Недетские игры

– Это подарок? – спросил Данила удивлённо, примеряя шапочку, которая, к слову, ему очень шла.

– Вообще-то не совсем, – честно призналась я. – То есть, да. Подарок, конечно, но ты в обмен должен всем рассказать о том, что я с радостью работаю за натуру.

Котик отвернулся к большому зеркалу. Наш разговор состоялся на первом этаже Института, возле закрытого ещё в позапрошлом веке гардероба.

– За натуру? – парень круговым движением стёр со стекла пыль и поймал в отражении мой взгляд. – Зачем тебе это?

Я пожала плечами, не собираясь рассказывать о своих сложных взаимоотношениях с Книгой лиц.

– Не знаю о твоей старой Книге, но эту ты удачно начала, – Данила повернулся ко мне и улыбнулся неожиданно мягко.

– Считай это моей прихотью, – предложила я.

– С огромным удовольствием!

Внезапно оказалось, что Котик стоит как-то уж слишком близко, что его пальцы сжались на моих запястьях и несмело их поглаживают. А сам парень наклоняется к моему лицу, замирает, словно в раздумьях, в миллиметре от моих губ, а затем выдыхает протяжно и с сожалением тихим шёпотом прямо в огнём загоревшееся ухо:

– У хорошеньких девушек всегда такие очаровательные прихоти…

Я отшатнулась от него, раздосадованная на свою заторможенную реакцию и изумлённая внезапным поворотом событий.

– Дань, – заглянула парню в глаза, пытаясь вложить в свои слова как можно больше уверенности и искренности. – Это просто шапочка. Я ничего такого не хотела. Не думала… Чёрт!

Он широко улыбнулся и на коротенькое мгновение стал похож почему-то на Севера, хотя между этими двумя вообще ничего общего не было.

– Просто у тебя, должно быть, много друзей, – продолжила убеждать я, дрогнув на «должно быть». Потому что в этом месте смело можно было говорить «я точно знаю», потому что я проверяла.

– И я подумала, что ты сможешь сделать мне хорошую рекламу…

– О, да. Это я смогу, – Котик кивнул, подхватывая меня под руку и всё с тем же выражением на лице.

Не скажу, что его интерес был неприятен. Не был. Данила симпатичный парень и… И, в конце концов, все мои воспоминания об интересе такого рода, который кто-либо когда-либо проявлял в мой адрес, ограничивались взглядами покойного Могилевского. И этот опыт сложно было назвать приятным…

Но, проклятье, как-то это всё не вовремя.

Возможно, я смалодушничала, не расставив в наших отношениях все знаки препинания сразу. Определённо, надо было сразу отрезвить Данилу решительным «нет», но, чёрт, это было действительно лестно: ловить на себе задумчивые взгляды, заставлять чужие глаза загораться огнём и, что уж врать, наверное, я всему этому потакала, позволяя себе наслаждаться этими совершенно незаслуженными жаркими взорами, заранее зная, что дальше их я зайти не позволю.

Всё надо было прекратить, например, в среду, когда Котик, протягивая мне снятую с верхней полки книгу, задержал мои ладони в своих руках. Надо было не сбегать, когда он открыл рот для того, чтобы что-то – ох! Я уже тогда знала, что именно – сказать, а выслушать и ответить. И прекратить это всё.

Хотя бы в четверг, раз уж во вторник и среду я не смогла найти в себе сил.

Я же, вместо того, чтобы задуматься, к чему может привести такое моё безалаберное поведение, активно изучала жизнь в Корпусе, училась и вязала всё своё свободное время.

К утру пятницы серое пончо с тонкими чёрными вставками было готово. Лёшка сказала, что оно офигенное, Данила же в своей характеристике был более конкретен:

– Тепло, функционально – сама поймёшь во время первой же ночёвки в поле. А главное, унисекс. Мне нравится, – посмотрел на меня одним из тех самых своих горячих взглядов и добавил:

– Очень-очень нравится, – ловко перехватил мою руку и прижался к ней губами. – Оль, ты же видишь…

Нет. Нет-нет-нет! Ничего не вижу и видеть не хочу. Пожалуйста, Данька, давай оставим всё, как есть!..

