Недетские игры

Клиф явился на удивление быстро. И, судя по звукам, доносившимся из коридора, его заслуги в этом не было. Их невыносимость принесли в переговорную на руках. Я мысленно погладила себя по головке за хороший каламбур и обратилась в слух.

– Клифик, мальчик мой, – слишком ласково проговорил Цезарь, забыв о том, что третий соправитель старше его лет на сто или даже двести: точный возраст старика скрывали все учебники по истории и энциклопедии, а я искала очень усердно, – правда ли то, что мне рассказали сегодня?

Не понаслышке зная о степени скверности характера моего брата, Клиф молчал. Молчал, и, если верить бледности, залившей его всегда омерзительно-розовые щёки, вспоминал, успел ли он оставить завещание, и точно ли указал там, кому выносить какашки за его любимым мопсиком.

– Кло? – Сашка посмотрел на вмиг постаревшую королеву. Не то что она была слишком молода до этого, но точно моложе Клифа. – Что ты мне тут только что мямлила о Диких землях?

Её величество громко всхлипнула, а его невыносимость безмолвно зашевелил губами, молясь древним богам… И в этот момент я действительно за него испугалась. Нет, Клиф, несомненно, был липким занудой, меня трясло от отвращения, когда он прикасался к моей руке своими всегда потными ладонями и склонялся над запястьем для влажного поцелуя. Но это не означало, что я желала бедолаге смерти. Ну, не более трех-четырех раз, точно. И то не всерьёз, а так, гипотетически и в минуты обострения моей извечной мизантропии.

Сейчас же Сашка зацепился мрачным взглядом за старческие губы, безмолвно шепчущие древние слова.

– Скажи, что мне показалось, Клиф… – попросил Цезарь и в притворном недоумении развёл руками. – Ты что же, сейчас… молишься?

– …на чёрных крыльях свободы… – уже не скрываясь, торопливо произнёс третий соправитель, поднимая правую руку, чтобы закрыть лицо от удара. – Сквозь время летящие птицы…

И в следующий момент я испугалась, потому что мир вдруг стал красного цвета. Я отшатнулась от глазка и зажала рот руками, чтобы не заорать, когда до меня дошло, что это в переговорной на стены брызнула кровь.

– Никогда. При мне. Никто. Не смеет. Вспоминать. Проклятых. Тварей, – раздавалось с той стороны стены. И за каждым словом следовал отвратительный чавкающий звук.

Не знаю, сколько это продолжалось, по-моему, бесконечно долго. Я стояла зажмурившись, зажав уши руками, и всё равно до меня долетало свистящее бешеное дыхание Цезаря. Когда, наконец, наступила тишина, я не решилась открыть глаза, но руки опустила, на слух пытаясь определить, что происходит в переговорной.

– Уберись тут, Кло, – велел Сашка спокойным голосом, словно и не было ничего.

– Да, я распоряжусь… – пролепетала королева и, наверное, вздрогнула, я не видела, я с закрытыми глазами стояла, но я, например, вздрогнула, когда её жалкое бормотание было прервано решительным окриком:

– Я приказал тебе убраться, а не позвать слуг. Будет тебе наука на будущее… Как всё вымоешь, пришли ко мне своего сына.

В переговорной что-то грохнуло, и я подумала, что это, видимо, её величество бухнулось на колени.

– Цезарь, прошу тебя… – взмолилась королева.

– Пришли, – спокойно повторил Сашка. – Будем нового соправителя в курс дел вводить.

Я подождала, пока в коридоре утихнут шаги, пока женщина за стеной перестанет рыдать, а после этого осторожно выскользнула из своего укрытия и опрометью бросилась в башню. В такие дни Сашка грустит, а значит, придет мириться. За жалостью и любовью, как он это называет.

Что же касается меня, то я не знала, как я смогу после всего увиденного гладить его по голове и где найду слова утешения. Наш брат – чудовище, а Тень – единственное существо в мире, которое этого ещё не понимает.

Цезарь пришёл ближе к полуночи, когда Тоська уже лежала в кровати, ожидая вечерней сказки, присел на диван рядом со мной и, приобняв, прошептал:

– Прости меня, Осенька.

Я дёрнула плечом, сбрасывая его руку. Не потому, что всё ещё держала на него зло за то, что он обозвал меня дурой. Просто так бы я повела себя вчера, до того как увидела своими глазами, на что он способен.

