Недетские игры

– Ты это брось! – Полина Ивановна больно щёлкнула меня по затылку, прежде чем грациозно приземлиться на свой стул. – Кофе ещё налей. Да не мне! Себе лей. Придумала тоже, ни за чьей. Жить хочешь?

– Хочу, – я растерялась от её грозного вида и автоматически потерла ушибленное место.

– Хочет она… Одиночки в Корпусе, Лялечка, не выживают, – я вздрогнула, услышав свое столичное прозвище. – И дело даже не в Лесе Самоубийц, не все его гости были бесфамильными. Дело в Колесе Фортуны. Ты рядом с кем завтра на распределении стоять будешь?

– Рядом с Севером… С Арсением Северовым, – и снова дёрнулась, как от неожиданного сквозняка.

– Замерзла?

– Нет… Неприятно просто…

Я вяло помешала кофе в чашке и зачем-то нажаловалась Полине Ивановне на Котика, на Зверя и на Севера со всей его Фамилией. Услышав историю о разрешении на секс и о несостоявшейся дуэли, женщина ехидно рассмеялась и покачала головой.

– Вот вам смешно, – я отодвинула в сторону остывший кофе: хуже тёплого кофе только чай с сахаром, хоть я и без ума от сладкого. – А я не знаю, что теперь делать, и как людям в глаза смотреть.

– А нечего тут делать, – Полина Ивановна щедро плеснула в бокал коньяку и пододвинула его ко мне, сама же приложилась прямо к бутылке. – Северов хуже бульдога. Уж если вцепился, зубы клещами не разожмёшь… Что же до дуэли… Это вообще всё фарс, мальчишечья дурь. На самом деле, никто даже пукнуть в твою сторону не посмеет без разрешения главы Фамилии. Тут самая большая проблема не в этом.

– А в чём?

– Зачем Светке так понадобилось тебя под Котика подложить? Вот в чём.

Полина Ивановна пожевала губы, поправила очки и, глотнув ещё раз из бутылки, задумчиво произнесла:

– А Северов парень неплохой, хоть и пришлый.

– Пришлый? – не поняла я.

– Ну, да… Видела фото? – кивок в сторону повернутой к стене фотографии. – Вот их потомки ведущие роли в Корпусе и играют. Только цели у них теперь иные. Не скажу, что лучше прежних… Но и не хуже точно. Коньяк пей. Он вкусный.

Я засунула нос в бокал и блаженно зажмурилась, втягивая резковатый запах вишнёвой косточки.

– Спасибо, мне отлично и так…

Полина Ивановна внезапно, ничего не объясняя, поднялась и сняла всё то же фото со стены, а затем, вглядываясь в лица мужчин в белых костюмах, произнесла:

– Двенадцать Фамилий было, двенадцать и осталось… Петя Смирнов, Саша Муровей, Алёшка Котов… – перечисляла она имена, водя пальцем по снимку. – Двенадцать секторов одного круга. Двенадцать к одному, что тебе повезёт и ты выиграешь джек-пот…

Полина Ивановна опустила веки, уронив на нарумяненную щёку одинокую слезу.

– Двенадцать фамилий… – тыльную сторону ладони прижала к лицу, а затем вдруг потянулась через стол и цепкими пальцами до боли сжала мой подбородок, прошептав:

– Скажешь кому про то, что я тут течь дала – язык вырву, зажарю и съем. Поняла?

Я не испугалась ни капли, я дёрнула шеей, вырываясь, и нагловато заявила в ответ:

– Не съедите. Вы же мясо не едите. Не захотите лишаться своей вегинности.

– Молодец, быстро учишься, – похвалила, усмехнувшись, Полина Ивановна. – Пошли на крыльцо, курить хочу.

А после крыльца был ещё коньяк. И разговоры. И мы прикончили салат. И обсуждали последние новинки в журнале «Вяжем сами». И кажется, ещё ели торт, потому что Полина Ивановна, которая потребовала называть её тётей Полей, сказала, что невозможно смотреть на то, какие взгляды я бросаю на холодильник.

Потом я, видимо, уснула, вслушиваясь в то, как непьянеющая тётя Поля усыпляюще постукивает спицами и тихонько рассказывает мне о запрещённых богах, о днях своей юности и о том, как завтра Колесо Фортуны будет выбирать, чем мне предстоит заниматься всю следующую неделю.