– …видишь, что я с ума от тебя схожу…

– Дань…

– Нет, подожди, не перебивай. Я готовился. Я думал. Много. С самого понедельника, когда ты попросила помочь тебе с химией… Ёлка, блин, ты совсем не умеешь врать!

Я вдруг почувствовала себя актёром в незнакомой пьесе, когда рампы зажжены, занавес поднят, полный зал зрителей не сводит с тебя ожидающих действия глаз, а ты просто не понимаешь, что происходит.

– Э-э-э…

– И это до чертиков приятно! – продолжил Данила, прожигая меня счастливым взглядом. – А потом шапочка эта…

– Даня! – я зажмурилась и застонала. – Я же объясняла!

– Да-да, я помню, я же сразу тебе сказал, что я всё-всё понял! – его слегка глуповатая улыбка говорила о том, что ни черта он не понял, а если и понял, то совсем не то, что я хотела сказать, а следующие его слова только убедили меня в моем мнении. – И про химию, которая тебе якобы не нужна, и про рекламу, и про натуру… Олька, ты такая выдумщица!

Давно, когда Тоська ещё была Тоськой, а не моей Тенью, до Башни Одиночества и даже до Цезаря, потому что Цезарь тогда ещё не был Цезарем, но уже всё говорило о том, что он им станет, во время одного из очередных переходов Сашка оставил нас в какой-то усадьбе. Не знаю, кто с нами там был, далеко ли был Цезарь, где мы были, была ли там охрана – была, конечно, просто я не помню – вообще ничего не помню, кроме одной светлой комнаты с окнами до пола. Там были горы игрушек, и мы играли там целыми днями, а потом с нашей нянькой случилась странная штука: она вдруг застыла посреди комнаты столбом, выпучив глаза и, кажется, даже не дыша. И стояла так до тех пор, пока на наш голодный, захлёбывающийся горем крик, не явился мужик в резиновых сапогах и косматой бороде. Он всплеснул руками и хмуро констатировал:

– Ах, ты ж, мать твою за ногу, вместе с твоей кататонией.

Да, примерно так я себя и почувствовала: беспомощной, замершей в пространстве и времени. И обязательно с выпученными глазами.

Я выдумщица? И я уже не говорю о том, что я – кто угодно, но не Олька… Я?

Данила притянул меня к себе за руку и ласково прижался губами к моей щеке.

– Не понимаю, почему ты смущаешься и, если честно, это твоё право. Ты от того только более очаровательной становишься… В общем, я всё сделал сам.

– Сам? – мой псевдокататонический приступ, слава Цезарю, действительно был только псевдо. – О чём ты говоришь?

– О разрешении, конечно!

Данька полез в карман за сложенным вчетверо листом бумаги, на который я после только что произнесённой речи вообще не обратила внимания.

А зря, видимо, потому что Котик сделал захват без предупреждения, не больно заломив мне руку за спину и притянув к себе вплотную для поцелуя. Правда, стоит отдать должное моей тупости, о том, что именно для поцелуя, я поняла, только когда он попытался прижаться своим ртом к моим губам. Честное слово, я сработала на инстинктах. И моим инстинктам, очевидно, показалось недостаточным просто оттолкнуть парня. Мои инстинкты решили, что самое лучшее, что они могут сделать в этой ситуации – это засветить со всей дури в глаз.

– Уй! – Данила шарахнулся от меня в сторону. – Ты с ума сошла?

Во мне немедленно подняла голову недремлющая совесть.

– Ты мне глаз подбила! – не знаю, чего в его голосе было больше: удивления или обиды. Он недоверчиво смотрел на мои руки и, по-моему, не мог поверить в то, что они способны нанести удар такой силы.

– Сумасшедшая, – проворчал Котик, прикладывая к глазу золотой пэп, и я уже совсем было собралась просить у него прощения. – Я же всё по правилам… даже заявление Мастеру написал…

Следующие пятнадцать минут стали одними из самых ужасных в моей жизни.

Новость первая. Я узнала о том, что в Книгу надо заглядывать всё-таки чаще, чем раз в неделю. Потому что ещё вчера вечером Котик разместил на своих страницах сообщение о том, что я согласилась стать его девушкой.

– Но я же не соглашалась! – возмутилась я.

– Кто думал, что ты можешь отказаться, а? – раздражённо выпалил Данила, отнимая от глаза совершенно не помогающий золотой.