочертил им небольшую линию от места их лагеря до замка. — Там и остановимся на ближайшее время, чтобы набраться сил и дождаться подкрепления либо с северо-запада, — указал на Белые леса и горы, куда сейчас отправился лорд Джеймс со своим десятитысячным войском, — либо с востока, — поставил точку на Серебряном заливе, где сражались за эти воды и берега шингстенцы и барон Клаус Остхен.
— Несмотря на то, что битва нас потрепала, — невесело усмехнулся Вильхельм и всё-таки отпил из своего бокала, — вся наша армия в Клауде попросту не поместится.
— Я и не предлагаю всей нашей армии идти в Клауд. Здесь, на этом самом месте, — Генрих обвёл взглядом шатёр, имея в виду, впрочем, территорию явно побольше, — мы поставим временную сторожевую башню. Деревянную. А также здесь… и здесь. — Он отметил жирными точками места северо-западнее и северо-восточнее первой. — Дозорные на этих башнях будут высматривать возможные диверсии, вылазки шпионов и, естественно, предотвращать их при необходимости. Также выделим особый отряд, который доберётся до ставки фарелльцев, попытается незаметно её обогнуть и засесть с севера. Нужно постараться ограничить поставки продовольствия к этой ставке, ослабить их, а самим набираться сил и строить дальнейшие планы. Тогда мы окружим их и… собственно, можем ударить снова, — пожал плечами Генрих, поднимая голову. — Конечно, слаженно и по общей команде. И не сразу.
— Не слишком ли сложный план? — ухмыльнулся доселе молчавший граф Варден, поглаживая свою русую с пробивающейся сединой длинную бороду. — Поймут ли сотники, солдаты?
— А вы объясните, — улыбнулся лорд Штейнберг, и Хельмут, увидев эту улыбку, более уверенную и искреннюю, чем предыдущая, почувствовал немалое облегчение. — Вы им для этого и нужны, ваше сиятельство.
Распределение отрядов по башням решили отложить до завтра — разведка докладывала об относительном спокойствии со стороны фарелльцев. Они, видимо, тоже потеряли много сил и не собирались в ближайшее время наступать. Генрих пообещал написать письмо барону Клауду с известием, что он всё же примет приглашение и приедет в его замок. Также был отдан приказ разведчикам и их главе, герцогу Рэйкеру, не сводить глаз с фарелльского лагеря, следить за каждым солдатом и докладывать буквально обо всём.
Вскоре все разошлись, но Хельмут остался.
Генрих тяжело рухнул на свой жёсткий стул и сжал пальцами переносицу. Одна из свечей на столе, догорев до основания, погасла, к тому же снаружи стемнело: солнце зашло за горизонт, и на мрачном небе высыпали редкие звёзды. Оттого в шатре стало совсем сумрачно, да ещё и прохладно — нолдийская весна теплом не баловала. Хельмут поправил лиловый плащ на плечах, зябко поёжился: жаль, что оставил перчатки в своём шатре… Можно было бы сбегать, взять, да вот только уходить отчего-то не хотелось.
— Ты как? — Он приблизился к другу, не решаясь ни сесть рядом, ни наклониться, чтобы взглянуть в глаза. Да и что бы он увидел сейчас, в темноте? Более того, Хельмут прекрасно помнил эту злость и отчаяние во взгляде Генриха, который, впрочем, за время совета вроде бы немного успокоился. — Устал?
— Чертовски, — отозвался он, не убирая пальцев от лица. — После поражения в битве я вообще не… не знаю.
Хельмут молчал и продолжал переминаться с ноги на ногу — от холода и от волнения, — не зная, что ему делать и говорить. Казалось, один неверный жест, одно неверное слово — и друг кинется на него в ярости и попросту придушит: сейчас он был похож на затаившегося хищника, которого очень легко вывести из равновесия и тем самым обречь себя на гибель.
— Варден в чём-то прав — план сложный, — продолжил Генрих. Его голос звучал глухо и чуть слышно дрожал. — И лорд Джеймс всегда мне говорил, что нет ничего лучше простого плана: иначе кто-то обязательно что-то напутает, не поймёт, и тогда обязательно жди провала. Но здесь… Я не знаю, как всё упростить. Нападать в лоб мы не можем. Нам надо застать их врасплох.
Интересно, а что делает лорд Коллинз сейчас, на северо-западе, за Белыми лесами? Как продумывает свои планы, как атакует и защищается? Хельмут мог бы порассуждать об этом вслух, но понял, что это не лучшая идея.
— Я, в конце концов, делаю всё, что в моих силах, — добавил Генрих. — Но вдруг этого мало? Вдруг я ошибаюсь, и эта ошибка будет стоить слишком дорого? Мы ведь уже проиграли один раз…
«Мы проиграли не из-за тебя», — хотел сказать Хельмут, но осёкся. Нет, про Вильхельма надо молчать. Что-то мешало этим словам сорваться с языка, а мысль быстро тонула в бесконечном потоке других, не менее гнетущих мыслей.
— Всего один раз, — сказал Хельмут, присаживаясь на краешек стула, стоявшего рядом со стулом Генриха, и чуть склонился. — Мы ещё возьмём реванш, вот увидишь. Покажем им, чего стоим.
Генрих почему-то не ответил — наверное, слова Хельмута его не очень воодушевили.
— А от усталости обычно помогает уединиться с лагерными девушками, — ляпнул он вдруг, неожиданно для самого себя. — Одну или даже двух позвать в шатёр на ночь — с утра как рукой снимет, поверь.
— Я не сплю со шлюхами, — невесело усмехнулся Генрих и наконец убрал пальцы от лица. — Но если тебе это помогает — хорошо. Ты, кстати, как? Это же вроде была твоя первая битва?
Хельмут кивнул и откинулся на спинку стула. Если до этого он ощущал в душе какую-то весёлость, вспомнив о шлюхах и их удивительной способности дарить не только плотское удовольствие, но и прекрасное ощущение забытья, то теперь это прошло.
Он старался не думать о тех чувствах, что оставила битва в его душе. Его занимали более важные мысли: что делать после поражения, как спланировать реванш, как утешить друга, стоит ли рассказывать ему о Вильхельме… Но в глубине души то и дело вспыхивал страх, смешанный с болью и жалостью к себе. Он видел поистине пугающие вещи и теперь пытался забить их куда-то в глубину сознания, но сейчас, после вопроса Генриха…
Он вспомнил битву, вспомнил этот водоворот смерти и ужаса, который затягивал в себя любого — и простых солдат, и рыцарей, и опытных воинов, и новичков вроде него… Было так шумно, громко, оглушающе, кажется, сама земля стонала под ногами и копытами коней, против воли глотая всё новые и новые потоки людской крови. Хельмут помнил эти безумные взгляды — никогда он не видел таких глаз у людей, а тут… Что-то противоестественное было в самой сути битвы и войны, что-то, чего люди, высшие существа и венцы творения, делать не должны. Но всё равно делали.