Между Мирами

Обилие картин, лепнина и скульптуры на постаментах не пестрили, но были расставлены и развешены так, чтобы сделать пространство более емким и полным. Высота потолка была поистине головокружительной.

А над ним наверняка была обсерватория. Я запрокинул голову, рассматривая все вокруг. Высокие окна, аккуратно окрашенные стены, но при этом – ни души.

Стоило ожидать, что наше появление не останется незамеченным и поднимется какая-нибудь суета, придется прятаться, скрываться, тайком добираться до профессора. Но нет, все было в полном порядке.

– Почему я? – терпеливо повторила девушка.

– Потому что, если я появлюсь перед профессором, его удар хватит. Он не знает, что я здесь. И не ожидает меня увидеть. А тебя, даже если не видел в последнюю неделю на своих занятиях… Так, стоп. Сейчас ведь август!

– И что? – удивленно спросила Анна. – Что с того?

– Но ведь летом, в июле и августе никто не учится.

– У вас, но не здесь, – она вздохнула. – Пошли к профессору.

Я с трудом оторвался от потрясающего вида и, продолжая вертеть головой так, что аж шея заболела, побрел за принцессой.

– У нас каникулы на Рождество, Пасхальные, сентябрьские. Все они по три недели и этого достаточно для отдыха.

– А как же летняя практика? Подработка? – не унимался я, никак не понимая, откуда такая разница. Девушка остановилась:

– Не заставляй меня думать, что в той шутке была слишком большая доля правды, – строго ответила она, так что у меня брови поползли вверх. – Для меня это звучит дико. Подработка? Заставлять студентов работать во время учебы? Это ужасно!

– Я… а, ладно, – я махнул рукой. – Это я всегда могу обсудить с профессором.

– Так может, поговоришь с ним сам? – девушка обернулась на меня и улыбнулась, как мне показалось, лукаво. По спине пробежали знакомые мурашки, будто я шел к той самой девушке. Но оцепенение быстро прошло:

– Нет-нет, давай уж лучше ты.

Мы еще немного прошлись по первому этажу, минуя кафедру «естественных наук» под руководством Меньшикова И.А, а также «прикладной математики» Уздцова М. В. Впереди послышались негромкие голоса из приоткрытой двери.

На табличке красовалась фамилия некоего Храповицкого Р.О, а вот голос из кабинета явно принадлежал самому Подбельскому. Немного нетрезвый, веселый и громкий, он вещал что-то о теории власти и явно спорил с кем-то.

Как только Анна постучала в дверь, голоса затихли. Сперва в проеме, после звука уверенных шагов, показалась седая голова в пенсне. Горбатый нос, высокий лоб и зачесанные назад волосы.

– Здравствуйте, Роберт Осипович, – ничуть не смущаясь запаха перегара, которым Храповицкий разил за километр. – Я бы хотела увидеть Григория Авдеевича.

Как бедная девушка держалась, я и представить себе не мог. Но она прекрасно отыграла свою роль. Или же она играла ее со мной, притворяясь строгой и неприступной?

Седая голова молча скрылась в проеме, Анна помахала ладонью перед лицом, а потом, повернувшись ко мне, скорчила забавную рожицу. Я понимающе закивал.

И вдруг понял, что если Подбельский выйдет в коридор, то он сразу же меня заметит. Я спрятался за статую девушки с книгой, что стояла рядом, и как раз вовремя. Из кабинета, пошатываясь, вышел профессор.

– Аннушка! – воскликнул он. – Что вы здесь делаете в столь поздний час? Почему вы не у себя?

– Я все думала над одним вопросом, Григорий Авдеевич, – Анна стартовала как-то слишком издалека. – И решила, что его стоит обсудить с вами.

– Какой вопрос, что вы? – удивился профессор, вытащил платок из кармана и принялся долго и усердно вытирать им рот. – Вас же несколько дней не было на занятиях!

Вот мы и прокололись. Сходу. С первого же действия моего плана. Но девушку было не так-то легко смутить.

– В том и дело, что он беспокоит меня довольно давно, – практически сразу же ответила она и тут же посмотрела на статую, за которой я спрятался.

– Так и в чем же он заключается? – профессор почти не убирал платка ото рта и поэтому я едва мог разобрать, что он говорил.