– Когда-то давно Решальный зал был выкрашен во все цвета радуги, – пробивался сквозь дрёму скрипучий голос. – А оконные витражи рассказывали истории из жизни запрещённых богов. Раньше буйство красок решало судьбы поколений, теперь чёрно-белое уныние определяет твоё будущее на ближайшую неделю. Ты спишь что ли там?.. Ну, спи-спи…

Я не спала, я бредила наяву. Жилая зона зелёного вагончика вдруг расширилась, ковер под ногами исчез, превратившись в камень, разукрашенный многоцветными квадратиками витражей. Большое колесо, похожее на рулетку, занимало весь центр разноцветного пола. А по окружности стояли перепуганные девушки, в среднем, шестнадцати-восемнадцати лет. Колесо всё крутилось и крутилось, а рисунки и буквы на нём сливались в гипнотизирующую спираль.

Я не была единственной, кто вслушивался в едва различимый скрип рулетки, по правую и по левую руку от меня стояли другие девушки. Мы крепко держались за руки, и мне всё казалось, что кто-то сейчас запоёт:

– Ой, как на Олины именины испекли мы каравай…

Но тишина, разбавляемая монотонным скрипом, была нарушена не песней, а одной из участниц этого застывшего хоровода. Светловолосая девушка, стоявшая слева от меня, вдруг подняла взгляд на парня за пультом управления и произнесла:

– Пожалуйста.

– Правила для всех одни, – ответил молодой человек.

– Руслан, я прошу тебя.

– Всё на общих условиях. Пойми же, глупая, это не моя прихоть. Я просто не могу рисковать всем проектом из-за личных привязанностей.

– Просто не можешь… – повторила девушка.

Колесо остановилось, и моя соседка, опустив взгляд, прочитала вслух:

– Муровей… Ну, что ж… Пусть повезет кому-то другому…

Воздух вдруг задрожал, как знойная августовская рябь перед глазами, я громко застонала и рывком села, осознав, что всё привидевшееся было только сном.

– Жуть какая-то, – прошептала я, потирая лицо руками и пытаясь сообразить, где я. Из-за того, что я заснула на коротеньком диванчике, для сна не предназначенном, ныло всё тело и болезненно выкручивало мышцы.

– Спи ещё, – прохрипела откуда-то из темноты Полина Ивановна. Я повернулась на голос и увидела, что хозяйка вагончика лежит в постели и, подсвечивая себе фонариком, читает одну из своих ужасных книг.

– Нет, я пойду, – неуверенно пробормотала я, со скрежетом спуская ноги на пол и потягиваясь. – Завтра тяжёлый день… Вы страшный человек, тётя Поля… я впервые в жизни нанюхалась коньяку до полубредовых красочных снов.

Женщина посмотрела на меня задумчивым долгим взглядом, словно собиралась как-то прокомментировать моё заявление о сне, но в последний момент передумала:

– Ну-ну, – криво усмехнулась и вернулась к чтению, бросив напоследок:

– Иди. И глупостей, смотри, не делай.

– Ага, спасибо за всё.

Какие глупости? О чём вы? По внутренним ощущениям сейчас немного перевалило за полночь. Самое время для того, чтобы ополоснуться в душе и доспать оставшиеся часы до Колеса Фортуны. Я потрясла головой, отгоняя остатки сна, явно навеянного страхами по поводу предстоящего дня.

В комнате я обнаружила спящую Лёшку, поправила сползшее на пол одеяло, схватила полотенчико, переоделась в хлипкий халатик психоделической расцветки и поспешила в подвал общежития, где располагался общественный душ.

Миновав три лестничных пролёта и длинный, пахнущий крысами коридор, я свернула в тесный предбанник, почти пустовавший по случаю позднего времени, повесила на крючок свой одинокий халатик и проскользнула в дремлющую душевую.

На сегодняшний день самым сложным для меня в Корпусе было привыкнуть к неутешительной мысли о том, что отныне у меня нет своей собственной ванной, которой я могу воспользоваться, когда мне заблагорассудится. Отныне и до неопределённого времени мне придется делить двенадцать открытых душевых ячеек со всеми остальными жителями общежития. И чёрт! Только по чётным числам!

Я шагнула в крайнюю кабинку – хотя какая она кабинка, если дверей нет? – и раздражённо крутанула вентиль, подняла голову, подставляя слегка помятое коньячным ароматом лицо тугим струям живительной, почти обжигающей кожу воды, и наконец, расслаблено выдохнула.

Счастье есть. Даже без ароматной пены, без любимого цветочного мыла и без махровых простыней, греющихся на тёплых сушилках. Есть, несмотря ни на что и вопреки всему, оно струится по телу горячей водой, взбивается в тугую мыльную пену на мочалке и…