Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 18

На бойницы похожие, узки.

Какие-то заложены камнями.

И… След того кровавый, кто с руки

пытался до высокого достать. Он

упал. Окно, сверх роста человечьего,

могло, маня сиянием, привлечь его.

Как много окон! Ни одно не даст

о свете представления вернее,

чем солнце, что внутри у всех у нас.

За колпаком нечищеным тускнеет.

Витражная отделка всех стекол

религиозным обрамленьем красит пол.

Глаза в глаза с творцом стоят немногие.

Очки на выбор… Иль сгоришь на раз.

Как Фаэтон, разбиться можно, богом стать

пытаясь, не надев особых глаз.

Загвоздка есть: в безо́бразном обличии

на образ моду диктовать прилично ли?

Не верила ни в Кришну, ни в Аллаха,

ни в Господа распятого, Христа

(отдельно друг от друга1) Лора. Знаком

небесного была ей красота.

Та, от которой щемит с горла к носу

слезами, устраняя знак вопроса.

– Про связь всеобщую мечтать привыкли мы, –

сама с собою так она сказала, –

но, мчась Бастилью брать, под свод тюрьмы

вошли. Той, что с афишей кинозала.

Всё, что хотим мы, исполняется. Но вот

проблемка: "здесь" от "там" – наоборот!

В мире Вещей, тяжёлом и пустынном,

задрав лицо к Идеям, о дожде

мы молим. Так с небес охота пить нам,

что игнорируем небесное Нигде!

Не проще ли, как эти, ограничиться

своей, без всякой святости, (пуб)личностью? –

Сказала и споткнулась о кота.

Абсурд – конёк мой, как и мест подобных.

Бежал куда-то в поисках хвоста,

тем горемычный уж, что цветом чёрный.

Тереться ей о ноги стал, как в дом

просясь. Отвергнут был пинком.

А после – опсыпаем извиненьями

и ласками. Черта у ней такая:

сначала опустить, а после прения

принять, обильно нежность расточая.

Ценить, что ластится к ней, Лора не умела.

Только потом вникала в важность дела.

«Не согрешишь, не сможешь и покаяться!» –

похож сей лозунг на хлыстовский чем-то.

Да, слишком часто, знаю, отвлекаюсь я.

Тут о Земле рассказ, а не о сектах.

Хотя они – не меньше часть земли

официальных способов пасть ниц.

Ходила Лора тенью меж людей.

В растянутой футболке, светлых джинсах,

такая тощая, что прикасаться к ней

казалось дерзновением убийцы.

Вопросов задавала свыше меры

(сама же в "меру" не имела веры).

Богатый экономил рубль, как нищий.

А нищий думал: счастье – быть богатым.

В постели ж оба голы. Их отличий

в момент могла лишить судьба когда-то.

Сегодня я могуч, а завтра слаб.

Зависят от Фортуны царь и раб.

Встречала Лора женщин, в подтверждении

нуждающихся – правильности черт.

Полученным извне о лицах мнением

те насыщались (побеждая смерть

запечатлённой красотой на фото).

Играли так в бессмертного… кого-то.

Тех, кто влюблён, и тех, кто отлюбил;

тех, кто считал себя – одним ужасным

среди прекрасных; тех, кто обвинил

весь мир, что сам, султан, живёт не в сказке;

тех, кто всем врал, и тех, кто рвался к правде,

встречала девочка в таком знакомом "завтра".

Наслушалась она эсхатологий

(рассказов, что, мол, зданию конец). А

кой-кто надеялся-таки спасти чертоги

загаженные: зелень вешал к дверцам.

Иные, в предназначенной под снос

домине, всё, считали, не всерьёз.

Громадный гриб мерещился ребятам.





Его застать хотели, на секундочку,

пока самих дотла ни выжжет. Надо

отдать им должное, жить с мыслью о конце всего

не так-то весело. В молельнях реконструкцию

превозносили, как юристы – конституцию.

– Придёт большой и сильный человек, –

благоговейно ей старушка объясняла, –

который взял в себя от всех нас грех.

Дом возродит, отстроив всё с начала.

Он за пределы вышел, умерев.

И, светом возрождён, теперь – наш Лев.

– Но человек… Он кто? – спросила Лора.

– Он, в плоть одет, является душой.

Дух держит, как скелет, его коль скоро

собою крепит Бог… Нехорошо, –

нахмурилась от глаз её накрашенных, –

так выглядеть. Мужчина каждый взглядом ест:

его ввергаешь ты во искушение,

то обещая, что не сможешь выполнить! –

и осенила грудь крестны́м знамением.

– Тени как тени. Тушь как тушь. Защиту глаз

косметика даёт психологически, –

отбрила Лора переход на личности.

От прихожанки возрастной уйдя,

периодически в руинах спотыкаясь,

пришла туда, где, восседая в ряд,

делили люди карту. Очертаний

там дома не было. Был только его план.

И представители отделов, точно стран,

держали спор: кому какие комнаты,

как следует соседям друг про друга

не думать, больше чувствовать. И, скромно встав

в углу, смотрела Лора. Стол был круглым,

лица – овальными. Она, пожав плечами,

размыслила: «Болтать не запрещают».

И возгласила так: – Достопочтенные!

Вы делите не мир. Листок бумажный.

От бомб изведали мы хрупкость стен своих.

Заводы пашут так, вздохнуть что страшно.

Я знаю, что откат цивилизации

назад – ума не вставит популяции.

Империю пыталась возродить

пара-нормальных: итальянец с немцем.

Но, раз бог мёртв, чем управленец жив?

Кто главаря помазаньем приветствует?

С наличьем вверх и вниз ограничения,

не станет столб держать дом. Моё мнение

не нужно, – в курсе, в курсе, – никому!

И драть лицо, и посыпаться пеплом –

бессмысленно. Но вижу: каждый муж,

пытавшийся помочь, вредил лишь всем нам.

Корабль держит курс впрямик на риф.

Слаба, как мышь, надежда на отлив.

Друзья мои, подруги! – закатив глаза,

воскликнула, признав свой звёздный час. –

Однажды мудрый человек, давно, сказал,

что, ждёт объединение всех нас.

И, вместо рая на земле искомого,

без рая в сердце, превратит в Содом весь мир.

Я недоверчива, но не совсем слепа.

Тому, где мы, есть имя: безразличие.

Без связи через небо, тешим пах,

цепляясь за иллюзии приличия.

До тошноты доводит пресыщение…

Наш Апокалипсис – во сне круговращение.

А страшен не сам сон, вы понимаете?

Не (в "окнах") сон во сне (с названьем "жизнь").

Ужасно то, что, видя это, я идти

вперёд уж не хочу – а надо! Вниз,

тогда как кажется, что вверх… Уже не кажется.

Всё путаем, как дед. Один Альцгеймер жив. –

Потупившись, замолкла. А они

всё это время, друг на друга глядя,

не видели её. С ножом в груди,

лишь призрак Лора – в измеренье дядей

и тётей, заседающих в кругу.

Вой без свидетелей, без публики – сугуб.

– Ну ладно, – удручённая, сказала

себе, – меня не слышат даже здесь.

Быть может, я и вправду мёртвой стала

и, не заметив, продолжаю интерес

1

Отсылка к Вольтеру, «Задиг или Судьба». Герой попадает на встречу представителей разных культур, спорящих о том, чей бог – истинный, и мирит их, объяснив, что они разными словами говорят об одном и том же.