– Я же знаю, что ты умничка, – откровенно подлизывался Сашка. – Самая талантливая, самая красивая…

– А я? – послышалось с кровати. – Я тоже самая?

– А ты ещё лучше, – улыбнулся Цезарь, я же с неприязнью заметила, что у него совершенно холодные, вымораживающие душу до дна глаза.

– Простишь? – под этим взглядом сердце испуганно трепыхнулось в груди и рухнуло в пятки.

– Конечно, прощу… – прохрипела я. – Куда ж я денусь…

Цезарь ещё раз улыбнулся, на этот раз уже мне, и быстро чмокнул в лоб.

– Ну, вот и славно, Лялечка! Ты же знаешь, не могу уснуть, если мы поругались…

– Знаю, – прошептала я, стараясь не отводить взгляда от его лица и не вспоминать о том, что он сделал с Клифом.

Спросить или не спросить, зачем он ходил в переговорную? Я вчерашняя задала бы этот вопрос? Не выдам ли я сегодняшняя себя неуместной дрожью в голосе? Не то чтобы я верила в то, что он ответит… но не заподозрит ли он неладное, если я не спрошу?

– Саш… – неуверенно произнесла я, а он замкнул мои губы невидимым замочком и искренне пожаловался:

– Давай не сегодня… Я так устал…

Я думаю. Забить человека до смерти – это ж сколько усилий надо потратить.

Выдавила из себя замученную улыбку, словно мантру твердя про себя один из последних уроков по искусству лжи.

– Конечно, я понимаю.

Цезарь обернулся к Тоське и похлопал себя по коленке:

– Иди ко мне, сладкая, – позвал он мою Тень. – Я тебя тоже пожалею, а потом ты меня проводишь, оки?

– Оки! – она захлопала в ладоши и опрометью кинулась в объятия. Моя счастливая, глупая Тень.

– Саша, – попыталась возмутиться я. – Мы еще сказку не читали…

– Не читали? – он закусил губу, скользнув по мне странным задумчивым взглядом. – Ну, и ладно… Оставлю её у себя на ночь… Сладкая, хочешь, сегодня я прочитаю тебе сказочку перед сном?

– Про пони? – синие глаза восторженно загорелись, а я поклялась себе потренироваться у зеркала, чтобы никогда такая улыбка не появлялась на моем лице, потому что со стороны безмозглая я смотрелась совершенно омерзительно.

– Ну, как хотите… – я притворно зевнула и демонстративно зацепилась взглядом за часы.

– Тогда не будем тебе мешать, – заторопился Цезарь и, обняв Тень за талию, повёл её к выходу.

Когда они ушли, я ещё с минуту сидела на месте, думая о том, что же не так. А потом поняла: щелчка запирающего устройства не было, а это значит, что…

Я вскочила на ноги, руками пытаясь удержать сердце в груди.

…это значит, что сегодня ночью в спальне не будет бесхитростной Тоськи, которая обязательно бы меня заложила, уйди я из башни. Откровенно говоря, это была далеко не первая её ночевка у брата, но никогда раньше Цезарь не забывал запереть дверь…

Сегодня ночью я впервые за двенадцать лет выйду в город без сопровождения.

Голова закружилась от счастья, а во рту сам по себе вдруг появился терпкий марципановый вкус. Сашка держал нас на строжайшей диете, лично взвешивая обеих раз в неделю и ревностно следя за тем, чтобы ни капли сладкого не попало в наше меню.

Сегодня ночью я устрою вылазку в город.

Несколько секунд я потратила на то, чтобы извлечь из шкафа старый костюм для занятий борьбой. Не знаю, почему Сашка однажды запретил мне посещать спортзал, тем более, не представляю, как у меня хватило смелости спрятать от него одну из форм, но сейчас я этой своей нечаянной смелости была страшно рада. Не в моих платьях появляться в городе. А носить брюки Цезарь нам запретил ещё лет десять назад.

Эластичный костюм ласково прильнул к обнажённому телу, и я не удержалась от того, чтобы огладить синтетические бока руками. Посмотрела на свое бледное от вечного сидения в четырёх стенах отражение и вдруг совершенно нелогично задумалась о том, красивая ли я. Сложно думать о своей внешности и о том, как её воспринимают окружающие люди, когда у тебя есть сестра, словно копирка повторяющая каждую родинку на твоём теле, каждую выпуклость, причёску, манеру наносить макияж… И лишь пустота в таких же, словно в зеркальном отражении, синих глазах, безжалостно констатировала, что картинка не соответствует содержанию.