– Понимаете, мы обсуждали много различных теорий на наших занятиях, но ведь многие из них так и остаются теориями? – она медленно направилась в мою сторону и я понял, что деваться мне некуда.

– Так всегда, знаете. Нельзя реализовать все теории сразу. Надо сосредоточиться на чем-то одном, – пустившись в объяснения, профессор последовал за Анной. – Понимаете ли, все хотят создать что-то глобальное, большое и вечное. А на реализацию ведь и жизни не хватит!

Постепенно я начал терять суть его объяснений. Он говорил не сбивчиво, четко и громко, но за высокопарными эпитетами постепенно таял смысл его ответа. К тому же они медленно приближались ко мне. И тут уже было не до его слов.

Подбельский иногда останавливался, но девушка, сделав шаг в сторону, снова увлекала его за собой. И он постоянно смотрел как раз в ту сторону, где стоял я – убежать я не мог.

В какой-то момент, когда они миновали статую, Анна загородила меня собой от профессора и я с облегчением вздохнул. Мне никак не хотелось неожиданных реакций от старика на мое появление.

– Профессор, на самом деле, вопросов у нас куда больше, – вдруг произнесла принцесса.

– У нас? – нахмурился Подбельский и прокашлялся, снова спрятавшись за платком. – У кого, у вас?

– У нас, – повторила Анна и отошла в сторону, открыв меня профессору.

– Здрасьте, Григорь Авдеич, – ляпнул я, сделав шаг вперед.

– Снова вы! – воскликнул старик, судорожно прижал платок ко рту и рухнул навзничь.

Глава 19. Племянничек

– И что ты сделала? – я сложил руки на груди, чуть наклонившись над стариком.

По его хриплому дыханию было понятно, что он просто рухнул без сознания. На грохот тут же выскочили, покачиваясь, его коллеги.

– О боже! – воскликнул Храповицкий, поправляя очки. – Что тут происходит?

– Григорий Авдеевич переволновался, похоже, – невинно ответила Анна. – Помогите занести его в кабинет.

– Да-да, конечно же.

Я присоединился к двум таким же старым, как и сам Подбельский, профессорам, и мы втроем внесли его в кабинет, где уложили на черный диван, обтянутый блестящей кожей.

– Сейчас мы приведем его в чувство, – Роберт Осипович деловито схватил со стола, обильно уставленного закусками, бутылку с прозрачной жидкостью, обмакнул в нее палец и потер под носом у Подбельского.

Профессор недовольно заворчал и, скрипя диванной обивкой, повернулся к спинке, почесывая нос.

– Думаю, что через пару минут он будет снова с нами.

– Что вы ему дали? – полюбопытствовал я, расположившись на расстоянии вытянутой руки от стола. Запах сырокопченой колбасы бил в нос, заставляя пустой желудок трепетать.

– Это водка, настоянная на травах. Семейный рецепт, между прочим, да! – Храповицкий нашел место между тарелками и поставил на стол бутыль. – Очень терпкая, бодрит и тонизирует, а еще ее можно использовать вместо нашатыря. Но безопаснее – не такое резкое пробуждение, – тут он снова подвинул пальцем повыше свое пенсне и внимательно уставился на меня. – А кто вы, собственно такой?

Я растерялся. Придумать какую-то легенду оказалось не так просто. Сходу и без запинки рассказать что-то? Но краем глаза я заметил, что Анна уже раскрыла рот и решил – лучше я сам скажу, пока не вышло что-нибудь похуже ситуации с Подбельским.

– Я племянник Григорь Авдеича, – выпалил я. – По линии его матери. Дальний. Недавно приехал в гости, – я продолжил тараторить уже машинально.

Храповицкий наморщил лоб и почесал затылок. Потом перевел взгляд на бутылку, налил себе треть граненого стакана и залпом выпил. Последовала благородная отрыжка, после чего заведующий кафедрой истории подцепил трехзубой вилкой тонкий овал колбасы, понюхал и тут же отправил в рот.

Тишину кабинета нарушал только храп Подбельского и шумная работа челюстей его коллеги. Третий профессор в то же время сидел за столом, едва не касаясь носом своей тарелки. Мне казалось, что он тоже задремал.